Кинотексты
Молодые авторы о кино
СЕРГЕЙ ЧАЦКИЙ | 11 ДЕКАБРЯ 2020
МАНК: НЕДОСТАТОЧНО ХОРОШО ЗАБЫТОЕ СТАРОЕ
Тактильное путешествие в Золотой век Голливуда под кураторством Дэвида Финчера: обаяние монохрома и переосмысление туманной истории создания «Гражданина Кейна», пропущенной через сорокаградусный фильтр взгляда сценариста Германа Манкевича
МАНК: НЕДОСТАТОЧНО ХОРОШО ЗАБЫТОЕ СТАРОЕ
СЕРГЕЙ ЧАЦКИЙ | 11.12.2020
Тактильное путешествие в Золотой век Голливуда под кураторством Дэвида Финчера: обаяние монохрома и переосмысление туманной истории создания «Гражданина Кейна», пропущенной через сорокаградусный фильтр взгляда сценариста Германа Манкевича
МАНК: НЕДОСТАТОЧНО ХОРОШО ЗАБЫТОЕ СТАРОЕ
СЕРГЕЙ ЧАЦКИЙ | 11.12.2020
Тактильное путешествие в Золотой век Голливуда под кураторством Дэвида Финчера: обаяние монохрома и переосмысление туманной истории создания «Гражданина Кейна», пропущенной через сорокаградусный фильтр взгляда сценариста Германа Манкевича
ПОДЕЛИТЬСЯ ТЕКСТОМ
Режиссер: Дэвид Финчер
Страна: США
Год: 2020
Из беспросветной мглы резко выплывает титр, стилизованный под ветхозаветные стандарты оформления сценарного текста:
Страна: США
Год: 2020
Из беспросветной мглы резко выплывает титр, стилизованный под ветхозаветные стандарты оформления сценарного текста:
EXT. — PARAMOUNT STUDIOS — 1930 (FLASHBACK)
Плеяда букв, набранных штатным шрифтом Courier New, сползает к низу экрана под скрежетания печатной машинки на пару с бодрой джазовой композицией, словно сбежавшей из «Бродвейской мелодии» Гарри Бомонта. Стены павильонов увешаны огромными плакатами с лощеными лицами Клары Боу и Гэри Купера, повсюду снуют статисты в костюмах моряков и цирковых силачей, а виднеющийся вдали южный склон холма Маунт Ли пока еще украшает белоснежная надпись «HOLLYWOODLAND».
В этой винтажной сказке невольно затерялся подающий надежды молодой сценарист Чарльз Ледерер. Он оказался в самом сердце Фабрики Грез не с бухты-барахты. Не так давно на его адрес пришла телеграмма с предложением, от которого просто-напросто невозможно отказаться. «Приезжай немедленно – мы срубим миллионы, твои конкуренты – идиоты», – было изложено на том самом почтовом бланке фирмы Western Union. Подписана будоражащая депеша весьма лаконично: «Манк».
Меньше, чем через пять минут Чарли окажется в одном кабинете вместе с самыми настоящими «левиафанами» Голливуда 30-х. Джордж Кауфман, Чарльз Макартур, Бен Хект, супервайзеры в лице Дэвида О. Селзника и Джозефа фон Штернберга – такая концентрация разудалых акул пера на квадратный метр, безусловно, взорвала юному писаке мозг. Однако из всей представленной выше «могучей кучки» приковать внимание Ледерера удается лишь одному из присутствующих в офисе.
Тому самому Манку, который пригласил Чарльза сочинять истории для фильмов Paramount. Тому самому Манку, который готов без задней мысли поставить пять тысяч долларов на дурацкое пари из разряда «как быстро падающий лист бумаги коснется земли». Человеку, чьи циничные фразы и остроумные язвительства превращаются в успешные киносюжеты. Человеку, который написал… Нет, героически выстрадал сценарий легендарного «Гражданина Кейна» для не менее легендарного визионера Орсона Уэллса.
