Кинотексты
Молодые авторы о кино
НИКИТА ПОДКУЙКО | 26 ИЮЛЯ 2021
НЕНАВИСТЬ: НА УЛИЦАХ
Натуралистичный фильм Маттьё Кассовица о многоликой ненависти, которая витает в воздухе, пропитывая дома и отравляя разум
НЕНАВИСТЬ: НА УЛИЦАХ
НИКИТА ПОДКУЙКО | 26.07.2021
Натуралистичный фильм Маттьё Кассовица о многоликой ненависти, которая витает в воздухе, пропитывая дома и отравляя разум
НЕНАВИСТЬ: НА УЛИЦАХ
НИКИТА ПОДКУЙКО | 26.07.2021
Натуралистичный фильм Маттьё Кассовица о многоликой ненависти, которая витает в воздухе, пропитывая дома и отравляя разум
ПОДЕЛИТЬСЯ ТЕКСТОМ
Режиссеры: Маттьё Кассовиц
Страна: Франция
Год: 1995
Я пишу эту рецензию, пока из колонок моего ноутбука доносится: «Убивать, убивать, убивать и убивать». Играет трек «Ненависть» широко известного в узких-преузких кругах русского рэпера. Обычно убийством все заканчивается. Смерть. «Viva la muerte»! Но фильм «Ненависть» Матье Кассовица убийством только начинается.
Оплошность полицейского оборачивается простреленным телом мигранта, прикованным наручниками к батарее. А как мы знаем из фильма югославского режиссера Крсто Папича «Наручники», наручники помноженные на блюстителя правопорядка приводят к печальным последствиям. Он всего-то случайно нажал на спусковой крючок табельного револьвера, пытаясь запугать приезжего паренька.
Но обо всем по порядку.
Страна: Франция
Год: 1995
Я пишу эту рецензию, пока из колонок моего ноутбука доносится: «Убивать, убивать, убивать и убивать». Играет трек «Ненависть» широко известного в узких-преузких кругах русского рэпера. Обычно убийством все заканчивается. Смерть. «Viva la muerte»! Но фильм «Ненависть» Матье Кассовица убийством только начинается.
Оплошность полицейского оборачивается простреленным телом мигранта, прикованным наручниками к батарее. А как мы знаем из фильма югославского режиссера Крсто Папича «Наручники», наручники помноженные на блюстителя правопорядка приводят к печальным последствиям. Он всего-то случайно нажал на спусковой крючок табельного револьвера, пытаясь запугать приезжего паренька.
Но обо всем по порядку.
«Фильм посвящается людям, погибшим, пока он снимался» — гласит открывающий титр. Не совсем открывающий, перед ним был короткий, но пронзительный фрагмент хроники, на котором мужчина кричит в сторону поднявших щиты сотрудников внутренних дел: «Вы убийцы. Вы стреляете в нас. У вас есть оружие, а у нас только камни!». Дав хорошую оплеуху ничего не подозревающему зрителю (возможно лишь о чем-то догадывающемуся по названию), режиссер сменяет надрывный тон оппозиционера философской притчей: «Это история о парне, который, падая с небоскреба, все время повторял, чтобы успокоить себя: «Пока все хорошо, главное не падение, а мягкая посадка». Главное не то дерьмо, что ты повидаешь, главное из него выбраться. Главными являются не те волнения, что пройдут после смерти несчастного араба, главное, чтобы все улеглось, чтобы все забыли и продолжили жить.
Далее нас ждет еще одна смена интонации — вступительные титры сопровождаются демонстрацией хроники массовых беспорядков, прошедших во Франции 1994 году. На фоне контрапунктом играет расслабляющий трек Боба Марли. Таким образом, режиссер заявляет об обыденности подобной жестокости, снижая накал серьезности. Для монтажа 4-минутного фрагмента Матье Кассовицу пришлось отсмотреть десятки часов видео, в частности, архивы телевизионных новостей за десять лет, предшествующих съемкам.
