Кинотексты
Молодые авторы о кино
АНДРЕЙ ВОЛКОВ | 17 ДЕКАБРЯ 2022
УЖАСАЮЩИЙ 2: ВОЗВРАЩЕНИЕ ДЬЯВОЛЬСКОГО ШУТА
Продолжение успешного независимого хоррора, превратившегося в притчу о борьбе добра и зла — как в мире вокруг, так и в душах людей
УЖАСАЮЩИЙ 2: ВОЗВРАЩЕНИЕ ДЬЯВОЛЬСКОГО ШУТА
АНДРЕЙ ВОЛКОВ | 17.12.2022
Продолжение успешного независимого хоррора, превратившегося в притчу о борьбе добра и зла — как в мире вокруг, так и в душах людей
УЖАСАЮЩИЙ 2: ВОЗВРАЩЕНИЕ ДЬЯВОЛЬСКОГО ШУТА
АНДРЕЙ ВОЛКОВ | 17.12.2022
Продолжение успешного независимого хоррора, превратившегося в притчу о борьбе добра и зла — как в мире вокруг, так и в душах людей
ПОДЕЛИТЬСЯ ТЕКСТОМ
Режиссер: Дэмиен Леоне
Страны: США
Год: 2022
В наше время редко появляются авторы фильмов ужасов, за которыми интересно следить, которые могли бы достойно продолжить дело ушедших в мир иной мастеров прошлого. Все яркие имена хоррора, зажегшиеся на небосклоне жанра в последние 10−15 лет, мы перечислять не будем; скажем лишь, что Дэмиен Леоне — точно одно из них. Его главный персонаж, клоун Арт, появлялся еще в ранних короткометражках, позже объединенных в картину «Канун Дня всех святых» (2013). Правда, играл его другой актер, Майк Джаннелли, который был в этом образе не менее колоритным, чем нынешний исполнитель, Дэвид Ховард Торнтон.
Образ Арта никогда не был статичным. Он видоизменяется от фильма к фильму, так что, можно сказать, что злодейский клоун из ранних работ режиссера и клоун-убийца из дилогии «Ужасающий» — разные персонажи. В короткометражках и дебютном полнометражном фильме Леоне Арт — это некий демон, который способен приходить в наш мир через свои изображения (картинка на упаковке с хлопьями, фотография или запись видеопленке), используя их как дверь. Он не является садистом, ведь его задача — не столько мучение тел, сколько похищение душ героев. В исполнении Майка Джаннелли Арт был более зловещим. Даже обычное для демонических клоунов шутовство в его исполнении выглядело как оккультный ритуал. Клоун выбирал жертву и затем преследовал ее как кошмар, как триггер, сводя с ума, а после, на пике атавистического ужаса, милосердно избавлял от бремени земной юдоли.
Страны: США
Год: 2022
В наше время редко появляются авторы фильмов ужасов, за которыми интересно следить, которые могли бы достойно продолжить дело ушедших в мир иной мастеров прошлого. Все яркие имена хоррора, зажегшиеся на небосклоне жанра в последние 10−15 лет, мы перечислять не будем; скажем лишь, что Дэмиен Леоне — точно одно из них. Его главный персонаж, клоун Арт, появлялся еще в ранних короткометражках, позже объединенных в картину «Канун Дня всех святых» (2013). Правда, играл его другой актер, Майк Джаннелли, который был в этом образе не менее колоритным, чем нынешний исполнитель, Дэвид Ховард Торнтон.
Образ Арта никогда не был статичным. Он видоизменяется от фильма к фильму, так что, можно сказать, что злодейский клоун из ранних работ режиссера и клоун-убийца из дилогии «Ужасающий» — разные персонажи. В короткометражках и дебютном полнометражном фильме Леоне Арт — это некий демон, который способен приходить в наш мир через свои изображения (картинка на упаковке с хлопьями, фотография или запись видеопленке), используя их как дверь. Он не является садистом, ведь его задача — не столько мучение тел, сколько похищение душ героев. В исполнении Майка Джаннелли Арт был более зловещим. Даже обычное для демонических клоунов шутовство в его исполнении выглядело как оккультный ритуал. Клоун выбирал жертву и затем преследовал ее как кошмар, как триггер, сводя с ума, а после, на пике атавистического ужаса, милосердно избавлял от бремени земной юдоли.