Герман «Манк» Манкевич – личность, облепленная ярлыками с головы до пят. Талантливый скринрайтер, заводной скандалист, безнадежный алкоголик и еще более безнадежный мизантроп. В разные годы отношение к его персоне в высших кинематографических кругах металось от всеобщего обожания до желчного презрения. Превосходно владеющий словом профессионал, неохотно делящий одно тело с беспардонным дебоширом – любопытный объект для исследований, которому не грешно будет посвятить дорогой биографический фильм.
Меньше, чем через пять минут Чарли окажется в одном кабинете вместе с самыми настоящими «левиафанами» Голливуда 30-х. Джордж Кауфман, Чарльз Макартур, Бен Хект, супервайзеры в лице Дэвида О. Селзника и Джозефа фон Штернберга – такая концентрация разудалых акул пера на квадратный метр, безусловно, взорвала юному писаке мозг. Однако из всей представленной выше «могучей кучки» приковать внимание Ледерера удается лишь одному из присутствующих в офисе.
Тому самому Манку, который пригласил Чарльза сочинять истории для фильмов Paramount. Тому самому Манку, который готов без задней мысли поставить пять тысяч долларов на дурацкое пари из разряда «как быстро падающий лист бумаги коснется земли». Человеку, чьи циничные фразы и остроумные язвительства превращаются в успешные киносюжеты. Человеку, который написал… Нет, героически выстрадал сценарий легендарного «Гражданина Кейна» для не менее легендарного визионера Орсона Уэллса.
Герман «Манк» Манкевич – личность, облепленная ярлыками с головы до пят. Талантливый скринрайтер, заводной скандалист, безнадежный алкоголик и еще более безнадежный мизантроп. В разные годы отношение к его персоне в высших кинематографических кругах металось от всеобщего обожания до желчного презрения. Превосходно владеющий словом профессионал, неохотно делящий одно тело с беспардонным дебоширом – любопытный объект для исследований, которому не грешно будет посвятить дорогой биографический фильм.
На закате уходящего десятилетия за эту задачу решил взяться Дэвид Финчер, создатель мрачного детектива «Семь», семейного триллера «Исчезнувшая» и экранизации «Бойцовского клуба» Чака Паланика. Благо, что отец режиссера Джек, видный публицист и кинолюбитель, набросал сценарий «Манка» еще в 90-х. Финчер-старший ни одну собаку съел в области словотворчества, а Финчер-младший — умелый руководитель, прославившийся за счет маниакального перфекционизма. Мало о каком современном киноделе ходит столько баек: на вступительную сцену из «Социальной сети» постановщик убил порядка девяноста дублей, а на пре-продакшен своих лент он тратит в среднем по три года.
Но не будем томить вас ожиданиями и озвучим то, до чего подкованный зритель догадался еще тогда, когда в свет вышел самый первый тизер «Манка»: Дэвид Финчер снял ленту уровня Дэвида Финчера, а в отдельных моментах себя любимого даже смог превзойти. Двухчасовое полотно о трудовых буднях знаменитого сценариста, с горем пополам совмещающего работу над первым драфтом «Гражданина Кейна» с распитием спиртного и болезненными самокопаниями, выглядит и звучит великолепно. Словцо это, быть может, и громкое, но целиком и полностью оправданное.
Финчер элегантно воссоздает атмосферу Золотого века Голливуда, не ограничиваясь одними только костюмами, декорациями и аутентичной музыкой. «Манк» ловко имитирует техники съемки того же Уэллса и нещадно закидывает зрителя многочисленными операторскими оммажами к «Гражданину Кейну». Хоть фильм и снят с помощью «цифры», черно-белый фильтр вкупе с характерными для бородатого американского кино пленочными шумами и «сигаретными ожогами» создают убедительную иллюзию того, что мы и в самом деле смотрим картину времен победившего кодекса Хейса. Аналогичные дифирамбы уместны и по отношению к архаичному монтажу, и, в особенности, к саунд-дизайну — звук в «Манке» состаривали с особым чаянием. Здешние фактурные потрескивания, нарочито усиленное аналоговое эхо и закосы под моно-аппаратуру — ASMR крайне редкой породы.
