Но все же среди этой приземлённой материи жизни, находится место и для высокой культуры, проглядывающей то тут, то там: в проскочившей ненароком цитате из Бокаччо, запыленной и еще одетой в строительные леса Сикстинской капелле, или запойном ночном чтении Данте. Последний играет в картине и жизни Микеланджело не последнюю роль. Великий итальянский классик – кумир героя, а его строки – напоминание о том, что искусство, как мы знаем еще со времен греков, есть выражение божественного начала. А потому истинный творец – еще и пророк, способный глядеть дальше и зорче, куда-то туда – в платонические дали.
К слову, Данте также не обошли стороной политические интриги. Во времена своей молодости он примкнул к гвельфам, политической группировке, выступавшей за независимость Италии от власти императора Священной Римской Империи и враждовавшей с фракцией гибеллинов; а когда «черные» гвельфы – радикальная партия внутри движения – устроила государственный переворот и захватили Флоренцию, был изгнан из города и заочно приговорен к сожжению, проведя всю оставшуюся жизнь в скитаниях. Видимо, великое искусство, каким бы прекрасным оно не было, идет рука об руку с жестокостью и подлостью, тихо торжествующими во все времена. Жизнь Микеланджело, запечатленная в картине, – симптоматичный пример того, как возвышенная культура не просто соседствует с интриганством, предательством и насилием, но и напрямую зависит от него – всегда стоит помнить, что великие произведения древности были бы невозможны без крупных состояний, приобретенных при помощи хитрости, нещадной эксплуатации и насилия.