Кинотексты
Молодые авторы о кино
НАЯ ГУСЕВА + СЕРГЕЙ ЧАЦКИЙ | 14 ИЮЛЯ 2022
ВАРЯГ: ЭГГЕРС-ВАРВАР
Помноженное на два мнение о скандинавском эпосе от мастера слоубернера и любителя исторических наук
ВАРЯГ: ЭГГЕРС-ВАРВАР
НАЯ ГУСЕВА + СЕРГЕЙ ЧАЦКИЙ | 14.07.2022
Помноженное на два мнение о скандинавском эпосе от мастера слоубернера и любителя исторических наук
ВАРЯГ: ЭГГЕРС-ВАРВАР
НАЯ ГУСЕВА + СЕРГЕЙ ЧАЦКИЙ | 14.07.2022
Помноженное на два мнение о скандинавском эпосе от мастера слоубернера и любителя исторических наук
ПОДЕЛИТЬСЯ ТЕКСТОМ
Режиссер: Роберт Эггерс
Страны: США, Китай
Год: 2022
У одних режиссеров кино начинается с запаха хлорки и утреннего замера температуры — так, шведский классик Ингмар Бергман парочку своих сценариев набросал, находясь в больничной палате. У других — с таблеток против похмелья, как у Сэма Пекинпы, или с дозы черного кофе, как у Дэвида Линча.
Что до Роберта Эггерса, то его кино начинается с исторических справочников. В отдельных случаях даже с пуговиц. Да-да, с металлических «кнопочек», что украшали бушлаты работяг из Новой Англии в конце XIX века. Это мы к чему? А к тому, что при создании своих фильмов Эггерс следует по пути абсолютной педантичности и антрополого-археологического азарта там, где они, казалось бы, не шибко нужны. Именно поэтому, готовясь к съемкам триллера «Маяк», он наказал художнице по костюмам не просто скроить аутентичную форму смотрителей маяка, основываясь на архивных материалах. По поручению Роба она облазила весь Интернет, чтобы где-то в закромах eBay отыскать и выкупить для фильма партию подлинных пуговичек, полтора века назад отлитых специально для штатных швей американского Ведомства маяков.
Страны: США, Китай
Год: 2022
У одних режиссеров кино начинается с запаха хлорки и утреннего замера температуры — так, шведский классик Ингмар Бергман парочку своих сценариев набросал, находясь в больничной палате. У других — с таблеток против похмелья, как у Сэма Пекинпы, или с дозы черного кофе, как у Дэвида Линча.
Что до Роберта Эггерса, то его кино начинается с исторических справочников. В отдельных случаях даже с пуговиц. Да-да, с металлических «кнопочек», что украшали бушлаты работяг из Новой Англии в конце XIX века. Это мы к чему? А к тому, что при создании своих фильмов Эггерс следует по пути абсолютной педантичности и антрополого-археологического азарта там, где они, казалось бы, не шибко нужны. Именно поэтому, готовясь к съемкам триллера «Маяк», он наказал художнице по костюмам не просто скроить аутентичную форму смотрителей маяка, основываясь на архивных материалах. По поручению Роба она облазила весь Интернет, чтобы где-то в закромах eBay отыскать и выкупить для фильма партию подлинных пуговичек, полтора века назад отлитых специально для штатных швей американского Ведомства маяков.
Ная Гусева
Два года назад в рамках BAFTA Guru Роберт Эггерс читал лекцию о том, как работает над фильмами, и время от времени говорил: «Если честно, я не знаю, как попал на эту сцену — я же не гуру какой-нибудь». Доля правды в этом есть: мировым режиссером Эггерса и вправду не назовешь, но едва ли это будет упреком.
Эггерс относится к тем кинематографистам, которые, скорее, читают отзывы зрителей с рассуждениями и догадками, чем высокопарные рецензии кинокритиков.
