ОДНАЖДЫ В ТОКИО:
СЁНЭН У ХРИСТА НА ЁЛКЕ

«Однажды в Токио» на фоне других работ из фильмографии аниматора выделяется, представляется классическим святочным рассказом, рождественской притчей, сошедшей со страниц Диккенса. Счастливые совпадения и новогоднее чудо в современном мегаполисе, где трое бездомных находят в куче мусора младенца и пытаются вернуть его матери. Старый алкоголик, сбежавшая из дома девочка и истеричный транссексуал — Отец, Сын и Святой Дух, да простят мне все верующие такой грубый структурно-морфологический анализ. Каждый из трёх маргиналов оказался на улице по совершенно разным причинам: азартные игры, тяжелый пубертатный период, ссора с родными, травля. Каждый будет бороться со своими демонами в сочельник, чтобы войти в новый год очищенными и счастливыми, полноценным членом общества. Спасение невинного агнца, украденного ребёнка — лишь обряд инициации, во время которого каждый из героев проявляет лучшие качества и доказывает, что в Рождество человек человеку не волк.

«Однажды в Токио» — ещё и культурная аномалия. Католический праздник в стране восходящего солнца — в прошлом веке явление невозможное. Отношение к христианству в Японии сложно назвать добросердечным, достаточно посмотреть ленту Мартина Скорсезе «Молчание», чтобы оценить масштаб гонений на последователей Христа. Сатоси Кон выходит за пределы привычных границ родной культуры, создавая продукт для западного зрителя в западной системе координат, где библейская мораль занимает крайне важное место. Здесь есть ангелы, любовь к ближнему, святость и смирение перед невзгодами – а оригинальное название отсылает нас к институту крестных родителей. Всё же несмотря на наличие атрибутов и мотивов, посвященных символическому празднику, в картине нет-нет да проскальзывает легкая ирония над верой. Фильм держится от Христианства на вежливой дистанции, предпочитая работать с изощрённым психоанализом (опять-таки изобретением западной культуры) и поиском неких человеческих универсалий, глобальных идей добра. Всё хорошее против всего плохого, и пусть никто не уйдёт обиженным.

Иногда эта сказка становится настолько приторной, до абсурда наполненной счастливыми случайностями и сюжетными поворотами, что заставляет усматривать иронию и стёб там, где их нет. В фарс и шапито «Однажды в Токио» не дают скатиться проблемы персонажей, трагичные флэшбэки и трогательные разрешения конфликтов с близкими. К тому же, им приходится выживать на холодной улице. Девушка, мужчина и андрогин образуют мини-семейство, и наблюдать за отношениями внутри этой разнохарактерной группы не менее интересно, чем за их приключениями и взаимодействием с обществом. Внимание к межличностным контактам и городским неврозам — в этом режиссёр остался верен себе. Здесь искренне показаны комплекс брошенки, daddy issues, нарциссизм, лудомания — сбои рационального мышления и суть бесконечных страданий человека. Огромный альманах на эту тему Кон снял всего через год («Агент паранойи», 2004) — и уж там срез психики миллениалов предстал во всей своей пугающей красе.

Самый удивительный недостаток картины заключается в непроработанном сеттинге. Произведение, где город вынесен в название, не даёт нам чётко сформулированного образа Токио: короткие расплывчатые мазки, появляющиеся и исчезающие люди. Может быть, налёт мультикультурализма мешает разглядеть живой образ, а может городу как большому анонимному сообществу положено быть таким. Во всяком случае, многие произведения, где такой цели не стоит, умудряются рисовать японскую столицу куда более атмосферной (тем более в канун Рождества). Например, «Трудности перевода» Софии Копполы (ещё одно слияние Запада и Востока, но куда более меланхоличное). Здесь же Токио показан слишком разнородным: небоскребы и картонные коробки бездомных, гетто и особняк богатого промышленника, больница и кладбище, метро и парк. За мельтешением локаций и падающих снежинок к концу произведения так и не удаётся увидеть принципиально важный столп любой картины: место.

Тогда как время и действие развиваются гармонично и даже в несвойственной Рождеству динамике, создавая беспокойное, суматошное настроение. Этому способствует и девочка Миюки (Ая Окамото), не привыкшая к суровой жизни бездомных. Постоянные скандалы, ссоры и драки идут картине на пользу, внося в отношения героев живой конфликт, а в конце даруют зрителю нежнейший в лучших традициях жанра катарсис. Если бы скорость течения жизни подчеркивала оригинальная рисовка, цены бы мультфильму не было (увы, рисовка здесь самая обыкновенная). В комплекте с этим идут и традиционные для святочного рассказа гуманистические ценности из разряда «Счастью на чужом несчастье не бывать» и «Возлюби ближнего своего». Банальные, но совершенно необходимые в канун праздника мысли.