По-своему несчастная супружеская чета Дэвид и Джо Хеннингер в разгар, кажется, вечного семейного кризиса по приглашению общего друга отправляется в Марокко. Он — неравнодушный к алкоголю врач. Она — малоизвестная детская писательница. Они — та самая пара из привилегированного слоя общества, которой легче со снисходительным нежеланием отправиться на уик-энд на другой континент, чем записаться на совместный прием к психологу. Очень долгая дорога к затерявшемуся в песках «цивилизованному оазису» прерывается трагедией: Дэвид, усевшись за руль нетрезвым, насмерть сбивает местного мальчика. Мальчика, намеревавшегося то ли продать пришельцам окаменелость, то ли их ограбить. Прихватив с собой тело погибшего, Хеннингеры все-таки добираются до пункта назначения, чтобы исключительно временно омрачить своей печальной историей настоящий праздник жизни. На самом деле до инцидента мало кому есть дело. В первую очередь хозяину дома, главное желание которого — как можно скорее избавиться от назойливой проблемы. Поэтому, когда на следующий день после аварии в дом, чтобы забрать тело, прибывает берберский отец мальчика, он настоятельно рекомендует Дэвиду исполнить волю скорбящего и в рамках раскаяния отправиться вместе с траурной делегацией на похороны. Ведь того требует обычай. Вроде бы.
Когда кто-то приходит куда-то с собственным уставом, избежать культурного столкновения совершенно невозможно. Это лишь вопрос времени. Особенно, если некогда мощный имперский корабль слишком долго прохлаждается на суше и потихоньку начинает рассыпаться в самых ожидаемых местах. Антиколониальная идея не просто вывешена на поверхности фильма, ее дух затхлым воздухом пронизывает каждый кадр, будь то жаркий раскаленный пейзаж или портрет человека, нежащегося в лучах собственного превосходства. Не люди, но персонажи из древней, как весь Старый Свет, сатирической пьесы. Господа, перед каждым новым выходом сменяющие не успевший примелькаться костюм, и слуги, чинно поплевывающие в стакан, прежде чем его преподнести. От Макдоны достается всем и каждому. Вопрос «европейской вины» остается в недалеком прошлом, пока режиссер, минуя полевые исследования, рассуждает о результатах давнего вмешательства колонизаторов в существование чужого континента. Иноземный бомонд изгибается в своих излюбленных стандартных позах, разыгрывая грошовые драмы, и зрителю заранее известно, чем они закончатся. А местному жителю на выбор остается два пути: прямо признать свое поражение и приспособиться или с гордостью держаться особняком, издалека и якобы нехотя заигрывая по чужим правилам игры.
В «Прощенном» нет плохих и хороших. Только уставшие. Уставшие от себя, от других, от удобного движения по инерции, которое нет ни сил, ни желания направлять в противоположную сторону. Марокко — это уже давно не просто одна из стран Северной Африки. В кинематографическом пространстве это — одно из тех самых направлений, в которое герои из другого мира, бегущие от чего-то, отправляются за экзотикой. Но что остается делать, если «что-то» все равно бежит вместе с тобой, а даже одомашненная экзотика иногда аккуратно напоминает о своей дикой натуре? Вероятно, хотя бы попытаться где-то между отыскать путь к самому себе.