«Варяга» ждали, как короля Орвандилла ждали его подданные — фильм оказался в числе самых многообещающих киноновинок почти сразу после анонса. Это первый масштабный проект Эггерса с заоблачным для него бюджетом в 90 миллионов долларов и такими же высокими ожиданиями продюсеров. Но опасения имелись с самого начала. «Ведьма» и «Маяк», с которыми Эггерс справился на «отлично», были проектами «тесными» и авторскими. Режиссер решил взять новую планку, и не угадал — фильм не окупился в прокате. Эггерс же заявил, что в дальнейшем вернется к камерным лентам, и поблагодарил всех, кто восторженно отзывался о «Варяге» после цифрового релиза.
Есть ли в этом вина режиссера? На этот вопрос отвечать должны, как нам кажется, зрители, нежели создатели. Можно сказать, что Эггерс повторил путь главного героя «Варяга» — принца Амлета, который из щенка превращается в боевого пса.
Два года назад в рамках BAFTA Guru Роберт Эггерс читал лекцию о том, как работает над фильмами, и время от времени говорил: «Если честно, я не знаю, как попал на эту сцену — я же не гуру какой-нибудь». Доля правды в этом есть: мировым режиссером Эггерса и вправду не назовешь, но едва ли это будет упреком.
Эггерс относится к тем кинематографистам, которые, скорее, читают отзывы зрителей с рассуждениями и догадками, чем высокопарные рецензии кинокритиков.
«Варяга» ждали, как короля Орвандилла ждали его подданные — фильм оказался в числе самых многообещающих киноновинок почти сразу после анонса. Это первый масштабный проект Эггерса с заоблачным для него бюджетом в 90 миллионов долларов и такими же высокими ожиданиями продюсеров. Но опасения имелись с самого начала. «Ведьма» и «Маяк», с которыми Эггерс справился на «отлично», были проектами «тесными» и авторскими. Режиссер решил взять новую планку, и не угадал — фильм не окупился в прокате. Эггерс же заявил, что в дальнейшем вернется к камерным лентам, и поблагодарил всех, кто восторженно отзывался о «Варяге» после цифрового релиза.
Есть ли в этом вина режиссера? На этот вопрос отвечать должны, как нам кажется, зрители, нежели создатели. Можно сказать, что Эггерс повторил путь главного героя «Варяга» — принца Амлета, который из щенка превращается в боевого пса.
Сергей Чацкий
Разумеется, стопроцентной исторической точности постановщик никогда объять не стремился. Невозможно это, как ни крути, будь ты хоть трижды Ридли Скотт и пятикратно Стэнли Кубрик. Однако своим режиссерским кредо Эггерс все равно считает погоню за «настоящестью» — за тем аудиовизуальным обликом прошлого, какой описывают университетские профессоры в своих монументальных трудах. При том условии, что из этих монографий и диссертаций пропал бы сухой научный язык.
Для дебютной «Ведьмы» Роберт дотошно воссоздал спрятанный в новоанглийских лесах дом пуританской семьи, попутно дрессируя актеров, чтобы те постоянно крестились перед камерой и изъяснялись речью, переполненной архаизмами и непривычными уху современного зрителя эпитетами. При создании того же «Маяка», на который студия А24 денег выделила побольше, режиссер вместе с командой преданных делу фанатиков отстроил на клочке земли в Новой Шотландии полностью рабочий маяк, чей свет лупит вдаль аж на 25 километров. Что до «Варяга», который для Эггерса стал чем-то вроде первого в карьере блокбастера, то тут дела реконструкторские приобрели совершенно иные масштабы. На смену камерным «хроникам одного безумия» пришел скандинавский эпик, а вместо пафосных речей о деяниях Всевышнего и проклятиях Тритона, Царя морей, тут поминают Одина и громко пердят да рыгают во время колдовских ритуалов.
