Кинотексты
Молодые авторы о кино
АРСЕНИЙ ТЕРОЕВ | 1 СЕНТЯБРЯ 2021
ЛЕГЕНДА О ЗЕЛЕНОМ РЫЦАРЕ: АНТИИСТОРИЯ
Глоток свежего воздуха в жанре фэнтези, глобальный постмодернистский проект от режиссера Дэвида Лоури производства студии А24
ЛЕГЕНДА О ЗЕЛЕНОМ РЫЦАРЕ: АНТИИСТОРИЯ
АРСЕНИЙ ТЕРОЕВ | 01.09.2021
Глоток свежего воздуха в жанре фэнтези, глобальный постмодернистский проект от режиссера Дэвида Лоури производства студии А24
ЛЕГЕНДА О ЗЕЛЕНОМ РЫЦАРЕ: АНТИИСТОРИЯ
АРСЕНИЙ ТЕРОЕВ | 01.09.2021
Глоток свежего воздуха в жанре фэнтези, глобальный постмодернистский проект от режиссера Дэвида Лоури производства студии А24
ПОДЕЛИТЬСЯ ТЕКСТОМ
Режиссер: Дэвид Лоури
Страна: Ирландия, Канада, США, Великобритания
Год: 2020
В прокат вышла «Легенда о Зеленом рыцаре» Дэвида Лоури — долгострой ковидного сезона от студии А24, спустя долгие месяцы добравшийся до большого экрана. За то время, что картина не получала зеленый свет, режиссер успел ее перемонтировать, и, как заявил он сам, фильм сделался лучше и заодно стал жертвой невольной шутки российского перевода.
Дело в том, что слово «легенда» в названии не совсем верное, а в контексте постмодернистского месседжа Лоури так и вовсе выглядит насмешкой отечественных локализаторов. Монолитное «The Green Knight» в английской версии глубоко корнями уходит в полотно фильма, вплетается в историю, образует с ней единое целое, нависая над происходящим. Зеленый рыцарь — олицетворенный фатум, природная (значит, божественная) энергия, предвещающая смерть; он — та самая движущая сила, что побуждает главного героя, сэра Гавейна, отправиться в приключение навстречу своей кончине.
Легенда как архаичный жанр невозможна, если речь в ней идет о взаимодействии персонажей с самим плотом произведения. Что в свою очередь становится основным конфликтом фильма Дэвида Лоури. Посему любые, пусть и совершенно случайные, попытки наших локализаторов поставить «Зеленого рыцаря» на рельсы модерна, увы, безуспешны, хотя и образуют забавное несоответствие.
Страна: Ирландия, Канада, США, Великобритания
Год: 2020
В прокат вышла «Легенда о Зеленом рыцаре» Дэвида Лоури — долгострой ковидного сезона от студии А24, спустя долгие месяцы добравшийся до большого экрана. За то время, что картина не получала зеленый свет, режиссер успел ее перемонтировать, и, как заявил он сам, фильм сделался лучше и заодно стал жертвой невольной шутки российского перевода.
Дело в том, что слово «легенда» в названии не совсем верное, а в контексте постмодернистского месседжа Лоури так и вовсе выглядит насмешкой отечественных локализаторов. Монолитное «The Green Knight» в английской версии глубоко корнями уходит в полотно фильма, вплетается в историю, образует с ней единое целое, нависая над происходящим. Зеленый рыцарь — олицетворенный фатум, природная (значит, божественная) энергия, предвещающая смерть; он — та самая движущая сила, что побуждает главного героя, сэра Гавейна, отправиться в приключение навстречу своей кончине.
Легенда как архаичный жанр невозможна, если речь в ней идет о взаимодействии персонажей с самим плотом произведения. Что в свою очередь становится основным конфликтом фильма Дэвида Лоури. Посему любые, пусть и совершенно случайные, попытки наших локализаторов поставить «Зеленого рыцаря» на рельсы модерна, увы, безуспешны, хотя и образуют забавное несоответствие.
Формально картина испещрена признаками традиционного фольклора. Например, каждый эпизод похождений сэра Гавейна тут (не без авторской иронии) озаглавлен титром на манер песенного жанра («Начало странствий», «Встреча с Винифредой» и пр.) Не лишен «Зеленый рыцарь» многообещающего, сказочно-предсказательного пролога и интерлюдии. Но не стоит обманываться. Подобные заигрывания с формой — вовсе не инструменты адаптации старой английской легенды под современного кинозрителя. Скорее, это эхо постмодернистского тренда, право на небольшую шутку режиссера над человеком, смотрящим его фильм.
Такой прием уже мелькал в нынешнем сезоне — «Аннетт» Леоса Каракса также снабжена предисловием, в котором автор настоятельно рекомендует зрителям заткнуться и вообще не дышать, чтобы не разрушить гиперусловную, магическую ауру его кинопроизведения. Он же, в «Святых моторах», позволяет себе другой архаичный жест — эпизод музыкального антракта (та же интерлюдия) прямо посреди фильма.
