Впрочем, ничего нового в этом нет, и Де Пальма тут уж точно не первопроходец. И бывшая проститутка Кэй Лэйк (говорящая фамилия), в роли которой зрителя заводит молодая и горячая Скарлетт Йоханссон, и традиционная для «черных фильмов» femme fatale — загадочная Мэдлин Линскотт, которую играет не совсем подходящая для этого образа Хилари Суонк, и безвременно ушедшая Элизабет Шорт (ее фамилия — то ли попытка грубого юмора, то ли простое совпадение), в которую перевоплотилась малоизвестная широкому зрителю, но обаятельная Миа Киршнер, вполне органичны для этой истории.
Мир «Черной орхидеи» — это мир разврата, криминала, лжи и похоти. Шрамы, алкоголь, сигаретный дым, звонкие пощечины, злачные заведения, грязные слухи и домыслы воспринимаются тут как данность. Но, несмотря на тематику и направленность ленты, Де Пальма сдерживается. Крови в кадре мало. Она присутствует лишь как символ. Многозначительный, но малосостоятельный. Насилие есть, но выплескивается оно дозированно. Разве того требуют рамки истории? Возможно. Но тогда бы постановке больше подошел почерк Дэвида Финчера, который был прикреплен к проекту изначально.
Де Пальма — вуайерист до мозга костей. Он подглядывает не только за героями своих фильмов, но также черпает вдохновение у маститых авторов прошлого (или даже больше того — подражает им). Именно поэтому «Черная орхидея» — это подглядывание за подглядывающим. Удовольствие сомнительное, но безусловное.
Многовариантность прочтения идейной наполненности ленты — плод того же древа. Таким образом, история с успехом может быть интерпретирована и как рассказ о девиантных формах поведения, и как злободневное произведение о власти патриархата, и как аллегорическое высказывание о пролетариате и буржуазии, и как прямолинейный детектив о коллизиях дружбы и любви, и как мрачная сказка о сложностях взросления. Любой из этих вариантов имеет право на жизнь. Как и сравнение постановки с классическими работами Фрица Ланга, Билли Уайлдера, Джона Хьюстона, Романа Полански и все того же Финчера.