По духу новое творение Финчера близко к «Однажды… в Голливуде» Тарантино и «Артисту» Хазанавичуса. Близко, но с поправкой на некоторые драматургические тонкости. С одной стороны, «Манк» — такое же проникновенное, слепленное киноманами и для киноманов, love letter to cinema, что картины анархиста Квентина и романтика Мишеля. В то же время, препарируемые в данных фильмах эпохи режиссеры раскрывают с диаметрально противоположных точек зрения. Тарантино — с позиции завсегдатая видеопроката, влюбленного в эстетику американских 60-х. Хазанавичус — как любопытствующий подражатель вымершего «великого немого».
Но не будем томить вас ожиданиями и озвучим то, до чего подкованный зритель догадался еще тогда, когда в свет вышел самый первый тизер «Манка»: Дэвид Финчер снял ленту уровня Дэвида Финчера, а в отдельных моментах себя любимого даже смог превзойти. Двухчасовое полотно о трудовых буднях знаменитого сценариста, с горем пополам совмещающего работу над первым драфтом «Гражданина Кейна» с распитием спиртного и болезненными самокопаниями, выглядит и звучит великолепно. Словцо это, быть может, и громкое, но целиком и полностью оправданное.
Финчер элегантно воссоздает атмосферу Золотого века Голливуда, не ограничиваясь одними только костюмами, декорациями и аутентичной музыкой. «Манк» ловко имитирует техники съемки того же Уэллса и нещадно закидывает зрителя многочисленными операторскими оммажами к «Гражданину Кейну». Хоть фильм и снят с помощью «цифры», черно-белый фильтр вкупе с характерными для бородатого американского кино пленочными шумами и «сигаретными ожогами» создают убедительную иллюзию того, что мы и в самом деле смотрим картину времен победившего кодекса Хейса. Аналогичные дифирамбы уместны и по отношению к архаичному монтажу, и, в особенности, к саунд-дизайну — звук в «Манке» состаривали с особым чаянием. Здешние фактурные потрескивания, нарочито усиленное аналоговое эхо и закосы под моно-аппаратуру — ASMR крайне редкой породы.
По духу новое творение Финчера близко к «Однажды… в Голливуде» Тарантино и «Артисту» Хазанавичуса. Близко, но с поправкой на некоторые драматургические тонкости. С одной стороны, «Манк» — такое же проникновенное, слепленное киноманами и для киноманов, love letter to cinema, что картины анархиста Квентина и романтика Мишеля. В то же время, препарируемые в данных фильмах эпохи режиссеры раскрывают с диаметрально противоположных точек зрения. Тарантино — с позиции завсегдатая видеопроката, влюбленного в эстетику американских 60-х. Хазанавичус — как любопытствующий подражатель вымершего «великого немого».
Финчер преподносит хронику борьбы Манкевича с «белым листом», жадным до славы Орсоном Уэллсом и демоном, что обитает на дне бутылки, опираясь, в первую очередь, на то, какими глазами на солнечную Калифорнию смотрел бы Манк злорадствующего типа. Душевные болячки главного героя в исполнении Гэри Олдмена (неужто британец метит на второй Оскар «за лучшую мужскую роль» после «Темных времен»?) разбросаны по двум таймлайнам, каждый из которых по-разному прорабатывает летописную матчасть.
Период с 1930 по 1937 годы демонстрируют обрывки биографии герр Германа, в которых фигурируют: газетный магнат Уильям Херст, его спутница Мэрион Дэвис, руководитель студии Metro-Goldwyn-Mayer Луис Б. Майер и добрый десяток киношников коленкором поскромнее. Тут нашлось место и политике, выраженной в предвыборной борьбе социалиста Эптона Синклера против республиканца Фрэнка Мерриама за кресло губернатора Калифорнии, и скитаниям по банкетам в кругу самых влиятельных обитателей Голливуда тех лет.