Разумеется, стопроцентной исторической точности постановщик никогда объять не стремился. Невозможно это, как ни крути, будь ты хоть трижды Ридли Скотт и пятикратно Стэнли Кубрик. Однако своим режиссерским кредо Эггерс все равно считает погоню за «настоящестью» — за тем аудиовизуальным обликом прошлого, какой описывают университетские профессоры в своих монументальных трудах. При том условии, что из этих монографий и диссертаций пропал бы сухой научный язык.
Для дебютной «Ведьмы» Роберт дотошно воссоздал спрятанный в новоанглийских лесах дом пуританской семьи, попутно дрессируя актеров, чтобы те постоянно крестились перед камерой и изъяснялись речью, переполненной архаизмами и непривычными уху современного зрителя эпитетами. При создании того же «Маяка», на который студия А24 денег выделила побольше, режиссер вместе с командой преданных делу фанатиков отстроил на клочке земли в Новой Шотландии полностью рабочий маяк, чей свет лупит вдаль аж на 25 километров. Что до «Варяга», который для Эггерса стал чем-то вроде первого в карьере блокбастера, то тут дела реконструкторские приобрели совершенно иные масштабы. На смену камерным «хроникам одного безумия» пришел скандинавский эпик, а вместо пафосных речей о деяниях Всевышнего и проклятиях Тритона, Царя морей, тут поминают Одина и громко пердят да рыгают во время колдовских ритуалов.
Ная Гусева
Эггерс начинал как художник-постановщик, и это заметно: его фильмы можно узнать по дотошно проработанным декорациям и сомневаться в их достоверности не приходится. Для съемок «Ведьмы» была выстроена целая деревня, которая мелькнула в кадре лишь на пару секунд, а для «Маяка» Эггерс умудрился сконструировать полнофункциональный маяк посреди «нигде» (не устанем этому удивляться) и собрать наутофон как в XIX веке, чтобы воссоздать аутентичный гул береговой сирены.
Все обвинения «Варяга» в исторической недостоверности абсурдны, как минимум, потому, что события фильма — дела уж очень давно минувших дней. Все, что доподлинно известно современным нам, было воссоздано максимально близко к «музейному» виду. Кое-кто решил уличить Эггерса в том, что его актеры носят синтетические медвежьи шкуры вместо натуральных, и зря — Little White Lies по полочкам раскладывает, как и откуда заказывали материалы для реквизита. Добрая часть бюджета ушла на профессиональных историков, археологов и костюмеров, так что деревни, драккары и даже амулет-гривна главного героя были созданы под чутким руководством экспертов.
Эггерс начинал как художник-постановщик, и это заметно: его фильмы можно узнать по дотошно проработанным декорациям и сомневаться в их достоверности не приходится. Для съемок «Ведьмы» была выстроена целая деревня, которая мелькнула в кадре лишь на пару секунд, а для «Маяка» Эггерс умудрился сконструировать полнофункциональный маяк посреди «нигде» (не устанем этому удивляться) и собрать наутофон как в XIX веке, чтобы воссоздать аутентичный гул береговой сирены.
Все обвинения «Варяга» в исторической недостоверности абсурдны, как минимум, потому, что события фильма — дела уж очень давно минувших дней. Все, что доподлинно известно современным нам, было воссоздано максимально близко к «музейному» виду. Кое-кто решил уличить Эггерса в том, что его актеры носят синтетические медвежьи шкуры вместо натуральных, и зря — Little White Lies по полочкам раскладывает, как и откуда заказывали материалы для реквизита. Добрая часть бюджета ушла на профессиональных историков, археологов и костюмеров, так что деревни, драккары и даже амулет-гривна главного героя были созданы под чутким руководством экспертов.
Сергей Чацкий
Безвкусица имеет пределы, и только хороший вкус бесконечен. Что же нравится Роберту Эггерсу? Любимые писатели — первопроходцы «готического жанра», графоманы По и Лавкрафт, мистик Элджернон Блэквуд и моряк Герман Меллвил. Любимые фильмы — немой немецкий хоррор «Носферату» от Фридриха Мурнау и «Конан-варвар» с Железным Арни.
