Кинотексты
Молодые авторы о кино
ЭРИК ИЛЬМУРАТОВ | 17 ДЕКАБРЯ 2020
ТАКСА: ВЕЗДЕСУЩНОСТЬ МЫШИНОЙ ВОЗНИ
Мультижанровая, протеистичная история апостола независимого кино, настоящего американского underdog-a и одного из немногих последователей Вуди Аллена Тодда Солондза
ТАКСА: ВЕЗДЕСУЩНОСТЬ МЫШИНОЙ ВОЗНИ
ЭРИК ИЛЬМУРАТОВ | 17.12.2020
Мультижанровая, протеистичная история апостола независимого кино, настоящего американского underdog-a и одного из немногих последователей Вуди Аллена Тодда Солондза
ТАКСА: ВЕЗДЕСУЩНОСТЬ МЫШИНОЙ ВОЗНИ
ЭРИК ИЛЬМУРАТОВ | 17.12.2020
Мультижанровая, протеистичная история апостола независимого кино, настоящего американского underdog-a и одного из немногих последователей Вуди Аллена Тодда Солондза
ПОДЕЛИТЬСЯ ТЕКСТОМ
Режиссер: Тодд Солондз
Страна: США
Год: 2015
В 2016 году на экраны вышел фильм апостола независимого кино, настоящего американского underdog-a и одного из немногих последователей Вуди Аллена Тодда Солондза. Мультижанровая, протеистичная история под названием «Такса» («Wiener dog»), которая — еще шажок — и свалится в бездну сюрреализма, но остается в зоне относительной, слегка контуженной нормальности. Трагикомедия о приключениях одной собаки поражает своим амбивалентным отношением к героям, мягкой иронией и чувством отчуждения. И хотя Солондза сбросили с парохода современности, его последняя режиссерская работа спустя почти пять лет кажется в своем роде этапным произведением, о котором нужно помнить. Хотя бы для того, чтобы учиться на чужих ошибках.
Вообще-то у таксы в английском языке есть несколько названий, и wiener-dog это фамильярное «собака-венская колбаска», напоминающее нам не только о заморском происхождении породы — Южная Германия — но и о смысловой близости всего съестного, бытового, уютного. Изначально охотничья порода предназначалась для ловли норных животных — за это немцы прозвали ее «барсучьим воином», однако она утратила боевые качества и в современности стала еще одной милой, слегка меланхоличной разновидностью лучшего друга человека.
Страна: США
Год: 2015
В 2016 году на экраны вышел фильм апостола независимого кино, настоящего американского underdog-a и одного из немногих последователей Вуди Аллена Тодда Солондза. Мультижанровая, протеистичная история под названием «Такса» («Wiener dog»), которая — еще шажок — и свалится в бездну сюрреализма, но остается в зоне относительной, слегка контуженной нормальности. Трагикомедия о приключениях одной собаки поражает своим амбивалентным отношением к героям, мягкой иронией и чувством отчуждения. И хотя Солондза сбросили с парохода современности, его последняя режиссерская работа спустя почти пять лет кажется в своем роде этапным произведением, о котором нужно помнить. Хотя бы для того, чтобы учиться на чужих ошибках.
Вообще-то у таксы в английском языке есть несколько названий, и wiener-dog это фамильярное «собака-венская колбаска», напоминающее нам не только о заморском происхождении породы — Южная Германия — но и о смысловой близости всего съестного, бытового, уютного. Изначально охотничья порода предназначалась для ловли норных животных — за это немцы прозвали ее «барсучьим воином», однако она утратила боевые качества и в современности стала еще одной милой, слегка меланхоличной разновидностью лучшего друга человека.
Первые хозяева и герои картины — без пяти минут фашисты, говорящие о том, что надо сломать волю животного и подчинить его себе. Они оставляют таксу в клетке и первым делом везут ее на стерилизацию. Богатые мещане в исполнении Трэйси Леттса и Жюли Дельпи больше заботятся о том, чтобы в доме не было лая и шерсти, на собаку им наплевать — лишь бы их сыну было с кем играться. Когда заболевшую Таксу (так и не получившую имени) отвозят к ветеринару, чтобы усыпить, мы наблюдаем пронзительный диалог матери с сыном о принятии смерти. Если мы все когда-нибудь канем в небытие, то это не так уж и страшно.