Финчер старательно конструирует симуляцию Америки, пережившей Великую депрессию, и проецирует персональные терзания Манкевича на окружающий его богемный сброд. Крайне сложно пребывать в компании толстосумов, одержимых контролем и господством, будучи, пускай талантливым, но чрезмерно острым на язык забулдыгой, который прокуренным голосом рубит неуютную правду-матку не по делу и невпопад.
Совершенно иную ситуацию мы наблюдаем в 1940 году. Манкевич, поломавший ногу во время глупого ДТП, оказывается заперт на ранчо Норт-Верде в Викторвилле в компании своенравной машинистки британского происхождения и услужливого врача-физиотерапевта. Орсон Уэллс, успевший прослыть самым многообещающим режиссером поколения, начинает работу над «Гражданином Кейном» — фильмом, в будущем не единожды признанным «величайшим кинособытием в истории США».
Двадцатичетырехлетний вундеркинд нанимает Манкевича, дабы тот написал сценарий, конкуренцию которому не сможет составить ни один из здравствующих на тот момент голливудских сочинителей. На все про все дается 60 дней. Сроки, признаться честно, не ахти, так еще и Уэллс, ослепленный амбициями, планомерно подначивает Германа отказаться от авторства в обмен на кругленькую сумму.
За эти два месяца Манкевич успевает переварить события недавнего прошлого и обернуть их в сценарий «Гражданина Кейна». Он ваяет вполне работоспособный roman à clef, призванный не столько угодить инвесторам, сколько переосмыслить все те гадости и несправедливости, которые окружали фигуру Манка с самого первого дня его переезда в Штаты. Мировосприятие опытного «синяка» наслаивается на тщательно изобретаемый им сюжет о губительной силе власти и достатка, в свою очередь перекликаясь с посиделками в поместье Херста, предвыборными переживаниями Лос-Анджелеса и будничной рутиной в стенах ведущих киностудий.
Период с 1930 по 1937 годы демонстрируют обрывки биографии герр Германа, в которых фигурируют: газетный магнат Уильям Херст, его спутница Мэрион Дэвис, руководитель студии Metro-Goldwyn-Mayer Луис Б. Майер и добрый десяток киношников коленкором поскромнее. Тут нашлось место и политике, выраженной в предвыборной борьбе социалиста Эптона Синклера против республиканца Фрэнка Мерриама за кресло губернатора Калифорнии, и скитаниям по банкетам в кругу самых влиятельных обитателей Голливуда тех лет.
Финчер старательно конструирует симуляцию Америки, пережившей Великую депрессию, и проецирует персональные терзания Манкевича на окружающий его богемный сброд. Крайне сложно пребывать в компании толстосумов, одержимых контролем и господством, будучи, пускай талантливым, но чрезмерно острым на язык забулдыгой, который прокуренным голосом рубит неуютную правду-матку не по делу и невпопад.
Совершенно иную ситуацию мы наблюдаем в 1940 году. Манкевич, поломавший ногу во время глупого ДТП, оказывается заперт на ранчо Норт-Верде в Викторвилле в компании своенравной машинистки британского происхождения и услужливого врача-физиотерапевта. Орсон Уэллс, успевший прослыть самым многообещающим режиссером поколения, начинает работу над «Гражданином Кейном» — фильмом, в будущем не единожды признанным «величайшим кинособытием в истории США».
Двадцатичетырехлетний вундеркинд нанимает Манкевича, дабы тот написал сценарий, конкуренцию которому не сможет составить ни один из здравствующих на тот момент голливудских сочинителей. На все про все дается 60 дней. Сроки, признаться честно, не ахти, так еще и Уэллс, ослепленный амбициями, планомерно подначивает Германа отказаться от авторства в обмен на кругленькую сумму.
