ЕКАТЕРИНА УВАРОВА | 16 МАЯ 2023

ОДНИМ ПРЕКРАСНЫМ УТРОМ: ПРОЗРАЧНОСТЬ ЖИЗНИ

Существование быстротечно, между всеми и каждым не разорвешься, а неизбежность не так уж и страшна

ОДНИМ ПРЕКРАСНЫМ УТРОМ: ПРОЗРАЧНОСТЬ ЖИЗНИ

ЕКАТЕРИНА УВАРОВА | 16.05.2023
Существование быстротечно, между всеми и каждым не разорвешься, а неизбежность не так уж и страшна
ОДНИМ ПРЕКРАСНЫМ УТРОМ: ПРОЗРАЧНОСТЬ ЖИЗНИ
ЕКАТЕРИНА УВАРОВА | 16.05.2023
Существование быстротечно, между всеми и каждым не разорвешься, а неизбежность не так уж и страшна
ПОДЕЛИТЬСЯ ТЕКСТОМ

— То есть ты не знаешь, что это?

— Нет.

— Он измеряет отношение массы к ионам. Модель не совсем мощная, но для нас идеальна. Сюда мы кладем образец, и он проводит анализ, а изображение образца выводится на экран. Однажды мы принесли образец микрометеорита, чтобы его досконально изучить.


Из фильма «Одним прекрасным утром»

Режиссер: Миа Хансен-Лёв
Страны: Франция, Великобритания, Германия
Год: 2022

Жаль, что не придумали механизма, чтобы досконально изучить отношения людей и человеческую жизнь в целом. О непонятном чудо-аппарате в своей лаборатории Сандре рассказывает Клеман — друг ее покойного мужа. Это происходит летом в Париже. Они стоят рядом, на ней полосатая футболка, за плечами рюкзак; на нем — голубая рубашка. Он еще не стал ее любовником, а нейродегенеративное заболевание ее отца, которое иначе можно назвать синдромом Бенсона, еще не прогрессирует. Это только начало истории.

Сандра (Леа Сейду) — мать-одиночка. Она работает переводчицей, воспитывает своенравную дочь Линн. «Одним прекрасным утром» — это часть ее жизни. Нам разрешается побыть в ней, понаблюдать за Сандрой и только за ней. Посмотреть, как она справляется с болезнью отца, романом с женатым человеком и этой, казалось бы, обычной жизнью. Остальные герои здесь второстепенны.
Картина Мии Хансен-Лёв впервые была представлена в мае прошлого года в Каннах. Эта история напоминает о других фильмах режиссера, которые, как признает сама Хансен-Лёв, чаще всего автобиографичны. «Эдем» — история ее брата-диджея, «Будущее» — история ее матери, а «Остров Бергмана» — своеобразный портрет ее самой. И если на первый взгляд они кажутся простыми и незатейливыми, то, на самом деле, представляют собой квест, который еще нужно суметь пройти.

Без конкретных деталей и резких сюжетных поворотов. Канва фильма проста: у матери-одиночки сложный период как в семье — общий план, так и в романе с женатым мужчиной — конфликт личного плана. Даже эти непростые ситуации не усложняют фильм. Хансен-Лёв создает эстетически красивую историю, позволяет остановить этот момент, зафиксироваться в нем и понять, что такое «здесь и сейчас».

Все время картины принадлежит только Сандре. Мы едим мороженое с ее дочкой, едем в автобусе, слушаем странную речь отца, разбираем книги, занимаемся переводами, ходим гулять в парк. Кино Хансен-Лёв называют «актерским», поскольку сама режиссер сначала освоила именно эту профессию. Поэтому большую часть фильма мы рассматриваем Лею Сейду — ее жесты, интонацию, мимику. Когда она плачет, прислонившись к холодному стеклу автобуса, когда улыбается, спорит или просто переходит узкую парижскую улицу. Короткая стрижка и французский фон в какой-то момент даже навевают воспоминания о Джин Сиберг. Но сделано ли это умышленно — мы не знаем.
Сандре не с кем поговорить о том, что происходит. Клеман — эпизодический персонаж — нужен здесь совсем не для бесед. Дочь слишком мала, а мать, которая 20 лет назад развелась с отцом Сандры, вовсе не готова долго выслушивать монолог концентрированной боли. Поэтому фильм не воспринимается, как нечто сложное и серьезное. В нем нет места для чего-то плохого, темного и горького. Клеман и Сандра несколько раз расстаются. Отцу становится все хуже и хуже. Но в этой реальности у нас нет права на истерики и слезы, на мучения. Они зарыты где-то глубоко внутри, и рассмотреть мы их можем только в глазах самой Сандры.

