НИКОЛАС ВИНДИНГ РЕФН: «Я ОСОБЕННЫЙ»
НИКОЛАС ВИНДИНГ РЕФН: «Я ОСОБЕННЫЙ»
«НЕТ. Я ПРОСТО ЧУВСТВОВАЛ, ЧТО Я ОСОБЕННЫЙ».
«ТЕБЯ НАКАЗЫВАЮТ, ЕСЛИ ТЫ СЧИТАЕШЬ СЕБЯ ЛУЧШЕ ВСЕХ».
Между первым и вторым «Дилером» пройдет около десяти лет. За это время выйдет еще один фильм Рефна — «Страх "Икс"» (2003). Это будет голливудский дебют датского режиссера, первая англоязычная картина: об охраннике торгового центра Гарри, у которого умирает жена. Точнее, ее убивают. Герой начинает расследование. Рефн хотел сделать этот фильм немым — паузы растянуты, герои немногословны. Все виснет в воздухе, оставляя под внутренним напряжением один на один Гарри с кроваво-красным миром полутеней и смыслов.
Через пять лет, в 2008-м, после премьеры заключительного третьего «Дилера» (2005), мы следим на огромном экране за усатым лицом и лысой головой Тома Харди. Перед нами Чарльз Бронсон — самый жестокий преступник Великобритании, социопат, не раз приговоренный к заточению в одиночной камере. Этот, на первый взгляд, сложный биографический фильм создан довольно смело — для роли заключенного Тому Харди придется набрать около 19-ти кило. Странно, что стоит только вспомнить сцену в психушке под композицию It’s a Sin. И смешно. Именно ироничные выпады делают эту жуткую историю черной комедией, в которой деготь все-таки смешивается с медом. «У меня отличное чувство юмора, поэтому я с легкостью придумываю шутки для своих фильмов», — говорит режиссер. Этот фильм сохраняет те же визуальные решения, даже свет на лысую голову Харди падает точно так же, как в самом начале «Дилера» свет ложится на лицо Миккельсена. В «Бронсоне» гораздо меньше разговоров. Они, как считал и считает Рефн, чаще всего не нужны:
Тишина — это так кинематографично! Мы постоянно разговариваем. Нам редко удается долгое время побыть в тишине, поэтому полное отсутствие звуков заставляет чувствовать себя неуютно. Но тишина невероятно подстегивает восприятие происходящего. Молчание — золото. Оно вовлекает зрителя в фильм так, как ничто другое.
Более медитативной, артхаусной покажется картина с (опять-таки!) Мадсом Миккельсеном, только теперь одноглазым, «Вальгалла: Сага о викинге» (2009). Она пронизана скандинавскими мифами, отсылками к Джармушу и Тарковскому, библейскими мотивами, даже сложно представить и угадать, что сильнее повлияло на Рефна при создании истории. Этот фильм еще более немногословен, чем предыдущие. За все экранное время герои произносят сто с небольшим реплик. А Одноглазый и вовсе молчит. Его фигура центральная, она завораживает и очаровывает. Рефн создает всесильного героя-отшельника, который может только убивать и видеть будущее. Кстати, вставки с видениями Одноглазого каждый раз раскрашены красным цветом, перед нами странная цветокоррекция, психоделическая картинка. В этом кино не так важен сюжет, как образ, визуальная часть, в общем, все, что может повлиять на зрителя подсознательно. Завести его в некий транс, где одноглазый герой, то ли смахивающий на Одина, то ли на библейского персонажа, проводит его в ад, домой, к Вальгалле.
«НО Я СЧИТАЮ, ЧТО СТРАХ ТВОРЧЕСТВУ ТОЛЬКО НА ПОЛЬЗУ».
Я читал сказки братьев Гримм старшей дочери, поэтому хотел создать собственную сказку, действие которой происходило бы в Лос-Анджелесе.
Водитель — почти что мифический персонаж, сродни Джону Уэйну и Шейну из старых вестернов: мужчина в атласной куртке со скорпионом на спине, который защищает невинных от злодеев, жертвуя собой ради добра. Сказки универсальны. У культур всех стран мира есть подобные архетипы, например, самураи, ковбои.
Но я думаю, что самым большим, что изменило мою жизнь, когда я переехал из Копенгагена в Америку, стало телевидение. В Копенгагене был только один канал, и его показывали с пяти утра до десяти вечера. Поэтому приехать в Америку и посмотреть телевизор таким, каким его изобрели, было навязчивой идеей. У меня был фетиш на телевизоры. Мне нравилось к ним прикасаться. Первое, что я делаю, когда прихожу к людям домой, это смотрю на их телевизор, включаю его. Сейчас это отчасти иронично, потому что [Каннский кинофестиваль], который является вершиной кинокультуры, теперь также показывает цифровые проекции. Итак, вы сидите в большом зале с людьми, одетыми в смокинги, и все смотрят гигантский телевизор.
В каждом фильме, что вы снимаете, должна быть сцена, которая будет сердцем, через нее «потечет» кровь в другой сцене. Она не всегда обязательно должна быть в начале фильма, она может быть в конце или в середине, но это то, что может сделать фильм более эффективным.
«ТЕПЕРЬ ТЫ МОЖЕШЬ БЫТЬ БОЛЕЕ СМЕЛЫМ И АБСТРАКТНЫМ».
После того, как я снял фильм, я пытаюсь стереть все воспоминания о нем. Все из-за фактора страха повторения или осознания того, что если это будет иметь успех, ты будешь добиваться этого успеха снова. Поэтому я постарался отбросить все мысли о том, что сработало. Следующий фильм — чистый холст. Это почти как если бы, снимая фильм, я говорил, что это, возможно, мой последний фильм.
«Я ПОШЛОСТЬ. Я СКАНДАЛ. Я СПЛЕТНИК. Я БУДУЩЕЕ. Я КОНТРКУЛЬТУРА. Я КОММЕРЧЕСКАЯ РЕАЛЬНОСТЬ. Я ХУДОЖЕСТВЕННАЯ ОСОБЕННОСТЬ».
Не то чтобы мне нравится высмеивать моду — я здесь не за тем, чтобы критиковать фешн-индустрию. Но я считаю ее опьяняющей, полной блеска и ужасно вульгарной. Мне нравится, когда в моде есть абсурд и юмор.
Как и все виды искусства, кино — средство массовой коммуникации, мощное, как оружие массового поражения. Разница лишь в том, что война разрушает, а кино вдохновляет.