От усыпления несчастное животное спасает медсестра в исполнении Греты Гервиг. Появление этой актрисы и режиссерки в кадре весьма симптоматично — нам напоминают, что мы смотрим истинно американское инди, по духу близкое к Ноа Баумбаху и его мамблкор-компании. Имя героини тоже выбрано не случайно: ее зовут Dawn Wiener, то есть «Венская заря». И вот она уже словно Богоматерь укачивает у себя на руках воскресшую собаку, которую теперь зовут Дуди. Необъяснимые сюжетные повороты этой новеллы ведут героев в никуда. Бывший одноклассник предлагает Заре ехать куда глаза глядят, до тех пор, пока не кончится бензин. Спонтанное путешествие до соседнего штата оборачивается чередой знакомств и открытий, меняющих героев.
Затем Такса (вновь потерявшая имя и идентичность) оказывается у престарелого профессора сценарного мастерства (Дэнни ДеВито). Его реакция на несостоявшуюся карьеру и кризис позднего возраста до ужаса проста — прикрепить к таксе детонатор и взорвать ненавистную киношколу, где его никто не ценит и не понимает. Собака в последний раз меняет владельца, чтобы оказаться у слепой умирающей старушки и сменить имя на Рак. Такой здесь провокационный юмор. Даже смерть под колесами грузовика не отпускает Таксу из подлунного мира (и фильма Солондза), ведь из ее останков современный художник смастерит роботизированное чучело — чудовище Франкенштейна, вынужденное до конца времен развлекать посетителей арт-галереи.
От усыпления несчастное животное спасает медсестра в исполнении Греты Гервиг. Появление этой актрисы и режиссерки в кадре весьма симптоматично — нам напоминают, что мы смотрим истинно американское инди, по духу близкое к Ноа Баумбаху и его мамблкор-компании. Имя героини тоже выбрано не случайно: ее зовут Dawn Wiener, то есть «Венская заря». И вот она уже словно Богоматерь укачивает у себя на руках воскресшую собаку, которую теперь зовут Дуди. Необъяснимые сюжетные повороты этой новеллы ведут героев в никуда. Бывший одноклассник предлагает Заре ехать куда глаза глядят, до тех пор, пока не кончится бензин. Спонтанное путешествие до соседнего штата оборачивается чередой знакомств и открытий, меняющих героев.
Затем Такса (вновь потерявшая имя и идентичность) оказывается у престарелого профессора сценарного мастерства (Дэнни ДеВито). Его реакция на несостоявшуюся карьеру и кризис позднего возраста до ужаса проста — прикрепить к таксе детонатор и взорвать ненавистную киношколу, где его никто не ценит и не понимает. Собака в последний раз меняет владельца, чтобы оказаться у слепой умирающей старушки и сменить имя на Рак. Такой здесь провокационный юмор. Даже смерть под колесами грузовика не отпускает Таксу из подлунного мира (и фильма Солондза), ведь из ее останков современный художник смастерит роботизированное чучело — чудовище Франкенштейна, вынужденное до конца времен развлекать посетителей арт-галереи.
«Такса» это отличный материал для бытовых спекуляций из разряда «собака становится похожа на своего хозяина» и «собака это зеркало души». В данном случае — зеркало многоликой нации. Солондз явно замышлял снять портрет современной ему Америки и преуспел в этом не хуже Вима Вендерса («Париж, Техас») или Дэвида Линча («Синий бархат»), а во многом и совпадая с ними. Здесь также много людей разных профессий и статусов, дорог и пейзажей. Китчевый антракт демонстрирует таксу, идущую на фоне пустынь и прерий, гор и заснеженных долин. Играющее на фоне кантри не дает усомниться — This Is America. Страна покоренных вершин, прирученных лесов и дикой тоски. «Словно большой толстый слон тонет в море безысходности» — характеризует США один из членов мексиканского ансамбля, путешествующего автостопом. В «Таксе» нашлось место и для столпов новой американскости — комиксам, наркотикам, совриску и синефилии. При этом сам Солондз признавался, что кино любит скорее садо-мазохистской любовью, если любит вообще: в этой картине он агитирует против киношкол и стебется над претенциозной актрисой в исполнении Заши Мэмет.