В дилогии «Ужасающий» Арт предстает совершенно другим персонажем. Неслучайно она отделена от прочих работ режиссера кроссовером «Франкенштейн против мумии» (2015) — пока единственным фильмом Леоне без участия клоуна-маньяка. В первой части Арт казался человеком — его телесную природу подчеркивал и актер Дэвид Ховард Торнтон, убедительно изображая эмоции своего героя. Пусть сам Леоне признавался в интервью для портала RussoRosso, что находился под большим впечатлением от клоуна Пеннивайза, однако стремился создать не его клон, а что-то свое, особенное.
Если в ранних работах Леоне демонический клоун еще может быть назван младшим братом Пеннивайза, поскольку во всех его шутках и перформансах сквозит что-то зловещее, то в «Ужасающем» Дэвид Ховард Торнтон прошел по тонкой грани между клоунами-чудовищами вроде Пеннивайза и маньяками в клоунских костюмах, как реальный серийный убийца Джон Гейси, орудовавший в США в 1970-х. Персонаж Торнтона, с одной стороны, всегда в гриме, а с другой, не кажется исчадием ада. Он предстает слабым, ущербным человеком, классическим маньяком, который сам пережил издевательства, поэтому компенсирует свои комплексы кровавым шутовством. Жертв, смеющихся над ним, вроде подруги Тары, он заставляет мучиться, причиняя им нечеловеческие страдания. В то же время к самой Таре клоун испытывал странную симпатию, возможно, чувствуя в ней родственную неприкаянную душу. Тяжелый психологический выбор, перед которым оказался клоун-злодей, возвышал первую часть почти до экзистенциальной притчи о тотальном одиночестве людей. Ленте даже прощаешь дешевую цифровую картинку и более трафаретное развитие событий во второй половине, когда в сюжете появляется сестра Тары Виктория, пусть сцены с ней отмечены отличной динамикой и саспенсом. Даже казалось, что «Ужасающему» не требуется продолжение, ведь был велик риск получить на выходе банальный сплаттер о том, как восставший из могилы клоун убивает новых жертв.
Однако Дэмиен Леоне с честью выдержал испытание сиквелом. Свой высокий профессионализм в плане создания тревожной, гнетущей атмосферы он доказал еще в первой части, действие которой происходило в старом обшарпанном доме. Долгая погоня Арта за Викторией по полутемным коридорам и чуть ли не по подземелью, представляющему собой подвал здания, производила большое впечатление. Сиквелы обычно развиваются по схеме «то же самое, что в первой части, но в больших масштабах». И масштаб действительно имеется, ведь действие происходит не в изолированном доме, а в маленьком городке. Героев гораздо больше, так что можно было бы ожидать множество убийств, как, например, в «100 слез» (2007) — другом андеграундном клоунском культе. Однако Леоне отказался от кровавой вакханалии. Несмотря на большую разницу между кровавым сплаттером и джалло, в котором сцены убийств эстетизированы, а злодеи всегда одержимы различными маниями и комплексами из детства, сиквел хочется сравнить именно с джалло, прежде всего, по редким, но ударным перформансам Арта. Эти эпизоды нельзя назвать эстетичными, поскольку насилие, что характерно для сплаттера, здесь гиперболизировано, однако постановкой этих сцен Леоне будто возвращает сплаттер к его истокам — театру ужасов «Гран-Гиньоль».
