Роман Дюморье — это переосмысление женской драмы в постмодернистском ключе, в духе Жорж Санд и британских писательниц конца XVIII — XIX вв., в котором Дюморье умело и занимательно строит полижанровый текст о приключениях новой Джейн Эйр на стыке детектива, триллера, мелодрамы, готической истории и феминистского романа. Что делает с ее текстом Хичкок? Во-первых, сохраняя мелодраматический и детективный характер романа, едва ли не вовсе исключает из экранизации «напряженное ожидание» — собственно триллер, во-вторых, с той же решительностью избавляется и от готики, то есть мистики (остающейся лишь в эпизодической фигуре домоправительницы), и от феминизма. Его картина — это мягкая, чуть ироничная история современной Золушки, пытающейся понять загадку, трагедию, словом, внутренний мир «принца», который много старше его.
Однако в отличие от героини Дюморье — в фильме Хичкока у «второй миссис де Уинтер» есть история, которой уделено несколько минут хронометража. Из ее слов мы понимаем, что она отнюдь не бездеятельная, нежная девочка — после смерти родителей она была готова на абсолютно унизительную работу, практически горничной, у миссис Ван Хоппер. Придя в новый дом, где ее никто не принимает за настоящую хозяйку дома — она теряется, становится неловкой и неуклюжей. Но по ходу сюжета, мы наблюдаем изменения главной героини — ее взросление. И вот уже сам мистер де Уинтер на ее фоне кажется напуганным ребенком — она берет все его тяготы на себя.
Если в последней версии «Ребекки» с Лили Джеймс и Арми Хаммером тень бывшей жены балансировала на грани фантома-воспоминания и намека на присутствие в доме подлинного привидения, скрывающегося за тяжелыми занавесками в западном крыле, и безымянная героиня (которая не могла обрести собственное имя, пока не одолеет монополию Ребекки) буквально утопала в ужасе от незримого присутствия злой потусторонней силы, то у Хичкока определенно отсутствует всякая двусмысленность. Привидений не существует. Есть только прошлое, которое тянет на дно и не дает жить настоящим и будущим. И героиня Фонтейн испытывает не столько страх, сколько тихую, не выраженную зависть.