Александр Мигурский
1 НОЯБРЯ 2019

ПОРТРЕТ ДЕВУШКИ В ОГНЕ: ИСКУССТВО ПОМНИТЬ

Память как связующая сюжет основа, дихотомия мужского и женского миров, метаморфозы социального и формальный аскетизм режиссерского почерка в фильме Селим Сьяммы
Новый фильм каннской призерки Селим Сьяммы, награжденный пальмовой ветвью за лучший сценарий, условно можно описать с помощью нескольких смысловых пар слов: огонь и океан, лето и осень, муза и художник, безмолвие и понимание, любовь и общество. Причем последнюю – явно неустойчивую – следовало бы уточнить еще одной: «женщины и мужчины».

Все эти элементы визуального языка картины, сосуществуя на экране, не противопоставляются друг другу, как это принято в классической сценарной структуре, а сохраняют автономию, чтобы вновь и вновь перетекать в свою противоположность – и обратно. Главным связующим звеном между ними вместо традиционного «Большого Другого» выступает память, которая тематизируется главными героинями в немногочисленных диалогах и, кроме того, прямо овеществляется в портретной живописи. Взгляд художницы на холст и рождающиеся на нем образы связывают нашу эпоху с контекстом истории XVIII века – эпохи Великой Революции – больше, чем пышные дамские платья и дворянские замки, поскольку через них на поверхности изображения проступает шифр. Он необходим героиням как воздух, общее время и безопасное пространство, чтобы сохранить нетронутой чужим невежеством любовную тайну, которой с присущей принципиальному человеку скромностью (формальным аскетизмом) делится со зрителями режиссер.

Замечу, что среди отечественных критиков принято говорить о «Портрете…», как об исключительном примере хорошего феминистского кино, опосредующим традиционное замалчивание истории женщин – с чем нельзя не согласиться, но только при условии, что мы не станем ограничивать содержание фильма одним «социальным заказом». Самостоятельное существование у Сьяммы ведут все вещи, попадающие в кадр, будь то скалистые берега, темные коридоры, призраки будущего, или сами картины. Вокруг знаков вещей режиссером фиксируется почти метафизическое узнавание, являющееся важнейшим условием любви: вспомним, как язык пламени зажигает сердце незаконченного портрета или тонкая ткань шарфа скрывает губы любимой, подчеркивая их выпуклую форму и контуры.
В начале фильма художница Марианна вынуждена собирать буквально по частям свою скрытную музу Элоиз, таким образом, приближаясь вместе с нами к свободной человеческой душе, не умещающейся в прокрустовом ложе общественных представлений. Их хранительница – портретная живопись, которая в XVIII веке являлась привилегий элит и должна была, по словам Джона Берджера: «…подтверждать и идеализировать избранную социальную роль модели». Именно на этом основании любовь Марианны к Элоизе, обретенная в патриархальном обществе и потому замужеством обреченная на гибель, поддается рефлексии только в виде художественного кода красок и линий. При социальном детерминизме, власть которого особенно сильно ощущает на себе женщина, художник как никто другой ценит память, поскольку искусство – это эмоциональный тренажер, помогающий человеку сохранять целостность восприятия жизни. Неформальный портрет Элоиз, написанный Марианной после расставания и хранящийся в подвале женской мастерской, аллегорически запечатлевает смерть женской свободы, девичества. Тоской по нему наделены все героини, в том числе и мать Элоиз, отправляющаяся «по делам» в усадьбу своих родителей, подальше от места, куда, по её словам, она переехала раньше, чем лично переступила его порог – в качестве портрета, «товара лицом».

В целом квир-кино сегодня пребывает в состоянии поиска «нового языка желания» всех «скрытых» ранее гендерных групп, и Селим Сьямма пытается обнаружить его в чувстве понимания субъектами друг друга, что рождается благодаря пристальному вниманию к тому, на какие душевные волнения ближнего указывают бессознательные реакции тела. Психологическое ощущение времени у нее наружно, зримо, а не спрятано между кадрами или в их композиции. Наоборот, между кадрами у Сьяммы – одно содержание памяти, в игре актеров – её переживание, а в музыке Вивальди – содрогающий тело гром воспоминаний. Решительно иной подход, несвойственный кино образа-времени. Мастерская чувственности, открытая для каждого, кто больше не может быть объектом навязываемой «мужской» страсти. Современный сюжет, скроенный по канонам старой школы.

Редактор: Лена Черезова
Автор журнала «Кинотексты»
Made on
Tilda