Кинотексты
Молодые авторы о кино
ЕКАТЕРИНА УВАРОВА | 17 АПРЕЛЯ 2024
ПЕС-ПРИЗРАК. ПУТЬ САМУРАЯ: ПУСТОТА — ЭТО ТОЖЕ ФОРМА
«Жизнь лишена сюжета»
ПЕС-ПРИЗРАК. ПУТЬ САМУРАЯ: ПУСТОТА — ЭТО ТОЖЕ ФОРМА
ЕКАТЕРИНА УВАРОВА | 17.04.2024
«Жизнь лишена сюжета»
ПЕС-ПРИЗРАК. ПУТЬ САМУРАЯ: ПУСТОТА — ЭТО ТОЖЕ ФОРМА
ЕКАТЕРИНА УВАРОВА | 17.04.2024
«Жизнь лишена сюжета»
НАШИ СОЦСЕТИ
Крыша, клетки голубей, на заднем плане — город в огнях и какой-то человек. Он пристроился здесь, на этой крыше, с книгой. Вокруг грязный шифер и отсутствие каких-либо звуков. «Пустота — это тоже форма». Герой гладит голубей и читает «Хагакурэ». Но совсем скоро мы узнаем, что перед нами киллер, наемный убийца. И в этом нет ничего страшного.
Кто-то говорит, что «Пес-призрак: Путь самурая» — самое удобоваримое кино Джима Джармуша, кто-то считает, что самое коммерческое. На самом деле, Джармуш высмеивает голливудскую манеру конца девяностых (фильм вышел в 1999 году) снимать гангстерское кино, но в каком-то смысле угадывает моду на японские мотивы. В 2003 году выходит «Убить Билла« Квентина Тарантино. Но, в отличие от Тарантино, Джармуш никогда не снимал свои картины под присмотром студии. Он был режиссером-аутсайдером, который ко всему прочему не любил даже само понятие «независимое кино»:
Кто-то говорит, что «Пес-призрак: Путь самурая» — самое удобоваримое кино Джима Джармуша, кто-то считает, что самое коммерческое. На самом деле, Джармуш высмеивает голливудскую манеру конца девяностых (фильм вышел в 1999 году) снимать гангстерское кино, но в каком-то смысле угадывает моду на японские мотивы. В 2003 году выходит «Убить Билла« Квентина Тарантино. Но, в отличие от Тарантино, Джармуш никогда не снимал свои картины под присмотром студии. Он был режиссером-аутсайдером, который ко всему прочему не любил даже само понятие «независимое кино»:
Независимое кино… Меня уже тошнит от этих слов. Я готов застрелиться, когда слышу «артхаусный». Эти слова теперь становятся ярлыками, которые наклеиваются на продукты для выгодной продажи. Я создаю свои фильмы вручную. Я их не полирую, поэтому кажется, будто они собраны в гараже. В каком-то смысле режиссура напоминает работу ремесленника.
Выходит, что он просто снимал кино про самого себя. И исследовал жизнь так же глубоко и подробно, как это происходит в японской культуре. Возможно, поэтому он прививает Псу-призраку любовь к японской литературе так, что тот всегда держит за пазухой трактат «Хагакурэ». «"Хагакурэ" — это не интроспективная мораль», — писал Юкио Мисима, поклонник этой поэзии войны. В 1970 году после провалившейся попытки мятежа на военной базе, последовав традициям, он совершил ритуал, а, точнее, прокричал «да здравствует император!» и ушел из жизни, как подобает самураю. А после совершенного ритуала один из его сторонников отрубил ему голову. Но мы помним: «Даже с отрубленной головой самурай способен на еще одно решающее действие».