Если в ранних работах Леоне демонический клоун еще может быть назван младшим братом Пеннивайза, поскольку во всех его шутках и перформансах сквозит что-то зловещее, то в «Ужасающем» Дэвид Ховард Торнтон прошел по тонкой грани между клоунами-чудовищами вроде Пеннивайза и маньяками в клоунских костюмах, как реальный серийный убийца Джон Гейси, орудовавший в США в 1970-х. Персонаж Торнтона, с одной стороны, всегда в гриме, а с другой, не кажется исчадием ада. Он предстает слабым, ущербным человеком, классическим маньяком, который сам пережил издевательства, поэтому компенсирует свои комплексы кровавым шутовством. Жертв, смеющихся над ним, вроде подруги Тары, он заставляет мучиться, причиняя им нечеловеческие страдания. В то же время к самой Таре клоун испытывал странную симпатию, возможно, чувствуя в ней родственную неприкаянную душу. Тяжелый психологический выбор, перед которым оказался клоун-злодей, возвышал первую часть почти до экзистенциальной притчи о тотальном одиночестве людей. Ленте даже прощаешь дешевую цифровую картинку и более трафаретное развитие событий во второй половине, когда в сюжете появляется сестра Тары Виктория, пусть сцены с ней отмечены отличной динамикой и саспенсом. Даже казалось, что «Ужасающему» не требуется продолжение, ведь был велик риск получить на выходе банальный сплаттер о том, как восставший из могилы клоун убивает новых жертв.
Однако Дэмиен Леоне с честью выдержал испытание сиквелом. Свой высокий профессионализм в плане создания тревожной, гнетущей атмосферы он доказал еще в первой части, действие которой происходило в старом обшарпанном доме. Долгая погоня Арта за Викторией по полутемным коридорам и чуть ли не по подземелью, представляющему собой подвал здания, производила большое впечатление. Сиквелы обычно развиваются по схеме «то же самое, что в первой части, но в больших масштабах». И масштаб действительно имеется, ведь действие происходит не в изолированном доме, а в маленьком городке. Героев гораздо больше, так что можно было бы ожидать множество убийств, как, например, в «100 слез» (2007) — другом андеграундном клоунском культе. Однако Леоне отказался от кровавой вакханалии. Несмотря на большую разницу между кровавым сплаттером и джалло, в котором сцены убийств эстетизированы, а злодеи всегда одержимы различными маниями и комплексами из детства, сиквел хочется сравнить именно с джалло, прежде всего, по редким, но ударным перформансам Арта. Эти эпизоды нельзя назвать эстетичными, поскольку насилие, что характерно для сплаттера, здесь гиперболизировано, однако постановкой этих сцен Леоне будто возвращает сплаттер к его истокам — театру ужасов «Гран-Гиньоль».
Перформансы Арта не доведены до крайности, дабы картина не превратилась в комедию ужасов а-ля «Живая мертвечина» (1992). Напротив, сцены преследования Артом жертв придерживаются традиций саспенса 1960−1970-х, от Хичкока и Бавы до Ардженто и Карпентера. На их фильмы режиссер выдал немало аллюзий: и городок, в котором происходит действие, весьма напоминает Хэддонфилд, и злодейский клоун впервые показан режиссером за рулем фургона, из которого он наблюдает за местной молодежью, прямо как его старший коллега Майкл Майерс. В этих моментах Леоне применяет тревожный электронный саундтрек Пола Уайли, своего постоянного композитора. Для пущего сходства не хватает разве что элементов «синема верите», то есть деликатного слежения камеры за молодыми героями с позиции злодея, однако постановщик еще в первой части избрал основой своего шокера гротеск, который не предполагает минималистичной карпентеровской атмосферы. Зло Леоне не прячется в тени, а, напротив, дерзко заявляет о себе, вторгаясь в дома добропорядочных граждан путем выламывания дверей. Ведь чего стесняться клоуну, воскресшему из мертвых, который к тому же истосковался по истошным крикам ни в чем не повинных жертв?
Мотив воскрешения, с одной стороны, не раз встречался в хоррорах (достаточно вспомнить, что сверхъестественным образом был оживлен Джейсон в шестой части «Пятницы 13-е»), а с другой, сцена оживления злодейского клоуна является отсылкой к готическому ужасу Марио Бавы, прежде всего, его шедевру «Операция "Страх"» (1966). Клоун был воскрешен не просто некоей абстрактной силой, но самим Люцифером, скрывающимся под невинным видом девочки-клоунессы, которая станет незримым спутником Арта на протяжении всего повествования.