Визуальная эстетика фильма тоже тяготеет к классическому национальному инди. Здесь преобладают мягкие пастельные тона, естественное освещение и минимум павильонных съемок. Разрешение 1,85:1 не служит для создания эффекта клаустрофобии, а напротив, погружает зрителя в уютную компактность, словно хорошее термобелье. Актерская игра занимает важное место в фильме и заслуживает пары слов. В интервью журналу «Сеанс» Солондз так описывает свой метод:
Я очень завишу от актеров. В конце концов, это их заслуга, что я кажусь лучшим писателем, чем я есть на самом деле. Я не даю им свободы, точнее я даю ее в том объеме, в каком в вашей стране ее дает Путин. То есть, возможность импровизировать у них, конечно, есть, но только пока мне это не надоест.
В этом угадывается тот мягкий тоталитаризм, который режиссер использует в работе. Он не дает свободы ни актерам, ни себе самому, ни своему фильму. Персонажи, как и их создатель, не умеют получать от жизни кайф, а сюжет не вырывается за рамки стандартных схем. Спрятавшись за ироничным релятивизмом, Солондз не может обрести голос. А тот, кто не обрел свой голос, миру искусства не очень-то и нужен.
Визуальная эстетика фильма тоже тяготеет к классическому национальному инди. Здесь преобладают мягкие пастельные тона, естественное освещение и минимум павильонных съемок. Разрешение 1,85:1 не служит для создания эффекта клаустрофобии, а напротив, погружает зрителя в уютную компактность, словно хорошее термобелье. Актерская игра занимает важное место в фильме и заслуживает пары слов. В интервью журналу «Сеанс» Солондз так описывает свой метод:
Я очень завишу от актеров. В конце концов, это их заслуга, что я кажусь лучшим писателем, чем я есть на самом деле. Я не даю им свободы, точнее я даю ее в том объеме, в каком в вашей стране ее дает Путин. То есть, возможность импровизировать у них, конечно, есть, но только пока мне это не надоест.
В этом угадывается тот мягкий тоталитаризм, который режиссер использует в работе. Он не дает свободы ни актерам, ни себе самому, ни своему фильму. Персонажи, как и их создатель, не умеют получать от жизни кайф, а сюжет не вырывается за рамки стандартных схем. Спрятавшись за ироничным релятивизмом, Солондз не может обрести голос. А тот, кто не обрел свой голос, миру искусства не очень-то и нужен.
Красной линией через все четыре новеллы идет смерть. Чуть не умерший от рака мальчик из первой части, потерявший отца наркоман из второй и умирающая от рака бабушка в четвертой. В третьей новелле происходит скорее фигуральная гибель амбиций и осознанности героя ДеВито. При этом духовная смерть каждого персонажа случилась давно — их жизни пусты и нелепы (мы уже видели этот декаданс в предыдущих фильмах Солондза). В одной из последних сцен «Таксы» умирающая женщина видит детские версии себя, которые не случились, потому что она лгала себе, жадничала или не умела любить. Стоило пораженной и плачущей женщине раствориться в экзистенциальном ужасе, таксу уже поминай как звали. Кочующая от хозяина к хозяину собака становится метафорой того, что любые эмоции: горе, восторг, тоска, гнев, надежда, — преходящи и эфемерны. Чувства живут с нами ровно столько, сколько потребуется. Стоит ненадолго отвернуться, и от них останется лишь мокрое пятно на асфальте.
Редактор: Лена Черезова
Редактор: Лена Черезова
Понравился материал?
ПОДЕЛИТЬСЯ ТЕКСТОМ
Поддержать «Кинотексты»
Любое Ваше пожертвование поможет развитию нашего независимого журнала.