А у нас в этой реальности, которую так тщательно создает Хансен-Лёв, нет права на осуждение. Сандрой может оказаться любой из нас. Это я, ты, мы все, да кто угодно. И она справляется со своей жизнью так, как может. И это «как может» — наилучший исход событий. Оно оказывается самым верным решением из всех возможных. Сандра вступает в отношения со старым другом покойного мужа, у которого есть жена и сын. Она знает об этом. Это верное и неверное решение одновременно. Но мы не можем ее осудить. Почему? Потому что это — не суд, а мы — не палачи.

Картину можно было бы бесхитростно поделить на три части: взаимоотношения Сандры и ее отца, Сандры и Клемана, Сандры и Линн. Все три направления — это своеобразный комплекс чувств и эмоций героини, ее поступков, выводов. Они — содержание ее жизни. Эти отношения влияют на нее саму, каждый раз ставя перед невидимым выбором. Дело тут не только в морали и нравственности: вступать в связь с женатым мужчиной, сдать отца в специализированную клинику, уделять время ребенку. Все важно. Все однозначно. Но жизнь — самая необъяснимая штука, поэтому в ней практически нет ничего обычного, простого и понятного. И это кино — тому подтверждение. Американский философ, Джозеф Кэмпбелл, однажды сказал, что лучшие истории — не грустные и не веселые, а прозрачные. Прозрачные настолько, что, посмотрев сквозь них, люди смогут увидеть себя. И мы видим себя именно в такой картине, когда наблюдаем за трансформацией героя, за тем, как он ведет себя в трудных ситуациях, как он продолжает жить, а не просто существовать.
«Мост через Марну в Кретее» (1888), Поль Сезанн
Свет в фильме — солнечный и красивый. Такой же, как в «Острове Бергмана», когда герои Мии Васиковска и Андерса Даниелсена Лье катаются на велосипедах и плавают в море. Этот свет красив летом, когда Сандра гуляет с Линн в парке. Он прекрасен и холодной осенью, когда герои в шапках, пальто и шарфах решают покататься на лодке. Его оранжевые оттенки делают лица героев особенными и запоминающимися, как когда рассматриваешь картины Сезанна и пытаешься зафиксировать каждый штрих кисти и оттенок краски.

Но этот свет — всего лишь свет, всего лишь кинематографический прием. В нем нет метафоры и надежды на что-либо. Хансен-Лёв на самом деле изображает трагический период жизни Сандры. Но за счет обстановки, актеров, планов и света он таковым нам не кажется. Она говорит о быстротечности времени, о жизни. О том, что нет ничего страшного в неизбежном. Это нужно принять, как принять неизлечимую болезнь отца, любовь к женатому мужчине — то есть любовь запрещенную. Нужно исключить любую форму страданий, по крайней мере, можно поддаться им в моменте, но не впадать в меланхолию надолго, потому что жизнь ужасна и прекрасна одновременно. Ее не нужно бояться, игнорировать или прятаться от происходящего. Нужно довериться ей. Поверить и попытаться рассмотреть в этом пейзаже что-то красивое. Такое же красивое, как собор Сакре-Кёр в Париже, который на смотровой площадке Клеман показывает Линн.

Редактор: Сергей Чацкий
Автор журнала «Кинотексты»
Понравился материал?
ПОДЕЛИТЬСЯ ТЕКСТОМ
Поддержать «Кинотексты»
Любое Ваше пожертвование поможет развитию нашего независимого журнала.
Made on
Tilda