Кинотексты
Молодые авторы о кино
КСЕНИЯ КУРБАТОВА | 26 ИЮНя 2024
ОПАВШИЕ ЛИСТЬЯ: НОВАЯ ИСТЕРИЯ ПРОТИВ СТАРОЙ МЕЛАНХОЛИИ
Пролетарии тоскуют, смотрят кино и влюбляются наперекор прискорбной ситуации
ОПАВШИЕ ЛИСТЬЯ: НОВАЯ ИСТЕРИЯ ПРОТИВ СТАРОЙ МЕЛАНХОЛИИ
КСЕНИЯ КУРБАТОВА | 26.06.2024
Пролетарии тоскуют, смотрят кино и влюбляются наперекор прискорбной ситуации
ОПАВШИЕ ЛИСТЬЯ: НОВАЯ ИСТЕРИЯ ПРОТИВ СТАРОЙ МЕЛАНХОЛИИ
КСЕНИЯ КУРБАТОВА | 26.06.2024
Пролетарии тоскуют, смотрят кино и влюбляются наперекор прискорбной ситуации
НАШИ СОЦСЕТИ
Режиссер: Аки Каурисмяки
Страны: Финляндия, Германия
Год: 2023
В странах Северной Европы состояние социального отчуждения, ощущение обреченности и меланхоличность объединяют в особую поведенческую модель, известную как «арктическая истерия». В одноименном сборнике рассказов финский писатель 1950−1960-х годов Марко Тапио вывел целую концепцию о том, что это культурно-специфическое психотическое расстройство, вызванное холодным климатом и вечным сумраком, в какой-то момент стало ключевым элементом национального сознания жителей Финляндии. Именно его увесистый томик герой нового фильма Аки Каурисмяки достает из хлама своего ящичка после очередного увольнения и оставляет за ненадобностью приятелю, то ли наслушавшись последних новостей, то ли насмотревшись на «мертвых, которые не умирают» Джармуша. После прославивших Каурисмяки «финской» и «пролетарской» трилогий, снятых им в период с 1980-х по 2000-е годы, настроение тягостного одиночества и непреодолимой безнадежности стало маркирующей характеристикой всей его кинореальности. В апокрифичных «Опавших листьях» она обретает четкое наименование, которого, однако, в 2023 году оказывается недостаточно для объяснения всех происходящих внутри и вовне кризисов. Другой сорт «истерии», существующий далеко за пределами пустынных кварталов Хельсинки и всего полярного круга в целом, проникает в изолированный и устоявшийся мир страждущих героев Каурисмяки. Астеническая меланхолия, в которой по-прежнему пребывают его продавщицы и разнорабочие, теперь оказывается не единственным и безусловным модусом окружающего их пространства, а судьбоносные казусы тех маленьких драматичных историй начинают представать скорее как отрадные сердцу воспоминания об ушедшей у всех на глазах эпохе.
Страны: Финляндия, Германия
Год: 2023
В странах Северной Европы состояние социального отчуждения, ощущение обреченности и меланхоличность объединяют в особую поведенческую модель, известную как «арктическая истерия». В одноименном сборнике рассказов финский писатель 1950−1960-х годов Марко Тапио вывел целую концепцию о том, что это культурно-специфическое психотическое расстройство, вызванное холодным климатом и вечным сумраком, в какой-то момент стало ключевым элементом национального сознания жителей Финляндии. Именно его увесистый томик герой нового фильма Аки Каурисмяки достает из хлама своего ящичка после очередного увольнения и оставляет за ненадобностью приятелю, то ли наслушавшись последних новостей, то ли насмотревшись на «мертвых, которые не умирают» Джармуша. После прославивших Каурисмяки «финской» и «пролетарской» трилогий, снятых им в период с 1980-х по 2000-е годы, настроение тягостного одиночества и непреодолимой безнадежности стало маркирующей характеристикой всей его кинореальности. В апокрифичных «Опавших листьях» она обретает четкое наименование, которого, однако, в 2023 году оказывается недостаточно для объяснения всех происходящих внутри и вовне кризисов. Другой сорт «истерии», существующий далеко за пределами пустынных кварталов Хельсинки и всего полярного круга в целом, проникает в изолированный и устоявшийся мир страждущих героев Каурисмяки. Астеническая меланхолия, в которой по-прежнему пребывают его продавщицы и разнорабочие, теперь оказывается не единственным и безусловным модусом окружающего их пространства, а судьбоносные казусы тех маленьких драматичных историй начинают представать скорее как отрадные сердцу воспоминания об ушедшей у всех на глазах эпохе.