С последнего пункта поподробнее: при создании «Варяга» (который, на самом-то деле «Северянин» или «Норманн», но да простим же братьев наших переводчиков) Эггерс чутка отодвинулся от клерикального и оккультного. Забыл, так сказать, обо всем викторианском и электромеханическом — одни лишь кровь, ритуальные песнопения и старогерманские руны.
В «Варяге» постановщик скрестил, как он сам шутил, брутальность похождений уже упомянутого Конана с созерцательностью «Андрея Рублева». Роб обратился к Средневековью и викингам, хотя, правильнее будет сказать, к жестокому Страшновековью и злоключениям не каких-то там безродных отморозков, что жгут церкви и насилуют славянских женщин, а мстящего за убитого в ходе междоусобицы отца наследника престола Омледа. По крайней мере, в древних трудах датского историка Саксона Грамматика он известен как Омлед, а в самой популярной адаптации этих сказаний — трагедии Уильяма Шекспира о принце датском — этого молодого воина нарекли Гамлетом.
Безвкусица имеет пределы, и только хороший вкус бесконечен. Что же нравится Роберту Эггерсу? Любимые писатели — первопроходцы «готического жанра», графоманы По и Лавкрафт, мистик Элджернон Блэквуд и моряк Герман Меллвил. Любимые фильмы — немой немецкий хоррор «Носферату» от Фридриха Мурнау и «Конан-варвар» с Железным Арни.
С последнего пункта поподробнее: при создании «Варяга» (который, на самом-то деле «Северянин» или «Норманн», но да простим же братьев наших переводчиков) Эггерс чутка отодвинулся от клерикального и оккультного. Забыл, так сказать, обо всем викторианском и электромеханическом — одни лишь кровь, ритуальные песнопения и старогерманские руны.
В «Варяге» постановщик скрестил, как он сам шутил, брутальность похождений уже упомянутого Конана с созерцательностью «Андрея Рублева». Роб обратился к Средневековью и викингам, хотя, правильнее будет сказать, к жестокому Страшновековью и злоключениям не каких-то там безродных отморозков, что жгут церкви и насилуют славянских женщин, а мстящего за убитого в ходе междоусобицы отца наследника престола Омледа. По крайней мере, в древних трудах датского историка Саксона Грамматика он известен как Омлед, а в самой популярной адаптации этих сказаний — трагедии Уильяма Шекспира о принце датском — этого молодого воина нарекли Гамлетом.
Ная Гусева
С исторической составляющей более-менее понятно, но что там с сюжетом? Установить его правдивость и точность не представляется возможным, как минимум, потому, что первоначальное произведение было n-ое количество раз пересказано и уже успело пройти через достаточное число интерпретаций, чтобы Эггерс смог добавить еще и свою.
Если кратко, то легенду об Амлете, он же Гамлет, еще в конце ХI века записал Саксон Грамматик в хронике «История Дании». По сказанию один из правителей Ютландии (нынешняя Дания), то бишь король Орвандилл, был убит своим братом Фенганом (он же Фьолнир в фильме Эггерса). Тот забрал его жену и земли, а сын убитого короля — принц Амлет — поклялся отомстить. На этом моменте версии обычно расходятся. У Эггерса, например, маленький принц плывет на лодке и кричит: «Я отомщу за тебя, отец! Я спасу тебя, мама! Я убью тебя, Фьолнир!»
Сразу после мы видим уже заматеревшего Амлета в исполнении Александра Скарсгарда. От щенка остались только щенячьи глаза — в остальном Амлет действительно боевой пес, то бишь варяг. Кстати, не какой-нибудь, а úlfhéðnar (или wolf skins на английском) — так называли элитные отряды викингов и избранных воинов Одина.
С исторической составляющей более-менее понятно, но что там с сюжетом? Установить его правдивость и точность не представляется возможным, как минимум, потому, что первоначальное произведение было n-ое количество раз пересказано и уже успело пройти через достаточное число интерпретаций, чтобы Эггерс смог добавить еще и свою.