Теперь в Арте не осталось ничего человеческого. Если Арт из первой части убивал не всех, а лишь тех, кто вел себя вызывающе или же просто становился свидетелем его преступлений, то Арт из сиквела уничтожает практически каждого, кого видит, выступая машиной для убийств, как Джейсон в поздних частях «Пятницы 13-е». Клоун стал инструментом зла в руках князя тьмы; с его помощью дьявол словно забирает души. Возросла и физическая сила Арта. Теперь он способен разрывать людей голыми руками, как какой-нибудь Карл Мясник, любимый герой Андреаса Шнааса.
Однако, если в немецком хоррор-андеграунде сплаттер-сцены часто представляли собой потрошение грубых муляжей, то Леоне знает меру. И даже сверхнереалистичное мучение Элли выглядит гротескным театральным представлением, словно во французском хоррор-театре. Это ее прижизненное наказание за грубое отношение к Арту, который всего-то хотел от нее конфет на Хэллоуин. А уж окончание сцены, когда обезображенное тело Элли находит ее мать, а рядом — клоуна, срезающего с ее ног куски мяса и поедающего его, и краткое пробуждение девушки со словами «мама», полными невыразимой муки и отчаяния, точно шокируют впечатлительного зрителя. Впрочем, для предупреждения этого как раз и стоит ограничение «18+».
Мотив воскрешения, с одной стороны, не раз встречался в хоррорах (достаточно вспомнить, что сверхъестественным образом был оживлен Джейсон в шестой части «Пятницы 13-е»), а с другой, сцена оживления злодейского клоуна является отсылкой к готическому ужасу Марио Бавы, прежде всего, его шедевру «Операция "Страх"» (1966). Клоун был воскрешен не просто некоей абстрактной силой, но самим Люцифером, скрывающимся под невинным видом девочки-клоунессы, которая станет незримым спутником Арта на протяжении всего повествования.
Теперь в Арте не осталось ничего человеческого. Если Арт из первой части убивал не всех, а лишь тех, кто вел себя вызывающе или же просто становился свидетелем его преступлений, то Арт из сиквела уничтожает практически каждого, кого видит, выступая машиной для убийств, как Джейсон в поздних частях «Пятницы 13-е». Клоун стал инструментом зла в руках князя тьмы; с его помощью дьявол словно забирает души. Возросла и физическая сила Арта. Теперь он способен разрывать людей голыми руками, как какой-нибудь Карл Мясник, любимый герой Андреаса Шнааса.
Однако, если в немецком хоррор-андеграунде сплаттер-сцены часто представляли собой потрошение грубых муляжей, то Леоне знает меру. И даже сверхнереалистичное мучение Элли выглядит гротескным театральным представлением, словно во французском хоррор-театре. Это ее прижизненное наказание за грубое отношение к Арту, который всего-то хотел от нее конфет на Хэллоуин. А уж окончание сцены, когда обезображенное тело Элли находит ее мать, а рядом — клоуна, срезающего с ее ног куски мяса и поедающего его, и краткое пробуждение девушки со словами «мама», полными невыразимой муки и отчаяния, точно шокируют впечатлительного зрителя. Впрочем, для предупреждения этого как раз и стоит ограничение «18+».
По давней слэшерной традиции всем актрисам, изображающим старшеклассниц, уже за 30, однако на это не обращаешь внимания, ведь и фильм-то сделан в русле «старой школы», когда ценились не столько спецэффекты (которые в «Ужасающем 2» вполне хороши, особенно учитывая небольшой бюджет), сколько фантазия и интересная история. К тому же, иначе бы зрители не увидели отлично смонтированную душевую сцену с участием малоизвестной Лорен ЛаВеры — не только обладательницы отличной фигуры, но и хорошей актрисы, умеющей передать внутренний мир своей героини средствами скупой мимики, интонаций, взгляда. Лорен ЛаВера вполне может претендовать на почетный статус современной «королевы крика». В ней есть как обезоруживающая уязвимость героинь Джейми Ли Кертис, так и решительность персонажей Сигурни Уивер.
