«Озеро диких гусей» в полной мере использует подвернувшуюся возможность для маневра. Лихо закрученная гангстерская история здесь соседствует с неоновыми трипами, поэтическими паузами и социальным комментарием. Только вот не удается им соединиться в единое и неделимое целое – как-то небрежно сшиты. Поэзия, заявляющая о себе, например, в сценах, где героиня скрывается от зрителя за полупрозрачными мембранами палатки, превращаясь в хрупкий силуэт тени, или герой, пытаясь забинтовать собственную рану, ненароком исполняет что-то похожее на ритуальный танец буддийского монаха; пересекается с предельным натурализмом прямиком из фильмов «экстремальной» волны: тут – сцена изнасилования, снятая по всем возможным лекалам сцен изнасилования, грубо, так чтобы можно было ужаснуться происходящим, и грустно, так, чтобы можно было сопереживать жертве , там – убийство, совершенное при помощи раскрывающегося зонтика - любители креативного экранного насилия должны оценить. Но только вот того полумагического чувства, которое возникает от талантливой игры контрастами не возникает. Стилистика картины скачет из стороны в сторону, аки мячик для пинг-понга, оставляя зрителя скорее в недоумении, чем в восхищении.
То же самое касается и банального «а что же хотел сказать автор». Психоделические приходы впадающего в небытие героя слабо сочетаются с нарочитым социологизмом картины, запечатлевающей африканскую нищету окружения : самостройные рынки, переполненные человеческие муравейники, грязные забегаловки - и его обитателей: низкосортных гангстеров всех мастей, проституток и полицейских, слабо отличающихся от своих противников – ведут себя, разговаривают и одеваются они точно также, да и на лица мало чем отличаются (и нет, это не намек на то, что все азиаты выглядят одинаково). Джойсовской многоплановости, одновременно заключающей в художественном образе мимолетность человеческой жизни и величие бессмертного мифа, не получается.
Да и эстетика третьего мира с его замусоренными улицами, пустырями и фальшивыми брендами не сочетается с неоновыми огнями так же хорошо, как пресыщенные американские мегаполисы. Нео-нуар в этом мире азиатского способа производства кажется элементом чуждым, скопированной откуда-то с далекого запада диковинкой подобно футболкам фирмы «Abibas». Это несоответствие доминирующих эстетик, порожденных западной культурой, и слабо согласующимися с ними местных реалий, к слову, было отлично подмечено авторами другой нео-нуарной китайской картиной – анимационого фильма «Хорошего дня» Лю Цзяня, участвовшего на Берлинале в 2017 году. Здесь узнаваемый стиль также переносится на местное поле, но сам перенос проблематизируется, становится комментарием о судьбе китайской цивилизации, оказавшейся в положении одной из множества культурных колоний, рассеянных по глобализованному миру. Возникающие в результате стилистические неровности и шероховатости работают на создание цельного эстетического и политического высказывания. «Озеро диких гусей» в свою очередь воспринимает себя крайне серьезно, без доли столь необходимого самоанализа, отчего начинает разваливаться на части. Чем не документ эпохи постмодернистского ада разрозненности и отсутствия целостности вынесенных на мировую периферию культур, столь знакомого и русскому человеку?
Редактор: Лена Черезова