Если кратко, то легенду об Амлете, он же Гамлет, еще в конце ХI века записал Саксон Грамматик в хронике «История Дании». По сказанию один из правителей Ютландии (нынешняя Дания), то бишь король Орвандилл, был убит своим братом Фенганом (он же Фьолнир в фильме Эггерса). Тот забрал его жену и земли, а сын убитого короля — принц Амлет — поклялся отомстить. На этом моменте версии обычно расходятся. У Эггерса, например, маленький принц плывет на лодке и кричит: «Я отомщу за тебя, отец! Я спасу тебя, мама! Я убью тебя, Фьолнир!»
Сразу после мы видим уже заматеревшего Амлета в исполнении Александра Скарсгарда. От щенка остались только щенячьи глаза — в остальном Амлет действительно боевой пес, то бишь варяг. Кстати, не какой-нибудь, а úlfhéðnar (или wolf skins на английском) — так называли элитные отряды викингов и избранных воинов Одина.
Серегей Чацкий
Главный герой «Варяга» — лишенный права занять законный трон принц Амлет — живет на рубеже IX—XX веков нашей эры и в составе отряда безбашенных берсерков кошмарит деревни по всей Северной Европе. Однако после очередной знатной заварушки, в ходе которой топоры секли головы, а голые мужики в звериных шкурах перегрызали шеи бедным славянским дружинникам, Амлет резко переменился. Он состриг бороду, натянул поверх выточенного как из дерева торса русскую рубаху и натянул на себя кандалы. Замаскированный под невольника, он приткнулся к партии им же и захваченных рабов, которых везут в Исландию — к черным пескам, сопкам, вулканам и, что самое главное, поближе к резиденции изгнанного князя Фьолнира. Человека, что когда-то убил отца Амлета, совратил его мать и бросил бедного мальчишку на произвол судьбы.
«I'll avenge you, father! I’ll save you, mother! I’ll kill you, Fjölnir!», — твердит себе как заклинание угрюмый принц. Им движет бескомпромиссный фатализм и упертое следование знакам свыше, в какой-то степени присущие и сюжету шекспировского Гамлета, но в представлении Эггерса далекие от сути трагедии, изложенной сэром Уильямом. То был исконно театральный рассказ с протестантской жилкой, который задавался вопросами целесообразности гуманизма. «Варяг» же — штука иная, более злая, грязная и жестокая. И на тропу возмездия здешний протагонист ступает не столько ради возвращения престола, сколько из-за того, что план мести ему надиктовали божественные сущности.
Главный герой «Варяга» — лишенный права занять законный трон принц Амлет — живет на рубеже IX—XX веков нашей эры и в составе отряда безбашенных берсерков кошмарит деревни по всей Северной Европе. Однако после очередной знатной заварушки, в ходе которой топоры секли головы, а голые мужики в звериных шкурах перегрызали шеи бедным славянским дружинникам, Амлет резко переменился. Он состриг бороду, натянул поверх выточенного как из дерева торса русскую рубаху и натянул на себя кандалы. Замаскированный под невольника, он приткнулся к партии им же и захваченных рабов, которых везут в Исландию — к черным пескам, сопкам, вулканам и, что самое главное, поближе к резиденции изгнанного князя Фьолнира. Человека, что когда-то убил отца Амлета, совратил его мать и бросил бедного мальчишку на произвол судьбы.
«I'll avenge you, father! I’ll save you, mother! I’ll kill you, Fjölnir!», — твердит себе как заклинание угрюмый принц. Им движет бескомпромиссный фатализм и упертое следование знакам свыше, в какой-то степени присущие и сюжету шекспировского Гамлета, но в представлении Эггерса далекие от сути трагедии, изложенной сэром Уильямом. То был исконно театральный рассказ с протестантской жилкой, который задавался вопросами целесообразности гуманизма. «Варяг» же — штука иная, более злая, грязная и жестокая. И на тропу возмездия здешний протагонист ступает не столько ради возвращения престола, сколько из-за того, что план мести ему надиктовали божественные сущности.