Но Каракс, романтик с головы до ног, расквитавшись с изрядным инфантилизмом в жизни, лишь в последних своих работах обратился непосредственно к зрителю и его восприятию, проводя один эксперимент с формой за другим. Дэвид Лоури же изначально вошел в мир кинематографа как наследник кинематографических традиций Терренса Малика. Любимчик «Сандэнса», одержимый американской степью и пригородом, он с ранних лет карьеры прослыл молодой надеждой авторского кино.
В его прочтении старая легенда о сэре Гавейне и Зеленом рыцаре не просто обзавелась маркерами современности (в виде затрагиваемых в фильме вопросов о новой маскулинности, феминизме и пр.), но также внесла новое слово в философские трения об отживших рыцарских понятиях долга и чести. Казалось бы, вот уж время поговорить о средневековой этике! Но даже такой диалог, как ни странно, нынче востребован (особенно в контексте авторских отхождений от текста оригинала и «изуверских» коверканий подлинного замысла легенды).
Такой прием уже мелькал в нынешнем сезоне — «Аннетт» Леоса Каракса также снабжена предисловием, в котором автор настоятельно рекомендует зрителям заткнуться и вообще не дышать, чтобы не разрушить гиперусловную, магическую ауру его кинопроизведения. Он же, в «Святых моторах», позволяет себе другой архаичный жест — эпизод музыкального антракта (та же интерлюдия) прямо посреди фильма.
Но Каракс, романтик с головы до ног, расквитавшись с изрядным инфантилизмом в жизни, лишь в последних своих работах обратился непосредственно к зрителю и его восприятию, проводя один эксперимент с формой за другим. Дэвид Лоури же изначально вошел в мир кинематографа как наследник кинематографических традиций Терренса Малика. Любимчик «Сандэнса», одержимый американской степью и пригородом, он с ранних лет карьеры прослыл молодой надеждой авторского кино.
В его прочтении старая легенда о сэре Гавейне и Зеленом рыцаре не просто обзавелась маркерами современности (в виде затрагиваемых в фильме вопросов о новой маскулинности, феминизме и пр.), но также внесла новое слово в философские трения об отживших рыцарских понятиях долга и чести. Казалось бы, вот уж время поговорить о средневековой этике! Но даже такой диалог, как ни странно, нынче востребован (особенно в контексте авторских отхождений от текста оригинала и «изуверских» коверканий подлинного замысла легенды).
До сих пор в таком ключе и с похожим набором инструментов рассуждал, например, Терри Гиллиам в собственной интерпретации Сервантеса. «Человек, который убил Дон Кихота» также повествует о взаимодействии персонажа с историей и переосмысляет старые ценности: допотопный, слепой романтизм Дон Кихота автор приравнивает к беспринципности и эгоизму помешанного на славе современного режиссера. В основе обеих картин, и «Дон Кихота» Гиллиама, и «Зеленого рыцаря» Лоури заложена мысль об устаревании, неприемлемости тех или иных этических и поведенческих норм. Но если в первом случае история превращается в фарс в кубе, воспроизводимый режиссером на почве собственных многолетних попыток экранизировать великий текст; то во втором фильм вынуждает сэра Гавейна осознать свое нахождение в русле динамичной истории, которую сам он и волен выстраивать в зависимости от превалирующих в нем моральных качеств или недостатков.
Картина Лоури шествует на грани полного погружения в пучину аудиовизуальных форм. Зашкаливающее количество музыкального сопровождения, рифмующего традиционное хоровое пение со звуками индустриального мира, лишь подчеркивает шаткость временного отрезка, в котором барахтается сэр Гавейн. Режиссер отсекает привычную для эпического нарратива погоню за «макгаффином» и даже лишает героя сверхзадачи — пускает в открытое плавание, где пункты из точки, А в точку Б условны и служат лишь маяками, чтобы тот не заплутал по дороге.
Путешествие Гавейна можно прочитать как эпопею о взрослении подростка и как целостное жизнеописание индивидуума, зависимого от внешних обстоятельств и оценок окружения. Но, как и было сказано в начале, прежде всего «Зеленый рыцарь» говорит о взаимодействии героя с ходом истории. В этом — отличительная черта творчества Дэвида Лоури, чьи персонажи нередко озабочены вопросами наследства и посмертного влияния. Но, как это нередко бывает, жизненные ориентиры сменяются по ходу взросления, герой начинает видеть возможные перспективы (или их отсутствие) и неуклонность смерти.
Она нависает над сэром Гавейном с самого старта его коллизии с Зеленым рыцарем, фактически оставляя лишь один год для того, чтобы прославиться. Драма Гавейна, племянника короля Артура, близка всем тем, кто рос в кругу уважаемых и авторитетных людей, не имея шанса быть отличимым в круговороте высоких оценок и восхваления былых заслуг. Сепарироваться от чуждых традиций и ценить пройденный путь как нечто неповторимое, личное и важное вне зависимости от его исхода — новейшие ценности, которыми снабжает человека XXI век.