Но вернемся к подстреленному в полицейском участке арабу. Факт его национальной принадлежности неминуемо приводит к возникновению призрачной параллели с «Посторонним» Альбера Камю, где главный герой Мерсо убивает из пистолета араба. На этом сходство с классикой французской литературы, пожалуй, заканчивается. Подобные бесчинства властей, достаточно вспомнить недавние БЛМ-ные события, закономерно приводят к волне массовых беспорядков. Что мы, собственно и видим. Летят коктейли Молотова, полицейские отбиваются дубинками, пара машин догорает на заднем плане. Толпа крушит все на своем пути. Кадры погромов напоминают налеты скинхэдов из фильма «Американская история Х» — та же черно-белая стилистика, тот же размах. Вот только в «Ненависти» показаны демонстрации тех, на кого скинхэды нападали. Во время сражений с населением, один из полицейских теряет револьвер — еще одна оплошность человека в форме.
Далее нас ждет еще одна смена интонации — вступительные титры сопровождаются демонстрацией хроники массовых беспорядков, прошедших во Франции 1994 году. На фоне контрапунктом играет расслабляющий трек Боба Марли. Таким образом, режиссер заявляет об обыденности подобной жестокости, снижая накал серьезности. Для монтажа 4-минутного фрагмента Матье Кассовицу пришлось отсмотреть десятки часов видео, в частности, архивы телевизионных новостей за десять лет, предшествующих съемкам.
Но вернемся к подстреленному в полицейском участке арабу. Факт его национальной принадлежности неминуемо приводит к возникновению призрачной параллели с «Посторонним» Альбера Камю, где главный герой Мерсо убивает из пистолета араба. На этом сходство с классикой французской литературы, пожалуй, заканчивается. Подобные бесчинства властей, достаточно вспомнить недавние БЛМ-ные события, закономерно приводят к волне массовых беспорядков. Что мы, собственно и видим. Летят коктейли Молотова, полицейские отбиваются дубинками, пара машин догорает на заднем плане. Толпа крушит все на своем пути. Кадры погромов напоминают налеты скинхэдов из фильма «Американская история Х» — та же черно-белая стилистика, тот же размах. Вот только в «Ненависти» показаны демонстрации тех, на кого скинхэды нападали. Во время сражений с населением, один из полицейских теряет револьвер — еще одна оплошность человека в форме.
Smith & Wesson второй модели под калибр 44 Magnum находит Винс — бритый еврей, живущий в пригороде Парижа, в исполнении Венсана Касселя. Собственно, вокруг его похождений вместе с двумя друзьями — чернокожим Юбером и арабом Саидом на протяжении суток крутится сюжет (в голову тут же приходит тяжеловесный «Улисс» Джеймса Джойса и разные произведения эпохи классицизма с единством времени).
В одной из сцен Юбера и Саида задерживает полиция, а Винсу удается бежать. Они не совершили ничего дурного, но из-за своего внешнего вида являются вечной мишенью. Несмотря на то, что Саид и Винс граждане Франции, полиция относится к ним, как к чужакам-захватчикам. Похожая ситуация сложилась в коротком метре «ИЙЭ» Анастасии Борисовой. Одинокая якутская женщина, приехав в Москву, чувствует себя чужой в большой столице. В еt персонаже будто бы заключен весь якутский народ, отчужденный от центральной России. В родной стране к ней относятся как к приезжей и не-такой. Многие помогают молодой матери, но делают это будто бы снисходительно, компромиссно, неравно. Так и в «Ненависти», будучи гражданами Франции, злополучная троица (не только они, их соседи из трудных пригородов тоже), вечно пришлые, вечно неудобные.
В полицейском участке задержанных избивают, всячески издеваются. Эта сцена была полностью сымпровизирована, а потому несколько шокирует натуралистичностью происходящего. Избиение полицейскими — еще один камень, брошенный Матьё Кассовицом в институт блюстителей правопорядка.
Таких камней в сотрудников органов внутренних дел режиссер бросил предостаточно. Те, в свою очередь, не медлили с ответом. Охранявшие Каннский кинофестиваль полицейские повернулись спиной (или задницей, тут как посмотреть) к появившейся съемочной группе «Ненависти». Позднее, правда, Матьё Кассовиц робко говорил в интервью, дескать на самом деле не все копы такие уж и плохие.