Ная Гусева
В деревушке своего заклятого врага, того самого дяди Фьолнира, Амлет встречает воинственную чародейку Ольгу — остается только гадать, есть ли что-то общее, кроме имени, у героини Ани Тейлор-Джой и всем известной славянской княгини. После этого по всем канонам Амлет «свистнул, гаркнул, молодецким посвистом, богатырским покриком» и пошел исполнять моральный долг.
На самом деле, сюжет уже всем давно знаком: Шекспир хоть и отрицал всякое сходство своего Гамлета с Амлетом из Раннего Средневековья, но все-таки сдал себя уже в названии. И сколько бы знатоки не выступали против очередных интерпретаций, они продолжат появляться. Например, Гамлет Бенедикта Камбербэтча в постановке Линдси Тернер любит Дэвида Боуи, а сам спектакль вовсе открывается песней Нэта Кинга Коула. Ну, а Амлет Роберта Эггерса моментами похож на метафору white men supremacy: уж слишком комично выглядят обмазанные кровью мужики, бегущие друг на друга с надрывным криком.
И в этом, возможно, спрятался тот нюанс «Варяга», который не позволил ему сорвать большую кассу. Видите ли, в том, что каждый цент бюджета был потрачен с умом, нет ни малейших сомнений. Но современного зрителя такая чрезвычайная правдоподобность и размах могут испугать. Для любителей скандинавского эпоса и необъятного масштаба «Варяг» — подарок небес. Тем, кто ждал от Эггерса классического авторского кино, стоит хлебнуть валерьяны перед просмотром. Питер Дебрюж справедливо заметил, что «никто, кроме Эггерса, не смог бы переосмыслить «Гамлета» подобным образом», но в общем и целом, «Варяг» стал лишь хорошим дополнением к классическому сюжету, а не революционным взглядом на него.
В деревушке своего заклятого врага, того самого дяди Фьолнира, Амлет встречает воинственную чародейку Ольгу — остается только гадать, есть ли что-то общее, кроме имени, у героини Ани Тейлор-Джой и всем известной славянской княгини. После этого по всем канонам Амлет «свистнул, гаркнул, молодецким посвистом, богатырским покриком» и пошел исполнять моральный долг.
На самом деле, сюжет уже всем давно знаком: Шекспир хоть и отрицал всякое сходство своего Гамлета с Амлетом из Раннего Средневековья, но все-таки сдал себя уже в названии. И сколько бы знатоки не выступали против очередных интерпретаций, они продолжат появляться. Например, Гамлет Бенедикта Камбербэтча в постановке Линдси Тернер любит Дэвида Боуи, а сам спектакль вовсе открывается песней Нэта Кинга Коула. Ну, а Амлет Роберта Эггерса моментами похож на метафору white men supremacy: уж слишком комично выглядят обмазанные кровью мужики, бегущие друг на друга с надрывным криком.
И в этом, возможно, спрятался тот нюанс «Варяга», который не позволил ему сорвать большую кассу. Видите ли, в том, что каждый цент бюджета был потрачен с умом, нет ни малейших сомнений. Но современного зрителя такая чрезвычайная правдоподобность и размах могут испугать. Для любителей скандинавского эпоса и необъятного масштаба «Варяг» — подарок небес. Тем, кто ждал от Эггерса классического авторского кино, стоит хлебнуть валерьяны перед просмотром. Питер Дебрюж справедливо заметил, что «никто, кроме Эггерса, не смог бы переосмыслить «Гамлета» подобным образом», но в общем и целом, «Варяг» стал лишь хорошим дополнением к классическому сюжету, а не революционным взглядом на него.