Но гораздо важнее, что душевая сцена нужна не только для того, чтобы поглазеть на голое тело ЛаВеры (тем более, Леоне сумел создать эротический эпизод почти без явной обнаженки). Она также выполняет символическую функцию. Сиенна, перед тем как примерить хэллоуинский образ валькирии, придуманный ее отцом-художником, проходит своеобразный обряд инициации, некий аналог христианского крещения, подставляя свое тело под струи горячей воды. Отец Сиенны в своих эскизах предсказал своим детям, что только смелая валькирия, защитница слабых и одновременно ангел, спустившийся с небес с разящим мечом, способен одолеть воскрешенного дьяволом Арта. Режиссер, сам являющийся талантливым художником (Леоне придумал эскизы как Арта, так и Сиенны), воспринимает творчество как своеобразную связь человека с Горним миром. Не зря выдающийся философ Николай Бердяев интерпретировал творчество как связь души с богом, некий метафизический «восьмой день творения», в котором, наряду с Создателем, участвует человек. Ведь и знаток ангелов Вим Вендерс считал, что творческое начало — это и есть богоподобие.
Итак, Сиенна одновременно и валькирия, разящая врагов, и ангел, спасающий души. Не зря ее клинок, сделанный отцом, не только не убил девушку, как того желал злодейский клоун, вонзив в ее прекрасное тело острую сталь, но чудесным образом преобразил ее, исцелил от ран, полученных в борьбе с Артом в попытках защитить сначала свою подругу, а затем брата, которого она даже закрыла собой, пойдя на акт жертвенной любви. Истязание девушки бичом с прикрепленными к концам острыми маленькими ножами словно отсылает к евангельскому эпизоду страстей Христовых. Стоически перенося страдания, стремясь во что бы то ни стало защитить брата, подставляя свое тело под жестокие удары, Сиенна уподобилась самому Спасителю, впоследствии приняв мученическую кончину от воскрешенного дьяволом Арта.
Однако у бога все живы. Вот и клинок, пронзивший ее молодую плоть и несущий в себе силу отцовской любви к дочери (неслучайно он единственный не сгорел после того, как Арт, словно Фредди Крюгер, посетил Сиенну в кошмаре, результатом чего стал пожар в ее комнате), не убил, но преобразил девушку. С возрожденной Сиенной, олицетворяющей божественное правосудие, Арт ничего сделать не способен. Он сам превратился в испуганную жертву и сполна познал все издевательства, которым он подвергал других людей по наущению дьявола.
Но гораздо важнее, что душевая сцена нужна не только для того, чтобы поглазеть на голое тело ЛаВеры (тем более, Леоне сумел создать эротический эпизод почти без явной обнаженки). Она также выполняет символическую функцию. Сиенна, перед тем как примерить хэллоуинский образ валькирии, придуманный ее отцом-художником, проходит своеобразный обряд инициации, некий аналог христианского крещения, подставляя свое тело под струи горячей воды. Отец Сиенны в своих эскизах предсказал своим детям, что только смелая валькирия, защитница слабых и одновременно ангел, спустившийся с небес с разящим мечом, способен одолеть воскрешенного дьяволом Арта. Режиссер, сам являющийся талантливым художником (Леоне придумал эскизы как Арта, так и Сиенны), воспринимает творчество как своеобразную связь человека с Горним миром. Не зря выдающийся философ Николай Бердяев интерпретировал творчество как связь души с богом, некий метафизический «восьмой день творения», в котором, наряду с Создателем, участвует человек. Ведь и знаток ангелов Вим Вендерс считал, что творческое начало — это и есть богоподобие.