В одной из сцен Юбера и Саида задерживает полиция, а Винсу удается бежать. Они не совершили ничего дурного, но из-за своего внешнего вида являются вечной мишенью. Несмотря на то, что Саид и Винс граждане Франции, полиция относится к ним, как к чужакам-захватчикам. Похожая ситуация сложилась в коротком метре «ИЙЭ» Анастасии Борисовой. Одинокая якутская женщина, приехав в Москву, чувствует себя чужой в большой столице. В еt персонаже будто бы заключен весь якутский народ, отчужденный от центральной России. В родной стране к ней относятся как к приезжей и не-такой. Многие помогают молодой матери, но делают это будто бы снисходительно, компромиссно, неравно. Так и в «Ненависти», будучи гражданами Франции, злополучная троица (не только они, их соседи из трудных пригородов тоже), вечно пришлые, вечно неудобные.
В полицейском участке задержанных избивают, всячески издеваются. Эта сцена была полностью сымпровизирована, а потому несколько шокирует натуралистичностью происходящего. Избиение полицейскими — еще один камень, брошенный Матьё Кассовицом в институт блюстителей правопорядка.
Таких камней в сотрудников органов внутренних дел режиссер бросил предостаточно. Те, в свою очередь, не медлили с ответом. Охранявшие Каннский кинофестиваль полицейские повернулись спиной (или задницей, тут как посмотреть) к появившейся съемочной группе «Ненависти». Позднее, правда, Матьё Кассовиц робко говорил в интервью, дескать на самом деле не все копы такие уж и плохие.
Я не буду полностью пересказывать сюжет, а лишь передам настроение фильма.
«Ненависть» — тот случай когда название абсолютно и полностью отражает содержание. Все ненавидят всех. Ненависть витает в воздухе, пропитывая дома и отравляя разум. Мигранты ненавидят копов, копы отвечают взаимностью. Жители города ненавидят жителей пригорода и наоборот. Журналисты презрительны к мигрантам, а те отвечают взаимностью. Многие ненавидят сами себя, ведь в оммаже к «Таксисту» Мартина Скорсезе, когда Винс направляет согнутые пистолетом пальцы в зеркало, он, в сущности, направляет пистолет на себя. Абсолютно все герои движимы этим столь сильным и ярким чувством. Практическая каждая сцена заканчивается вспышкой ненависти, агрессии, насилия.
По Эмпедоклу, древнегреческому философу, который в своих трудах изучал устройство мира через парадигму начал (архэ), «Ненависть» демонстрирует акосмическую стадию развития мира, в котором на смену «липкой Любви» пришла «губительная Ненависть». Ненависть (Нейкос), олицетворяет множество и зло. Это «активное» начало. Примечательно, что оно обладает вполне определенным физическим качеством. Если Любовь — это живительная влага, то Ненависть, конечно же, имеет свойства разрушающей силы огня. Взрывающийся коктейль Молотова и пламя, заполняющее все пространство экрана — один из первых символов, что мы видим на экране, когда смотрим «Ненависть». Так что эта трактовка не такая уж и надуманная, как может показаться.
Размышляя над типажами главных героев, нельзя не вспомнить одного из самых популярных мигрантов, неудачников и жителей пригорода окромя разве что Довлатова и среди русскоязычной публики так точно — Эдуарда Лимонова. На страницах своих ранних романов он, вернее его лирический герой, у которого так много общего со своим создателем, вынужден скитаться по малодружелюбным улицам Нью-Йорка, встречая таких же маргиналов, как он сам. Но основной мотив книг Лимонова — это обрастание сентиментального лирика, эдакого харьковского Вийона, толстенным слоем брони, состоящей из цинизма, мизантропии и ненависти. Которая, может, и сберегла его в окопах под Приднестровьем и Югославией. И если Лимонов костенеет в этом образе, то наши герои, а особенно Винс, просто хотят казаться такими. Во многом к этому их принуждает среда. Они будто хотят любить, но чаще им приходилось, конечно, ненавидеть.
