ЕКАТЕРИНА УВАРОВА | 5 ИЮНЯ 2023

НАСЛЕДИЕ: «НА КОМ БОЛЬШЕ ГРЕХА БУДЕТ?»

Новый фильм-сновидение Романа Михайлова — знакомая форма, знакомые обстоятельства и волшебство восприятия

НАСЛЕДИЕ: «НА КОМ БОЛЬШЕ ГРЕХА БУДЕТ?»

ЕКАТЕРИНА УВАРОВА | 05.06.2023
Новый фильм-сновидение Романа Михайлова — знакомая форма, знакомые обстоятельства и волшебство восприятия
НАСЛЕДИЕ: «НА КОМ БОЛЬШЕ ГРЕХА БУДЕТ?»
ЕКАТЕРИНА УВАРОВА | 05.06.2023
Новый фильм-сновидение Романа Михайлова — знакомая форма, знакомые обстоятельства и волшебство восприятия
ПОДЕЛИТЬСЯ ТЕКСТОМ
Режиссер: Роман Михайлов
Страна: Россия
Год: 2023

Серые бетонные стены Севкабеля. Как ни раскрашивай и не занавешивай цветными вывесками, все равно будешь чувствовать себя отрезанным от города — на краю, на отшибе, на старом заброшенном заводе. Но, как ни странно, именно там с 1 по 4 июня решили показывать российские и европейские фильмы, которые ранее были представлены в Роттердаме, Берлине и Каннах. Сложные, больные, метафорические, сказочные, авторские. «Пример интонации» стал главным кинофестивалем лета — его организовал одноименный некоммерческий фонд Александра Сокурова.

В большом холодном помещении с кирпичными стенами и окнами на потолке устроили импровизированный кинозал. На стулья положили открытки и «программки», за стеной гремел бар. Слева от меня сидел главный редактор «Сеанса» и модератор фестиваля Василий Степанов, справа — съемочная группа. Это был второй день «Интонации»: «вчера» уже показали драму Бориса Хлебникова «Снегирь», «завтра» покажут «Сказку» Александра Сокурова, билеты на которую давно раскуплены. Но «сегодня» — 2 июня, второй день фестиваля. Около экрана нервно ходит человек в черной толстовке. Это Роман Михайлов. Еще пять минут, и на экранах покажут его новый фильм «Наследие».

Это холодное и пустое помещение идеально подойдет для того, чтобы фильм можно было представить именно как сон, как рассказанную на ночь сказку, вызывающую дикий восторг. Но чтобы это понять, для начала нужно, конечно же, увидеть картину.

«ТИХОНУ СЕРГЕЕВИЧУ "ПРИВЕТ", МЫ ВСЕ ВОЛНУЕМСЯ О ЕГО ЗДОРОВЬЕ»

Русу девятнадцать. Зима. Деревянные дома. Вечно борющиеся с наркотиками полицейские, или же «менты». Странные люди. Тусовки. Хайдеггер. Ницще. Трава. Местный клуб. Драки. Автомастерская. И умирающий старик. Колдун Тихон Сергеевич. Именно ему Рус собирает еду. Сыр, творог — кто что даст в большом многоквартирном деревянном сельском доме. Вы точно встречали такой — на даче ли, в поселке ли, на окраине города. Вы его видели. И всегда обходили стороной. Вы видели и всех этих людей, например, Федора Лаврова, который снова играет полицейского, но уже плохого, в отличие от героя картины «Снег, сестра и росомаха», и Евгения Ткачука, который уже был в «Сказке для старых». Это нормально. Мы же смотрим сон, а он, как правило, состоит из людей, которых мы помним, представляли или встречали. Кажется, третий из пяти, что задумал снять математик и режиссер Роман Михайлов.

Мы улавливаем, что переходим из сна в сон не только потому, что встречаем на экране тех же людей (тогда бы весь современный российский кинематограф можно было бы представить как бесконечные грезы), но и потому, что в импровизированной гаражной мастерской, где свет особенно желтоват и приглушен, на стене висит постер «Сказки для старых». Режиссер оставляет эту отсылку для самых внимательных или просто делает пометку о первой истории. Но если его прошлый фильм с претензией на романтическую историю, вышедший в феврале этого года, был похож больше на гипнотическое путешествие, то «Наследие» стало отражением сегодняшнего дня. Сказочного там практически ничего нет. Это сон. Сон вещий. Сон, продиктованный воспаленным сознанием. Сон ироничный, четко выстроенный, конкретный. Без лишних выпадов в сторону и других неважных элементов. Затемненные кадры — все тот же способ приглушить реальность, все те же лица, та же реалистичная речь, та же Россия на отшибе, город Эн, а точнее, село Эн. Но смотрится уже совсем по-другому.

«ИНТЕРЕСНО, КАК ТАМ — ПРИХОДИТЕ КО МНЕ НА ДЕВЯТЫЙ ДЕНЬ И РАССКАЖИТЕ»

Дело в сюжете картины: старик все-таки умрет. Но перед смертью успеет попросить Руса выполнить одно простое, казалось бы, обещание — сделать полную панихиду. И Рус согласится. Но на похороны никто из села не пойдет — не сможет встать, поскольку высокое давление; не сможет найти время — дела; просто не сможет — испугается, потому что пообещал тетке не ходить. Нельзя. Правду Русу скажет только местный поп: Тихон Сергеевич был старообрядцем, нельзя его отпевать. И Рус поедет в город. Но там тоже получит отказ.