За эти два месяца Манкевич успевает переварить события недавнего прошлого и обернуть их в сценарий «Гражданина Кейна». Он ваяет вполне работоспособный roman à clef, призванный не столько угодить инвесторам, сколько переосмыслить все те гадости и несправедливости, которые окружали фигуру Манка с самого первого дня его переезда в Штаты. Мировосприятие опытного «синяка» наслаивается на тщательно изобретаемый им сюжет о губительной силе власти и достатка, в свою очередь перекликаясь с посиделками в поместье Херста, предвыборными переживаниями Лос-Анджелеса и будничной рутиной в стенах ведущих киностудий.
Манк Дэвида Финчера и реальный Манкевич — два разных человека схожей душевной организации. Фабрика Грез образца третьего десятилетия XX века, аккуратно прогнанная через мрачную оптику хромающего сценариста-гуляки, с взаправдашним Голливудом имеет много общего, но от того шибко документальным «Манк» не становится. Режиссер намеренно перевирает некоторые исторические факты и гиперболизирует выходки азартного выпивохи Германа не от балды, а по вполне объективной причине: «Манк» — не совсем байопик, хотя искусно им притворяется. Фильм, скорее, является данью уважения времени, когда обыватели «верили в Кинг-Конга ростом с небоскреб и целомудренную Мэри Пикфорд», а муки творчества отдельно взятого еврея немецкого происхождения грациозно коррелировали с актуальной злободневщиной, преследовавшей старожилов Мастерской Иллюзий лет эдак 80 назад. Ведь мало нарисовать портрет персонажа — куда важнее заставить этот самый портрет основательно оглядеться по сторонам.
Более того, «Манк» также не является экранизацией нашумевшего журналистского расследования Полин Кейл, порицающей европейскую «авторскую теорию» через призму перепалок между Манкевичем и Уэллсом на почве интеллектуальной собственности. Завуалированным манифестом о том, что наивные республиканцы рано или поздно загубят и перегубят старую-добрую Америку здесь тоже не пахнет (мало ли, до каких коннотативных недр могут докопаться адепты СПГС). «Манк» Финчера — редкий пример того, как патологическая синефилия головного мозга может не только ублажить любителей щелкать отсылки как орешки, но и преподнести простому смертному вполне очевидные человеческие истины, попутно открыв для него портал в прошлое, в котором хочется оставаться как можно дольше. Вот она, всамделишная и вполне себе осязаемая «магия кино». И не позволяйте экранному Луи Майеру убедить вас в обратном, какими бы красноречивыми его мыслеизливания не казались поначалу: «В этом бизнесе покупатель не получает ничего, кроме воспоминаний. То, что он купил, остается у того, кто это продал».
Редактор: Лена Черезова
Более того, «Манк» также не является экранизацией нашумевшего журналистского расследования Полин Кейл, порицающей европейскую «авторскую теорию» через призму перепалок между Манкевичем и Уэллсом на почве интеллектуальной собственности. Завуалированным манифестом о том, что наивные республиканцы рано или поздно загубят и перегубят старую-добрую Америку здесь тоже не пахнет (мало ли, до каких коннотативных недр могут докопаться адепты СПГС). «Манк» Финчера — редкий пример того, как патологическая синефилия головного мозга может не только ублажить любителей щелкать отсылки как орешки, но и преподнести простому смертному вполне очевидные человеческие истины, попутно открыв для него портал в прошлое, в котором хочется оставаться как можно дольше. Вот она, всамделишная и вполне себе осязаемая «магия кино». И не позволяйте экранному Луи Майеру убедить вас в обратном, какими бы красноречивыми его мыслеизливания не казались поначалу: «В этом бизнесе покупатель не получает ничего, кроме воспоминаний. То, что он купил, остается у того, кто это продал».
Редактор: Лена Черезова
Понравился материал?
ПОДЕЛИТЬСЯ ТЕКСТОМ
Поддержать «Кинотексты»
Любое Ваше пожертвование поможет развитию нашего независимого журнала.