Герой картины так же очарован самурайскими заповедями, как и Мисима. Джармуш акцентирует на этом внимание. Позволяя нам прочесть их, он создает специальные интертитры. Этот прием придает словам особую важность, пророческую точность, как, впрочем, происходит и с мультфильмами, которые просматривают жертвы Пса-призрака. Именно в этих анимациях мы находим отсылки к тому, что будет происходить дальше, то есть они тоже становятся своего рода пророчеством, предсказанием, которого не замечают именно те, кому оно адресовано. Мы видим собаку из мультика в ванной, а через несколько минут — одного господина в уборной. Он смотрит в зеркало, танцует. Еще мгновение, и его кровь зальет всю белоснежную раковину. Странное совпадение? Эти сюжетные параллели не больше, чем игра. Они не дают фильму превратиться в сплошную меланхолию, бессвязную историю и медлительное путешествие.
Герой картины так же очарован самурайскими заповедями, как и Мисима. Джармуш акцентирует на этом внимание. Позволяя нам прочесть их, он создает специальные интертитры. Этот прием придает словам особую важность, пророческую точность, как, впрочем, происходит и с мультфильмами, которые просматривают жертвы Пса-призрака. Именно в этих анимациях мы находим отсылки к тому, что будет происходить дальше, то есть они тоже становятся своего рода пророчеством, предсказанием, которого не замечают именно те, кому оно адресовано. Мы видим собаку из мультика в ванной, а через несколько минут — одного господина в уборной. Он смотрит в зеркало, танцует. Еще мгновение, и его кровь зальет всю белоснежную раковину. Странное совпадение? Эти сюжетные параллели не больше, чем игра. Они не дают фильму превратиться в сплошную меланхолию, бессвязную историю и медлительное путешествие.
«Жизнь лишена сюжета», — заявляет [1] Джим Джармуш в одном из интервью. Эта мысль красной нитью проносится через все его картины. Режиссер воспевает, даже в каком-то смысле возносит обыденность и рутину. Это происходит практически в каждой его истории. В фильме «Ночь на Земле» (1991) перед нами обычные отрывки из жизни таксистов и их пассажиров, в черно-белом «Мертвеце» (1995) главный герой не храбрец-спасатель, а унылый бухгалтер. В одиннадцати новеллах картины «Кофе и сигареты» (2003) — досужие мысли, бесконечное количество выпитого и выкуренного. Джармуш воспевает обычную жизнь, лишенную смысла, который все так неистово ищут. А он не ищет — просто подсматривает за людьми. Искусство настоящего момента, жизни, как говорится, «здесь и сейчас». И это он, кажется, тоже позаимствовал у самураев.
«Если к вам вообще не прикасаются, речь — самая тесная связь, которую вообще можно установить с другим человеком». Эта фраза из романа Оливии Лэнг «Одинокий город» особенно отзывается, становится понятной, когда мы наблюдаем за жизнью Пса-призрака. Это герой-одиночка. Он обменивается книгами с девочкой в парке: «Только пообещай, когда прочитаешь, то придешь и расскажешь мне, что о ней думаешь». Он отдает ей «Ворота Расёмон» Акутагавы, ту самую книгу, которую в начале он получает при самых странных обстоятельствах. «"Расёмон" — это одна история, но все видят ее по-разному».
Кроме Перлин, девочки в парке, у него есть лучший друг, продавец мороженого, с ним он тоже поддерживает связь, хоть и ни черта не понимает из его французской речи. Джармуш рассказывает истории из жизни не то чтобы маленьких людей, нет. Это истории о нас всех — потерянных и блуждающих. Об аутсайдерах. Этой любовью к однообразию он чем-то напоминает Вима Вендерса, у которого работал ассистентом. На пленку, подаренную Вендерсом, Джармуш даже снимет одну из своих картин.
«Если к вам вообще не прикасаются, речь — самая тесная связь, которую вообще можно установить с другим человеком». Эта фраза из романа Оливии Лэнг «Одинокий город» особенно отзывается, становится понятной, когда мы наблюдаем за жизнью Пса-призрака. Это герой-одиночка. Он обменивается книгами с девочкой в парке: «Только пообещай, когда прочитаешь, то придешь и расскажешь мне, что о ней думаешь». Он отдает ей «Ворота Расёмон» Акутагавы, ту самую книгу, которую в начале он получает при самых странных обстоятельствах. «"Расёмон" — это одна история, но все видят ее по-разному».
