ЭРИК ИЛЬМУРАТОВ | 2 мая 2021

О ТЕЛЕ И ДУШЕ: ВСЕ, ЧТО МЫ МОЖЕМ ТЕПЕРЬ — ЭТО ВИДЕТЬ ДРУГ ДРУГА ВО СНАХ

Холодные цвета, отстраненность и статичная камера в фильме о героях, которые видят один сон на двоих и путешествуют в тайный животный мир

О ТЕЛЕ И ДУШЕ: ВСЕ, ЧТО МЫ МОЖЕМ ТЕПЕРЬ — ЭТО ВИДЕТЬ ДРУГ ДРУГА ВО СНАХ

ЭРИК ИЛЬМУРАТОВ | 02.05.2021
Холодные цвета, отстраненность и статичная камера в фильме о героях, которые видят один сон на двоих и путешествуют в тайный животный мир
О ТЕЛЕ И ДУШЕ: ВСЕ, ЧТО МЫ МОЖЕМ ТЕПЕРЬ — ЭТО ВИДЕТЬ ДРУГ ДРУГА ВО СНАХ
ЭРИК ИЛЬМУРАТОВ | 02.05.2021
Холодные цвета, отстраненность и статичная камера в фильме о героях, которые видят один сон на двоих и путешествуют в тайный животный мир
ПОДЕЛИТЬСЯ ТЕКСТОМ
Режиссер: Ильдико Эньеди
Страна: Венгрия
Год: 2017

Если следовать популярному рассуждению, что ближайший аналог кинофильма — это сновидение, то общий сон для нескольких человек приравнивается к совместному просмотру одного фильма, прямо как в кинотеатре. Вы можете не быть знакомы с соседями по темному залу, но вместе завороженно смотрите на экран, переживаете одни и те же эмоции, и встаете с кресел с чувством тихого единения. Венгерская мелодрама «О теле и душе» — триумфатор Берлинале-2017, номинант на «Оскар» и просто ювелирный образец европейского фестивального кино — предлагает ненадолго представить, каково это: иметь один сон на двоих.

Начинается фильм очень прозаично. Вместо обещанного «о телах и душах» разговор идет о делах и тушах — главные герои работают на скотобойне в Будапеште. Финансовый директор Эндре (Геза Морчаньи) и инспектор по качеству Мария (Александра Борбей) изредка видятся в столовой, но из-за сложностей характера и неврозов никак не могут сойтись. Даже осознание того, что по ночам они оба в виде оленей бегают по заснеженному лесу, не сразу позволяет им выразить свою любовь. Их тайный животный мир — невероятно спокойное и одухотворенное место, в отличие от пропитанной кровью и суетой скотобойни. На фоне романа Эндре и Марии параллельно развивается и формальная детективная линия — кража бычьей виагры на производстве. Полиция, приглашенный психолог и сотрудники пытаются вычислить похитителя. Сюжет извращенного порно переплетается с поэмой о родстве душ.
«О теле и душе» это очередной пример кинематографичности скотобоен — зритель вынужден сначала проникаться симпатией к умным и выразительным глазам животного, а потом смотреть, как в них гаснет жизнь. По всему миру режиссеры убивают животных, но особенно кровожадны они до говядины. Понарошку и взаправду, стерильной пневматикой и несколькими ударами топора, машинами и огнем. Таким образом кино наследует не только развлекательному принципу «хлеба и зрелищ», но и богатой ритуальной традиции умерщвления парнокопытных: начиная с корриды и заканчивая непальским фестивалем Гадхимаи. Жертвоприношение или состязание приводит к смерти животного. Только если в классических тавромахиях акцент делается на спортивном соревнованим, и переживание зрителя основано на неуверенности в победе человека над зверем, то скотобойня — зрелище куда более предсказуемое. Оно содержит сам факт смерти — явление, от которого современный городской житель катастрофически дистанцирован.

Определенную смысловую нагрузку несет не только локация фильма, но и мир сновидений. Дикие и изящные олени противопоставляются неуклюжим, беспомощным коровам. Близкие в биологической классификации животные становятся антиподами, выражающими противоположные идеи свободы и рабства. Во многих культурах за убийство священного оленя человека ждет жестокая кара свыше. Между ними двумя стоит только человек, и у него есть выбор. Мария и Эндре, очевидно, выбирают (или выбирают за них?) быть оленями. И в конце герои занимаются сексом как животные — молча, без поцелуев, с упорной и жаждущей удовлетворения сосредоточенностью.
Персонажи фильма, в том числе второстепенные, живут себе на уме, в атмосфере тесноты и сдержанности. Это аутсайдеры, выросшие в палисаднике Джима Джармуша и сбежавшие в Старый Свет. Кроме комбината и дома мы практически не видим ни одной локации, потому что жизнь этих людей пуста. У Марии обсессивно-компульсивное расстройство и аутизм, из-за чего она так отстранена от мира, что на комбинате ее дразнят «роботом» и «Снегурочкой». У Эндре — апатия и низкая самооценка. Это сложные люди (как и все мы), которым сложно сблизиться в сложном мире. История любви, которую преподнесла нам режиссерка Ильдико Эньеди (она спустя 18 лет молчания вернулась к полному метру), не терпит полумер. В ней людям приходится пережить тысячи метаморфоз, победить сотни страхов и десятки сомнений ради одной ночи вместе.

Постепенно развивается и телесная тема фильма, хотя ей уделено меньше времени. Мария боится тактильных контактов с окружающими, у нее очень хрупкое личное пространство. Эндре — калека, у него парализована левая рука, из-за чего ему сложно выполнять простейшие действия. В конце, после (спойлер-спойлер) попытки суицида Мария рискует, как и ее возлюбленный, остаться однорукой. Грубо говоря, оба героя неполноценны, и стремятся заполнить свою пустоту другим человеком, хотя куда более здоровым подходом было бы развитие самодостаточности. «О теле и душе» не привносит ничего нового в романтический троп «они созданы друг для друга» и консервативно снимает манифест старой доброй патриархальной моногамии.
Эту мысль подтверждает и то, насколько работа Эньеди похожа на стереотипный роман в социалистическом кино: мужчина и женщина встречаются на производстве, вместе ловят рецидивиста и создают полноценную ячейку общества. Убрать из уравнения сны и поэтичность — получится самый обычный служебный роман. Или даже, если хотите, «Служебный роман». В этом и заключается главная ирония фильма. Он одновременно ужасно пошлый и возвышенный. С одной стороны, это добавляет в картину черного юмора, а с другой — напоминает, что в жизни нет ничего однозначного и окончательного. Все гораздо сложнее, чем набор штампов. Если конечной «целью» общих оленьих грез было свести две одинокие и скорее всего неподходящие друг другу души, то не факт, что игра стоила свеч.

И чисто эстетически Эньеди больше похожа на своего социалистического соседа Кристи Пую. Холодные цвета, отстраненность, статичная камера. Визуальная динамика диктуется круговоротом дня и ночи, то есть меняется лишь освещение и угол, под которым на лица героев падают тени. Никакой закадровой музыки, никакого клипового монтажа, никаких специальных эффектов, и только олени — компьютерные. Может, глюк в матрице, а может, баловство Морфея, но разделенный на двоих сон, как и разделенный на двоих фильм — настоящая любовная магия.

Редактор: Лена Черезова
Автор журнала «Кинотексты»
Понравился материал?
ПОДЕЛИТЬСЯ ТЕКСТОМ
Поддержать «Кинотексты»
Любое Ваше пожертвование поможет развитию нашего независимого журнала.
Made on
Tilda