Сергей Чацкий
Слиянием приземленного и мистического были преисполнены «Ведьма» с «Маяком», этим пользуется и «Варяг» — кропотливо детализируя быт людей прошлого, фильм все-таки больше акцентируется на мыслях внутри черепных коробок, не знающих ни о теории относительности, ни о том, что Земля круглая. Драматургия Эггерса — поле, где пересекаются историзм и суеверие. Герои «Ведьмы» потому и сходят с ума, что их религиозное сознание рисует перед ними образы лесных ворожей и посланников Сатаны. Когда, заливаясь бухлом и давясь лобстерами, крышей едут мужики из «Маяка», то делают они это подобно настоящим морским волкам — терпят не умопомешательство, но кару тварей посейдоновых, вслушиваясь в инфернальный рев наутофона. В «Варяге» же протагонист, наоборот, с рассудком не расстается, однако почти каждый свой поступок, совершенный на дороге отмщения дядюшке Фьолниру, обставляет в соответствии с мифами и обычаями, что внушили ему другие викинги, когда тот был еще ребенком.
На отчаянную авантюру с покушением на обидчика Амлет решается с подачки колдуньи (ее играет певица Бьорк), что видится ему глубокой ночью и обрекает того на месть без возможности отступить или умереть раньше свершения акта воздаяния по заслугам. Орудие убиения герой, будучи засланным казачком под прикрытием, добывает в гробнице сильного воина. Буквально отбирает у разваливающегося трупа меч, однако в своем воображении сражается с ожившим духом солдата — восставшим из мертвых драугром, который отдаст свой клинок только достойному противнику. В видениях Амлету чудится древо жизни Иггдрассиль, напутственные заклинания ему выкрикивает славянская колдунья Ольга, а конец пути Амлета, как и подобает любому достойному викингу, оборачивается путевкой в Вальгаллу. И в Долину вечной охоты его везет голосистая Валькирия верхом на крылатом пегасе — смерть, достойная скандинавского храбреца. В «Варяге» даже присутствует аналог шекспировского Йорика — черепушка придворного шута (эту короткую, но запоминающуюся роль исполнил Уиллем Дефо), который проводил обряд инициации юного Амлета. Говорящая башка являет собой еще одного посредника между миром богов и миром смертных.
Слиянием приземленного и мистического были преисполнены «Ведьма» с «Маяком», этим пользуется и «Варяг» — кропотливо детализируя быт людей прошлого, фильм все-таки больше акцентируется на мыслях внутри черепных коробок, не знающих ни о теории относительности, ни о том, что Земля круглая. Драматургия Эггерса — поле, где пересекаются историзм и суеверие. Герои «Ведьмы» потому и сходят с ума, что их религиозное сознание рисует перед ними образы лесных ворожей и посланников Сатаны. Когда, заливаясь бухлом и давясь лобстерами, крышей едут мужики из «Маяка», то делают они это подобно настоящим морским волкам — терпят не умопомешательство, но кару тварей посейдоновых, вслушиваясь в инфернальный рев наутофона. В «Варяге» же протагонист, наоборот, с рассудком не расстается, однако почти каждый свой поступок, совершенный на дороге отмщения дядюшке Фьолниру, обставляет в соответствии с мифами и обычаями, что внушили ему другие викинги, когда тот был еще ребенком.
На отчаянную авантюру с покушением на обидчика Амлет решается с подачки колдуньи (ее играет певица Бьорк), что видится ему глубокой ночью и обрекает того на месть без возможности отступить или умереть раньше свершения акта воздаяния по заслугам. Орудие убиения герой, будучи засланным казачком под прикрытием, добывает в гробнице сильного воина. Буквально отбирает у разваливающегося трупа меч, однако в своем воображении сражается с ожившим духом солдата — восставшим из мертвых драугром, который отдаст свой клинок только достойному противнику. В видениях Амлету чудится древо жизни Иггдрассиль, напутственные заклинания ему выкрикивает славянская колдунья Ольга, а конец пути Амлета, как и подобает любому достойному викингу, оборачивается путевкой в Вальгаллу. И в Долину вечной охоты его везет голосистая Валькирия верхом на крылатом пегасе — смерть, достойная скандинавского храбреца. В «Варяге» даже присутствует аналог шекспировского Йорика — черепушка придворного шута (эту короткую, но запоминающуюся роль исполнил Уиллем Дефо), который проводил обряд инициации юного Амлета. Говорящая башка являет собой еще одного посредника между миром богов и миром смертных.