Картина Лоури шествует на грани полного погружения в пучину аудиовизуальных форм. Зашкаливающее количество музыкального сопровождения, рифмующего традиционное хоровое пение со звуками индустриального мира, лишь подчеркивает шаткость временного отрезка, в котором барахтается сэр Гавейн. Режиссер отсекает привычную для эпического нарратива погоню за «макгаффином» и даже лишает героя сверхзадачи — пускает в открытое плавание, где пункты из точки, А в точку Б условны и служат лишь маяками, чтобы тот не заплутал по дороге.
Путешествие Гавейна можно прочитать как эпопею о взрослении подростка и как целостное жизнеописание индивидуума, зависимого от внешних обстоятельств и оценок окружения. Но, как и было сказано в начале, прежде всего «Зеленый рыцарь» говорит о взаимодействии героя с ходом истории. В этом — отличительная черта творчества Дэвида Лоури, чьи персонажи нередко озабочены вопросами наследства и посмертного влияния. Но, как это нередко бывает, жизненные ориентиры сменяются по ходу взросления, герой начинает видеть возможные перспективы (или их отсутствие) и неуклонность смерти.
Она нависает над сэром Гавейном с самого старта его коллизии с Зеленым рыцарем, фактически оставляя лишь один год для того, чтобы прославиться. Драма Гавейна, племянника короля Артура, близка всем тем, кто рос в кругу уважаемых и авторитетных людей, не имея шанса быть отличимым в круговороте высоких оценок и восхваления былых заслуг. Сепарироваться от чуждых традиций и ценить пройденный путь как нечто неповторимое, личное и важное вне зависимости от его исхода — новейшие ценности, которыми снабжает человека XXI век.
Подобный разговор в «Зеленом рыцаре» систематичен для Дэвида Лоури. Будь то американская прерия, среднеширотные хайвеи, по которым рассекает постаревший Роберт Редфорд, или просторы Камелота — везде найдется герой, чье влияние и оставленное им наследство будут забыты людьми в первый десяток лет. Путь, пройденный этим персонажем, не важен для окружения, но является частичкой его индивидуальности, бесценным опытом, не историей в культурологическом значении данного слова, но антиисторией.
Таким вышел «Зеленый рыцарь», преисполненный литературными референсами, расшифровка которых займет у заинтересовавшегося зрителя не один час. Это ностальгический, по-старому увлекательный киноэпос, перекочевавший в последнее время из традиционного фэнтези в жанр научной фантастики, отличимый от других экранизаций «Артурианы» не только уникальным, чуть ли не вычурным визуальным кодом, но и оригинальным переосмыслением старого через призму новейших культурных знаков.
Печально, что и ему предстоит в скором времени состариться — постмодернистский взгляд на легендарный, фэнтезийный плот хотя и востребован из-за отсутствия ярких и запоминающихся альтернатив на кинорынке, но отнюдь не нов. Выручает лишь драматическая сердцевина фильма да свежий визуал студии А24. Доселе предшественники Лоури на поприще оригинального преподнесения средневековой фантастики неуклонно склонялись к комедии — от Монти Пайтонов, питающих нежную любовь ко вселенной Камелота, до франшизы «Шрека», чья третья часть, вот уж сюрприз, также повествует о рыцаре, который не справляется с возложенными на него обязательствами наследования престола (зовут его Артур).
Но новый зеленый великан все такой же многослойный, что, конечно, не может не радовать.
Редактор: Лена Черезова
Таким вышел «Зеленый рыцарь», преисполненный литературными референсами, расшифровка которых займет у заинтересовавшегося зрителя не один час. Это ностальгический, по-старому увлекательный киноэпос, перекочевавший в последнее время из традиционного фэнтези в жанр научной фантастики, отличимый от других экранизаций «Артурианы» не только уникальным, чуть ли не вычурным визуальным кодом, но и оригинальным переосмыслением старого через призму новейших культурных знаков.
Печально, что и ему предстоит в скором времени состариться — постмодернистский взгляд на легендарный, фэнтезийный плот хотя и востребован из-за отсутствия ярких и запоминающихся альтернатив на кинорынке, но отнюдь не нов. Выручает лишь драматическая сердцевина фильма да свежий визуал студии А24. Доселе предшественники Лоури на поприще оригинального преподнесения средневековой фантастики неуклонно склонялись к комедии — от Монти Пайтонов, питающих нежную любовь ко вселенной Камелота, до франшизы «Шрека», чья третья часть, вот уж сюрприз, также повествует о рыцаре, который не справляется с возложенными на него обязательствами наследования престола (зовут его Артур).
Но новый зеленый великан все такой же многослойный, что, конечно, не может не радовать.
Редактор: Лена Черезова
Понравился материал?
ПОДЕЛИТЬСЯ ТЕКСТОМ
Поддержать «Кинотексты»
Любое Ваше пожертвование поможет развитию нашего независимого журнала.