«Ненависть» — тот случай когда название абсолютно и полностью отражает содержание. Все ненавидят всех. Ненависть витает в воздухе, пропитывая дома и отравляя разум. Мигранты ненавидят копов, копы отвечают взаимностью. Жители города ненавидят жителей пригорода и наоборот. Журналисты презрительны к мигрантам, а те отвечают взаимностью. Многие ненавидят сами себя, ведь в оммаже к «Таксисту» Мартина Скорсезе, когда Винс направляет согнутые пистолетом пальцы в зеркало, он, в сущности, направляет пистолет на себя. Абсолютно все герои движимы этим столь сильным и ярким чувством. Практическая каждая сцена заканчивается вспышкой ненависти, агрессии, насилия.
По Эмпедоклу, древнегреческому философу, который в своих трудах изучал устройство мира через парадигму начал (архэ), «Ненависть» демонстрирует акосмическую стадию развития мира, в котором на смену «липкой Любви» пришла «губительная Ненависть». Ненависть (Нейкос), олицетворяет множество и зло. Это «активное» начало. Примечательно, что оно обладает вполне определенным физическим качеством. Если Любовь — это живительная влага, то Ненависть, конечно же, имеет свойства разрушающей силы огня. Взрывающийся коктейль Молотова и пламя, заполняющее все пространство экрана — один из первых символов, что мы видим на экране, когда смотрим «Ненависть». Так что эта трактовка не такая уж и надуманная, как может показаться.
Размышляя над типажами главных героев, нельзя не вспомнить одного из самых популярных мигрантов, неудачников и жителей пригорода окромя разве что Довлатова и среди русскоязычной публики так точно — Эдуарда Лимонова. На страницах своих ранних романов он, вернее его лирический герой, у которого так много общего со своим создателем, вынужден скитаться по малодружелюбным улицам Нью-Йорка, встречая таких же маргиналов, как он сам. Но основной мотив книг Лимонова — это обрастание сентиментального лирика, эдакого харьковского Вийона, толстенным слоем брони, состоящей из цинизма, мизантропии и ненависти. Которая, может, и сберегла его в окопах под Приднестровьем и Югославией. И если Лимонов костенеет в этом образе, то наши герои, а особенно Винс, просто хотят казаться такими. Во многом к этому их принуждает среда. Они будто хотят любить, но чаще им приходилось, конечно, ненавидеть.
В продолжение несколько неуместного сравнения. «Пойдем отсюда, это буржуа», — писал Лимонов в своей последней, посмертно изданной книге «Старик путешествует». И вправду, пойдемте лучше, ведь этот фильм абсолютно буржуазный, несмотря на использование непрофессиональных актеров, которым пришлось играть самих себя. Несмотря на отказ от субтитров (практически все персонажи говорят на верлане — своеобразном французском сленге малопонятном обеспеченным слоям общества), которые превратили бы «Ненависть» в подобие цирка для благополучно живущих граждан, некоторые его черты все же проявляются. Этот фильм снят не для трудных подростков из гетто — зачем им смотреть в кино то, что они лицезреют каждый день? Этот фильм снят для богатых буржуа режиссером, ставшим таким же буржуа после выхода фильма в прокат. Первые полосы газет, повсюду были лица людей причастных к созданию громкой картины. Оно и не мудрено, мозг (интеллигенция, буржуа) всегда тянется к телу (пролетариату, выходцам из гетто), но телу никогда нет никакого дела до мозга. Общественность и критики регулярно обвиняли Кассовица в том, что он сам буржуазно-богемный, оторванный от проблем пригорода. И у него все хорошо. Пока все хорошо. Ведь главное не падение, а мягкая посадка.
Редактор: Лена Черезова
Понравился материал?
ПОДЕЛИТЬСЯ ТЕКСТОМ
Поддержать «Кинотексты»
Любое Ваше пожертвование поможет развитию нашего независимого журнала.
