Кинотексты
Молодые авторы о кино
АНАСТАСИЯ ЛАБУРЕЦ
19 ДЕКАБРЯ 2019
19 ДЕКАБРЯ 2019
ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ ГОЛОС: ТИЛЬДА СУИНТОН НА ГРАНИ НЕРВНОГО СРЫВА
Один из самых горьких и красивых монологов в истории кинематографа в режиссерском исполнении Педро Альмодовара
Режиссер: Педро Альмодовар
Страна: Испания
Год: 2020
«Было время, когда я ждала тебя, и ты всегда возвращался. А три дня назад перестал». Безымянная героиня в лице Тильды Суинтон находится на грани отчаяния. Четыре года отношений канули в небытие, и все, что от них осталось, вложено в несколько чемоданов, заключается в темно-серый костюм и пса по кличке Дэш. Чтобы хоть немного избавиться от всепоглощающей тоски, героиня покупает топор (отличное решение проблемы, кстати), принимает 13 таблеток и впадает в глубокий сон. Из бессознательного состояния ее выводит питомец — звонит телефон. Так начинается, пожалуй, один из самых горьких и красивых монологов в истории кинематографа.
Страна: Испания
Год: 2020
«Было время, когда я ждала тебя, и ты всегда возвращался. А три дня назад перестал». Безымянная героиня в лице Тильды Суинтон находится на грани отчаяния. Четыре года отношений канули в небытие, и все, что от них осталось, вложено в несколько чемоданов, заключается в темно-серый костюм и пса по кличке Дэш. Чтобы хоть немного избавиться от всепоглощающей тоски, героиня покупает топор (отличное решение проблемы, кстати), принимает 13 таблеток и впадает в глубокий сон. Из бессознательного состояния ее выводит питомец — звонит телефон. Так начинается, пожалуй, один из самых горьких и красивых монологов в истории кинематографа.
Короткометражный фильм «Человеческий голос» представляет собой первую англоязычную работу Педро Альмодовара, базирующуюся на одноименной пьесе Жана Кокто, которая, кстати сказать, не раз служила режиссеру вдохновением. Мотивы можно усмотреть в ленте «Закон желания», а годом позже и в фильме «Женщин на грани нервного срыва», где история брошенной женщины, ждущей звонка от любовника, обрастает фантастическим фарсом.
Одноактные пьесы-монологи в стихах или прозе, написанные Кокто для Эдит Пиаф, Берт Бови, Жана Марэ и других, занимают в творчестве драматурга особое место. По его словам, этот «театр одного актера» позволял артистам, периодически жалующимся Кокто на нехватку творческой свободы, показать весь спектр своих талантов и подчас удивить мастера неожиданными перевоплощениями, а самому мэтру исследовать израненную человеческую душу. Предполагается, что пьесу Жан Кокто создал специально для бельгийской актрисы Берты Бови. Премьерный показ спектакля состоялся на сцене театра «Комеди Франсез» в 1930 году.
Съемки «Человеческого голоса» Альмодовар планировал начать еще до начала мартовского карантина. В итоге старт пришелся на более позднее время, что придало ленте особый резонанс. Тильда Суинтона назвала ее «the ultimate lockdown film». Сам режиссер на Венецианском кинофестивале четко подметил, что во время пандемии мы были заключены в своих домах/квартирах, как будто в тюрьме. Поход в кино казался ему противоядием, хотя и не без доли иронии. Развернув действие фильма не совсем в традиционном месте (об этом позже), он будто бы задается вопросом осталась ли еще какая-то разница между кинотеатрами и диваном.
Одноактные пьесы-монологи в стихах или прозе, написанные Кокто для Эдит Пиаф, Берт Бови, Жана Марэ и других, занимают в творчестве драматурга особое место. По его словам, этот «театр одного актера» позволял артистам, периодически жалующимся Кокто на нехватку творческой свободы, показать весь спектр своих талантов и подчас удивить мастера неожиданными перевоплощениями, а самому мэтру исследовать израненную человеческую душу. Предполагается, что пьесу Жан Кокто создал специально для бельгийской актрисы Берты Бови. Премьерный показ спектакля состоялся на сцене театра «Комеди Франсез» в 1930 году.