Так произойдет столкновение с несогласием, несправедливостью. Горькое и практически безмолвное, удушающее. Отец Андрей откажет отпевать старика-старообрядца, который лечил всех и помогал каждому, потому что не сможет пройти против правил церкви. Так он, казалось бы, проявит свою принципиальность, веру и силу. Но мы-то знаем, что это самая настоящая слабость и трусость — невозможность быть человеком, а лишь частью системы. И Рус, как истинный христианин, может быть, не совсем прилежный, не совсем категоричный, решится на странный поступок. Он пойдет против правил — решит сам отпеть колдуна.

«ОНИ МОГУТ, НО НЕ ДЕЛАЮТ. Я НЕ МОГУ, НО СДЕЛАЮ. НА КОМ БОЛЬШЕ ГРЕХА БУДЕТ?»

Снять кино сегодня про «сегодня» — нереальная задача. Фиксировать настоящее опасно. Но почему-то у Романа Михайлова это отлично выходит. Он как будто бы задает зрителю вопрос, который давно вертелся на языке, но все никак не мог стать словесно-осязаемым. Можно ли добиваться справедливости, никого не наказывая? Не предавая? Не убивая? Не убивая в себе себя?

Рус знает, как поступить по совести. Нужно отпеть старика, раз дал обещание. Обещание перед смертью. Но можно отступить. Остаться в стороне. Закрыть глаза, забыться, покурить, выпить, заснуть. Сбежать. Но для того, чтобы из сна выйти, покинуть сказочную историю, нужно чем-то пожертвовать или проснуться.

Рус выбирает первое и жертвует единственным, что у него есть — самим собой. Делает это красиво, стильно, смело. Под трек рэпера bollywoodFM он начинает мастерить кадило сам. И эта сцена кажется не просто динамичной, но и действительно магической. Возможно, потому что режиссер умышленно вставляет трек из альбома «Магия»: «Вообще альбом "Магия" — это колдовство, потому что я — колдун», — говорит в интервью музыкальный исполнитель. Но мы не знаем точно, совпадение это или намеренная отсылка. Эта сцена, как крутой поворот в путешествии, обращается к «Брату» Балабанова, а мы понимаем, что перед нами герой нашего времени, который не наказывает никого, кроме самого себя.

«НЕ НАДО КО МНЕ ПРИХОДИТЬ НА ДЕВЯТЫЙ ДЕНЬ»

На динамичность картины влияют юные актеры Олег Чугунов, Дарья Мацель, Иван Ивашов, которые превращают ее в своеобразный манифест молодости и свободы. Если в других снах Михайлова мы наблюдали за историями тридцатилетних, за взрослыми героями и их неурядицами, то здесь мы — двадцатилетние ребята. Я говорю «мы», поскольку так ощущается картина. Зритель практически не видит лица Руса, очень мало в картине таких сцен, только его затылок, потому мы — это он. Мы следуем за ним, как в игре «Симс»: воруем крест, дырявим жестяную кружку, заходим к отцу Андрею и стучимся в двери соседей. Нам тут девятнадцать. Находясь в этом возрастном срезе, когда еще веришь в справедливость и со всей сердечностью за нее борешься, когда веришь в любовь и магию, когда еще точно способен идти против системы и мира, то кажется, что возможно все. И от любого зла тебя спасет если не вера, то какая-то высшая сила. «Мы все блаженные», — говорит герой, лежа на диване в непонятной квартире с друзьями. Они пьют, курят, целуются, варят макароны и говорят что-то о Хайдеггере. «Мы все блаженные», — тут он абсолютно прав. Мы убогие, то есть у Бога за пазухой, а, значит, он нас убережет.

«Я ИКОНУ ВОЗЬМУ СЕБЕ?»

На динамичность картины влияет еще и ее специфическое звучание. Композитором «Наследия» выступил Павел Додонов («Жить» Василия Сигарева). В клубной сцене его музыка как нельзя кстати, просто необходима. Она придает красочность и атмосферность, как бы скучно это ни звучало; она оживляет сон вместе с треками bollywoodFM, которые тематически чем-то напоминают музыку Хаски. И мы уже с одной этой ассоциацией отлетаем в Россию «на окраине», в панельно-спальную историю, где борьба юношеского максимализма с системой приобретает какой-то особый, только нами ощущаемый постсоветский ритм и характер. Еще музыкальные эффекты усиливают и без того давящее напряжение, когда мы наблюдаем за влюбленными героями. Какой же сон без любви? Они практически не разговаривают, а смотрят друг на друга молча: и так все ясно. Это самые чувственно сильные сцены, потому что, сидя в зале, ощущаешь волнение где-то около сердца, будто царапается что-то. Что-то искреннее и настолько уязвимое, что уже бессмысленно прятать и скрывать — поведение тебя выдаст.

Сны — это хорошая метафизическая площадка для того, чтобы отрефлексировать переживания. Придать им форму, проиллюстрировать. Во сне мы можем абсолютно все: видеть смерть, которая выглядит по-особенному (это несколько женщин в белом), чисто и невинно влюбляться, бороться с системой и побеждать. Ведь в каком-то смысле Рус побеждает, хоть победа и невозможна без жертвы. Понятно, что он сам становится колдуном — тем, кого отрицает церковь. Но Рус остается верен себе, а в этом сне это, как будто, важнее всего.

Редактор: Сергей Чацкий
Автор журнала «Кинотексты»
Понравился материал?
ПОДЕЛИТЬСЯ ТЕКСТОМ
Поддержать «Кинотексты»
Любое Ваше пожертвование поможет развитию нашего независимого журнала.
Made on
Tilda