Итак, Сиенна одновременно и валькирия, разящая врагов, и ангел, спасающий души. Не зря ее клинок, сделанный отцом, не только не убил девушку, как того желал злодейский клоун, вонзив в ее прекрасное тело острую сталь, но чудесным образом преобразил ее, исцелил от ран, полученных в борьбе с Артом в попытках защитить сначала свою подругу, а затем брата, которого она даже закрыла собой, пойдя на акт жертвенной любви. Истязание девушки бичом с прикрепленными к концам острыми маленькими ножами словно отсылает к евангельскому эпизоду страстей Христовых. Стоически перенося страдания, стремясь во что бы то ни стало защитить брата, подставляя свое тело под жестокие удары, Сиенна уподобилась самому Спасителю, впоследствии приняв мученическую кончину от воскрешенного дьяволом Арта.
Однако у бога все живы. Вот и клинок, пронзивший ее молодую плоть и несущий в себе силу отцовской любви к дочери (неслучайно он единственный не сгорел после того, как Арт, словно Фредди Крюгер, посетил Сиенну в кошмаре, результатом чего стал пожар в ее комнате), не убил, но преобразил девушку. С возрожденной Сиенной, олицетворяющей божественное правосудие, Арт ничего сделать не способен. Он сам превратился в испуганную жертву и сполна познал все издевательства, которым он подвергал других людей по наущению дьявола.
Если первая часть удивляла несвойственной жестоким хоррорам неоднозначностью главного злодея, который наряду со страхом и ненавистью вызывал так же и жалость, то вторая, напитавшись экзистенции оригинала, вобрала в себя не столько отдельные сцены, но сам дух олдскульных хорроров (неслучайно в образе школьного учителя предстала Фелисса Роуз, знаменитая Анджела из «Спящего лагеря» (1983)). «Ужасающий 2» превратился в притчу, отмеченную неторопливым развитием событий и вниманием к психологии главных героев — не только Сиенны, но и ее брата Джонатана, так же тяжело переживающего трагическое самоубийство отца. Это редкий сплаттер, где садистские перформансы не только хорошо продуманы и поставлены, но и оправданы с точки зрения подтекста.
Зло у Леоне лишено романтики. Оно предстает самовлюбленным, безжалостным, извращенным. И только любовь, ангельская и человеческая, способна одолеть кровавого шута (неслучайно в Средневековье дьявол часто изображался в виде скомороха). Фильм Леоне, выросший из клаустрофобного, неоднозначного сплаттера 2016 года, расправил крылья как птица-притча, возвещающая о вечной борьбе добра и зла, любви как меры всех вещей и свободе, возможной только в боге. Ограниченный своим больным разумом и дьявольскими манипуляциями, Арт не ведал, что любовь — это самая верная защита от смерти, а добровольное мученичество Сиенны, буквально закрывшей брата своим крылом, сильнее жажды Арта причинить ей невероятные страдания. Козни дьявола — ничто для преобразившегося мученика. Можно убить тело, но нельзя уничтожить преображенную душу. Ведь бог — это любовь, как гласит Первое послание апостола Иоанна, и она сильнее зла и смерти.
Редактор: Сергей Чацкий
Зло у Леоне лишено романтики. Оно предстает самовлюбленным, безжалостным, извращенным. И только любовь, ангельская и человеческая, способна одолеть кровавого шута (неслучайно в Средневековье дьявол часто изображался в виде скомороха). Фильм Леоне, выросший из клаустрофобного, неоднозначного сплаттера 2016 года, расправил крылья как птица-притча, возвещающая о вечной борьбе добра и зла, любви как меры всех вещей и свободе, возможной только в боге. Ограниченный своим больным разумом и дьявольскими манипуляциями, Арт не ведал, что любовь — это самая верная защита от смерти, а добровольное мученичество Сиенны, буквально закрывшей брата своим крылом, сильнее жажды Арта причинить ей невероятные страдания. Козни дьявола — ничто для преобразившегося мученика. Можно убить тело, но нельзя уничтожить преображенную душу. Ведь бог — это любовь, как гласит Первое послание апостола Иоанна, и она сильнее зла и смерти.
Редактор: Сергей Чацкий
Понравился материал?
ПОДЕЛИТЬСЯ ТЕКСТОМ
Поддержать «Кинотексты»
Любое Ваше пожертвование поможет развитию нашего независимого журнала.