Кроме Перлин, девочки в парке, у него есть лучший друг, продавец мороженого, с ним он тоже поддерживает связь, хоть и ни черта не понимает из его французской речи. Джармуш рассказывает истории из жизни не то чтобы маленьких людей, нет. Это истории о нас всех — потерянных и блуждающих. Об аутсайдерах. Этой любовью к однообразию он чем-то напоминает Вима Вендерса, у которого работал ассистентом. На пленку, подаренную Вендерсом, Джармуш даже снимет одну из своих картин.
Длинные и пустые кадры будут напоминать нам его учителя. Но Джармуш делает это не специально. В своем эссе Jim Jarmusch, cool критик Сергей Добротворский отмечает, что Джармуш, скорее, не умел монтировать или ему было слишком лень, поэтому он делал кадры такими продолжительными.
Своеобразные последовательность и однообразие, которыми явно упиваются и герой, и режиссер, а потом начинаем восхищаться и мы, напоминают еще одного наемного убийцу в исполнении Майкла Фассбендера в недавно вышедшем фильме Дэвида Финчера. Тоже свои правила и будто маниакальное желание достичь цели.
Так вот, речь, о которой говорит Лэнг в приведенном выше отрывке, — действительно то, что сближает всех героев фильмов Джармуша. Именно разговоры — бессмысленные, пустые, абстрактные. Момент, когда нам позволяют рассмотреть героя, понять его, ведь для аутсайдерства характерны отстраненность и закрытость, граничащие иногда с загадочностью, а иногда с неприязнью. Именно когда герой говорит, он вдруг перестает быть одиноким, перестает быть аутсайдером. Так он понимает, что его слышат [2]:
Своеобразные последовательность и однообразие, которыми явно упиваются и герой, и режиссер, а потом начинаем восхищаться и мы, напоминают еще одного наемного убийцу в исполнении Майкла Фассбендера в недавно вышедшем фильме Дэвида Финчера. Тоже свои правила и будто маниакальное желание достичь цели.
Так вот, речь, о которой говорит Лэнг в приведенном выше отрывке, — действительно то, что сближает всех героев фильмов Джармуша. Именно разговоры — бессмысленные, пустые, абстрактные. Момент, когда нам позволяют рассмотреть героя, понять его, ведь для аутсайдерства характерны отстраненность и закрытость, граничащие иногда с загадочностью, а иногда с неприязнью. Именно когда герой говорит, он вдруг перестает быть одиноким, перестает быть аутсайдером. Так он понимает, что его слышат [2]:
Я хочу передать температуру, текстуру и атмосферу, которую можно вдохнуть, просто слушая песню продолжительностью три с половиной минуты.
Некоторые картины Джармуш снимает так, что мы верим в их нереальность, путешествие в какой-то гипнотический мир, мир Джармуша, где герои вроде бы и живые, но странные. И это не мир сна, не мир грез, а кропотливый мир, созданный не естественным ходом вещей, а руками, как телепорт или зеркало. При слове «зеркало» опять вспоминается Вендерс и его герои, которые постоянно вглядывались внутрь себя, всматривались, пытаясь что-то понять. Но здесь, у Джармуша, зеркало работает по совершенно другим правилам. Это путешествие — конкретное и законченное, как будто заточенное под определенную музыкальную композицию; которое длится до тех пор, пока звучит мелодия. И у этого путешествия есть своя логика (неслучайно же «Ворота Расёмона» возвращаются к своей владелице), свои визуальные приемы, которые подчеркивают не только вставки с самурайскими заповедями, но и монтажные переходы, наплывы с затемнениями, своя красота (чего только стоят контрастные кадры с белой раковиной и кровью; с мертвым белым голубем, черными ботинками и, опять же, кровью), свой смысл с отсылками к японской литературе и метафоре с медведем. Такие истории всегда завершаются, потому что мы должны помнить: «Конец важен во всем».
Редактор: Сергей Чацкий
Редактор: Сергей Чацкий
Понравился материал?
Поддержать «Кинотексты»
Любое Ваше пожертвование поможет развитию нашего независимого журнала.
См. предыдущий источник