Через шесть лет после объявления о завершении карьеры Аки Каурисмяки возвратился к сюжетной модели своих знаменитых «пролетарских мелодрам» о простых работягах, которые, потеряв всякую надежду на лучшие времена, чудом находят утешение в романтической любви. Анса и Холаппа из «Опавших листьев» больше всего напоминают Илону и Никандера из «Теней в раю» — первого фильма «пролетарской трилогии», с легкой руки и не без юмора режиссера теперь ставшей «пролетарской тетралогией». Срок в четыре десятка лет, разделяющий действия картин, не сбивает Каурисмяки с его классического сентиментально-иронического тона, не говоря уже о неизменных характеристиках этого по-кафкиански вневременного и (как казалось) наглухо запертого мира. Рутина труда и одиночества сменяется здесь не менее рутинными попытками провести как положено свободный вечер; по опустевшим и темным улицам все также разъезжают одинокие трамваи; непритязательные обитатели стекаются исключительно в старомодные бары-рестораны, чтобы послушать финские песни разных лет, выпить пинту пива или цветастый коктейль и обменяться друг с другом хотя бы взглядами. В центре кадра оказываются два одиночества: с виду скромница Анса (Альма Пёвсти), которая на деле предстает решительной и принципиальной девушкой, знающей цену себе и жизни вокруг, и «некрутой» парень Холаппа (Юсси Ватанен), который ждет недалекой смерти от почерневших из-за работы металлургом легких и алкоголизма, но обнаруживает в себе верность и сентиментальность. Они живут в домах-коробках: одна — в крохотной квартирке где-то на задворках, другой — так прямо в складском контейнере, обустроенном под общежитие. Регулярное чередование работы, дома и выхода в ближайшее увеселительное заведение неизбежно приводит к тому, что пути Ансы и Холаппы пересекаются, а упорядоченная пустота и замкнутость пространства сталкивает их все снова и снова, не давая шанса не влюбиться друг в друга.
Время в «Опавших листьях» у Каурисмяки вновь визуально размывается в границах нескольких прошедших десятилетий, но за счет передаваемых по радио новостей о боевых действиях оказывается закреплено в конкретных моментах настоящего. Незримое и далекое, но самое актуальное начинает просачиваться в это пространство отрицательной энтропии. В предыдущих фильмах режиссера она притягивала только «ламповые» песни и, работая на чудодейственное единение неудач героев, меняла совместный знак их судеб с минуса на плюс. Теперь же, с введением новой переменной, этот хрупкий баланс между абсурдностью и мелодраматичностью грозил нарушиться. «Опавшие листья» открываются сценой в продуктовом магазине, где за каждым движением Ансы, проверяющей сроки годности товаров, следит немигающим взглядом коллега-охранник. Именно его фронтальный план, занимающий все больше ширины экрана, прерывает монотонные действия героини, а сам он замирает, вперившись глазами прямо в зрителя. На этом уровне происходит замыкание двух параллельно протекающих процессов наблюдения за одним и тем же: слежка за персонажем по сюжету и просмотр фильма как таковой. Задолго до того, как главные герои встретятся, обмен солидарными и по сути идентичными взглядами происходит между второстепенным участником игры на экране и самим зрителем. Вот эта работница из целой череды похожих других будет страдать в начале, чтобы в конце оказаться осчастливленной — подобный контракт заключается в самом начале фильма, где отныне герои будут стараться занять центр кадра, установив своей фигурой визуальное равновесие, а реальным военным сводкам станут противостоять замершие на афишах в полужестах герои классических кинолент.
Мелодраматическую историю Ансы и Холаппы помогает продвигать синефильство (или тотальное подчинение магии кино) с дополнительной поддержкой в виде вездесущих песен, как бы транслирующих настроение и мысли героев. Потеря Холаппой бумажки с номером телефона новой знакомой происходит на фоне плаката к «Короткой встрече» Лина, безуспешное ожидание Ансы — в компании Фердинанда из «Безумного Пьеро» Годара, а сравнительно насыщенный диалог двух друзей о девушке — под «Рокко и его братьями» Висконти. Любовный сюжет благополучно складывается, когда опорой его эпизодам проступает фон побочных историй из других фильмов или когда они синхронизируются с очередной музыкальной композицией, но начинает рассыпаться и обваливаться, если шумом вторгается голос диктора или за персонажем зияют беспорядочные обрывки афиш об отгремевших когда-то концертах. Одна судьбоносная встреча нанизывается на другое невероятное происшествие, не оказываясь обессиленной реальными событиями, но итогом бережного оформления действия в благодатный культурный контекст становится его укоренение в искусственно создаваемой кинореальности, где действительно возможно все. Точно на последней выкуренной сигарете тут гаснут огни кинотеатра, лишая персонажей времени и пространства для встречи; знаком к произошедшей за кадром катастрофе запросто служит вставленный в аудиодорожку универсальный женский вопль, а подобранную бездомную собаку героиня, конечно же, называет Чаплином.
По опавшим листьям, которые ветер разметал в пустом сквере, Аки Каурисмяки отпускает своих новых героев, в очередной раз даря им обозримую даль и счастливый финал. Вот только дорога, на которой их могло бы ждать хоть какое-то будущее, оказывается в стороне, и Анса с Холаппой бредут не по ней, а по грозящему скоро оборваться газону, будто лишь по привычке и из-за обретенной одной на двоих уверенности заняв центральное положение на этом пласте мироздания. Одновременно поэтичным и насмешливым заключительным аккордом фильма, сопровождающим эту их первую совместную прогулку-шествие, звучит вынесенная в название французская песня — перепетый на финском языке довоенный хит Ива Монтана Les feuilles mortes с музыкой Жозефа Косма на стихи Жака Превера. Вместе с опадающей листвой в ней кружится вальс воспоминаний о давно угасшей любви, провожая главных героев в путь к их кинематографическим предшественникам, а зрителю возвращая состояние ностальгической меланхолии. Хотя бы на время титров.
Редактор: Сергей Чацкий
Редактор: Сергей Чацкий
Понравился материал?
Поддержать «Кинотексты»
Любое Ваше пожертвование поможет развитию нашего независимого журнала.