Съемки «Человеческого голоса» Альмодовар планировал начать еще до начала мартовского карантина. В итоге старт пришелся на более позднее время, что придало ленте особый резонанс. Тильда Суинтона назвала ее «the ultimate lockdown film». Сам режиссер на Венецианском кинофестивале четко подметил, что во время пандемии мы были заключены в своих домах/квартирах, как будто в тюрьме. Поход в кино казался ему противоядием, хотя и не без доли иронии. Развернув действие фильма не совсем в традиционном месте (об этом позже), он будто бы задается вопросом осталась ли еще какая-то разница между кинотеатрами и диваном.
Но пора бы вернуться к самой работе. Думаю, не будет преувеличением допустить, что пьеса Кокто подходит Альмодовару так же, как и Суинтон — одежда от кутюр. Фильмы испанского режиссера, в первую очередь, о любви — романтической, платонической, той, которая, в конце концов, кипит и превращается в ненависть, — и о женщинах. История француза объединяет в себе и то, и другое. Альмодовар берет ее каркас и превращает глубоко трогательный и стильный эксперимент, как по форме, так и по содержанию.
Как и многие героини Альмодовара, столкнувшиеся с предательством мужчин, персонаж Тильды чувствует себя абсолютно беспомощной. Через телефонный разговор, перенесенный в 21 век с помощью наушников AirPods, она проходит через несколько стадий горя после разрыва: от отчаяния до ласки, грубости и принятия. Любопытно, что каждая попытка по-новому подступиться к обреченному на известный итог разговору фиксируется оператором с разных ракурсов. Этот прием визуально делит фильм на части.
Ощущение нахождения в ловушке эмоций героини подчеркивается абсурдистской архитектурой. Эклектичные, яркие интерьеры, типичные для кинематографа Альмодовара, на поверку оказываются лишь частью одной большой декорации, снаружи поддерживаемой неприукрашенными панелями и расположенной в киностудии. Со своего балкона, уставленного цветами и опять-таки напоминающего балкон Пепы Маркос, героиня смотрит на унылую стену, черно-серая палитра которой противоположна культовым цветовым схемам испанца.
Как и многие героини Альмодовара, столкнувшиеся с предательством мужчин, персонаж Тильды чувствует себя абсолютно беспомощной. Через телефонный разговор, перенесенный в 21 век с помощью наушников AirPods, она проходит через несколько стадий горя после разрыва: от отчаяния до ласки, грубости и принятия. Любопытно, что каждая попытка по-новому подступиться к обреченному на известный итог разговору фиксируется оператором с разных ракурсов. Этот прием визуально делит фильм на части.
Ощущение нахождения в ловушке эмоций героини подчеркивается абсурдистской архитектурой. Эклектичные, яркие интерьеры, типичные для кинематографа Альмодовара, на поверку оказываются лишь частью одной большой декорации, снаружи поддерживаемой неприукрашенными панелями и расположенной в киностудии. Со своего балкона, уставленного цветами и опять-таки напоминающего балкон Пепы Маркос, героиня смотрит на унылую стену, черно-серая палитра которой противоположна культовым цветовым схемам испанца.
Отдавая дань театральному первоисточнику и экспериментируя с разрушением «четвертой стены», Педро Альмодовар выводит прекрасную метафору отношений, по окончании (за кадром) которых остается лишь боль, одиночество и мрак. Но Альмодовар не был бы собой, если бы не оставил героине самое главное — надежду. Он приводит ее к иррациональному, но дарящему желанное освобождение, акту разрушения. Как ни кстати, вспоминаются знаменитые строки Ирвина Уэлша: «Иногда нужно все погубить, спалить все дотла, чтобы потом начать все сначала».
Редактор: Лена Черезова
Редактор: Лена Черезова