Ная Гусева
Если «Варяг» был попыткой Эггерса утолить свой режиссерский максимализм, у него это более чем получилось. При просмотре на большом экране создается ощущение, что секира вот-вот нечаянно зарядит вам промеж глаз или вообще придется отплевываться от чужой крови. В любом случае, мы любим педантизм Эггерса с любым бюджетом: чем бы режиссер не тешился, лишь бы он всегда был верен своим принципам и почаще звал на съемки Уиллема Дефо.
Если «Варяг» был попыткой Эггерса утолить свой режиссерский максимализм, у него это более чем получилось. При просмотре на большом экране создается ощущение, что секира вот-вот нечаянно зарядит вам промеж глаз или вообще придется отплевываться от чужой крови. В любом случае, мы любим педантизм Эггерса с любым бюджетом: чем бы режиссер не тешился, лишь бы он всегда был верен своим принципам и почаще звал на съемки Уиллема Дефо.
Сергей Чацкий
«Варяг» наверняка придется по нраву поклонникам творчества Роберта Эггерса, ведь тут он так же, как и раньше, берется за воссоздание давно ушедшей эпохи — Нил Прайс из Уппсальского университета курировал «историческую» подготовку проекта и предоставлял режиссеру множество музейных и архивных материалов для референсов. В то же время Эггерс превосходно сымитировал атмосферу скандинавского эпика, умудрившись даже в рамках английского языка создать особое мистическое наречие, сотканное из современной риторики и выражений из мертвых диалектов (в этом ему помог его соавтор и фактически сорежиссер — исландский драматург Сигурджон Биргир Сигурдссон, известный также как Сьон).
«Варяг» наверняка придется по нраву поклонникам творчества Роберта Эггерса, ведь тут он так же, как и раньше, берется за воссоздание давно ушедшей эпохи — Нил Прайс из Уппсальского университета курировал «историческую» подготовку проекта и предоставлял режиссеру множество музейных и архивных материалов для референсов. В то же время Эггерс превосходно сымитировал атмосферу скандинавского эпика, умудрившись даже в рамках английского языка создать особое мистическое наречие, сотканное из современной риторики и выражений из мертвых диалектов (в этом ему помог его соавтор и фактически сорежиссер — исландский драматург Сигурджон Биргир Сигурдссон, известный также как Сьон).
Уж чего чисто эггерсовского тут нет, так это лютого психологизма и витиеватых сюжетных конструкций. Более того, «Варяг» даже на фоне «коллег» не выделяется из ряда вон выходящей «изюминкой». Если мы вычеркнем из формулы фильма мрачную атмосферу и отпадный визуал, то у нас не останется ни радикальной «перестройки» средневекового сказания («Легенда о Зеленом Рыцаре» Дэвида Лоури), ни остросюжетной реконструкции («Последняя дуэль» Ридли Скотта), ни даже стилизации ради стилизации («Вальгалла: Сага о викинге» Николаса Виндинга Рефна). Все составляющие «Варяга» складываются в однозначно красивый, грозный и тестостероновый исторический экшен, вот только мало кого, кроме, собственно, ценителей пресловутого натурализма новая лента Эггерса по-настоящему увлечет. Зато дерутся здесь сочно, орут громко, «скандинавский мир» преподносят с необычного ракурса, да и на старания оператора Джарина Блашке поглядеть мы никогда не против.
Понравился материал?
ПОДЕЛИТЬСЯ ТЕКСТОМ
