Кинотексты
Молодые авторы о кино
КАТЕРИНА КУКУШКИНА | 25 ДЕКАБРЯ 2023
МАЛЬЧИК И ПТИЦА: ВОПРОС БЕЗ ОТВЕТА
Самый сложный фильм японского режиссера «для самых маленьких»
МАЛЬЧИК И ПТИЦА: ВОПРОС БЕЗ ОТВЕТА
КАТЕРИНА КУКУШКИНА | 25.12.2023
Самый сложный фильм японского режиссера «для самых маленьких»
МАЛЬЧИК И ПТИЦА: ВОПРОС БЕЗ ОТВЕТА
КАТЕРИНА КУКУШКИНА | 25.12.2023
Самый сложный фильм японского режиссера «для самых маленьких»
ПОДЕЛИТЬСЯ ТЕКСТОМ
Режиссер: Хаяо Мидзаки
Страна: Япония
Год: 2023
Критики старательно подбирают подходящий знак препинания, который закончит высказывание нового фильма «Мальчик и птица». Точка — как официальное завершение творческого пути Хаяо Миядзаки. Многоточие — для тех, кому фильм показался запредельно глубокомысленным. Восклицательный знак — можно приписать почти к каждой рецензии от фаната или профессионала из киноиндустрии. Однако сам режиссер ставит в конце своей работы именно вопрос, который остается для зрителей открытым и в какой-то степени риторическим.
Страна: Япония
Год: 2023
Критики старательно подбирают подходящий знак препинания, который закончит высказывание нового фильма «Мальчик и птица». Точка — как официальное завершение творческого пути Хаяо Миядзаки. Многоточие — для тех, кому фильм показался запредельно глубокомысленным. Восклицательный знак — можно приписать почти к каждой рецензии от фаната или профессионала из киноиндустрии. Однако сам режиссер ставит в конце своей работы именно вопрос, который остается для зрителей открытым и в какой-то степени риторическим.
«Как поживаете?» — перевод оригинального названия последнего фильма Миядзаки. Простодушие такового вопроса вводит в заблуждение (читай — от слова блуждать), в котором зритель будет пребывать все два часа экранного времени. И после просмотра, разумеется, тоже, но уже не в волшебных измерениях, как всегда чудесно и глубоко проработанных студией Ghibli, а в нашей, такой непроработанной реальности. Однако переформатированное международными прокатчиками название «Мальчик и птица» вводит в заблуждение не меньше. Кажется, что дистрибьюторы намеренно смещают акценты, предлагая сконцентрироваться на а-ля увлекательном сюжете.
Но не одним сюжетом нам обязан гений Хаяо-сана. Мудрость аниматора заползает в каждого нарисованного им жука или птицу, и создается ощущение, что его статичные аниме-картинки способны дышать. Несмотря на множество аллюзий на мрачную действительность, он не склонен к трагедии (а зачем показывать детям зло? они вырастут и сами с ним встретятся). После просмотра остается скорее трепетное чувство к невесомости невзгод, с которыми нам возможно справиться — как с загрязненной экологией и взаимоотношениями с родителями, так и с дисгармонией существования. Новый фильм вовсе не претендует на великовозрастную дидактичность, как может многим показаться. Наоборот — вопрос «Как поживаете?» остается открытым вместе с Миядзаки. Потому что и он не знает на него ответа.
Дивный новый мир «Мальчика и птицы» до молекул выстроен по особым, фантазийным, иррациональным законам с поднебесной логикой. Путешествие по вселенной приводит зрителя в туристическое замешательство, смешанное с очарованием странника. Хотя узнаваемый режиссерский почерк в фильме даст возможность не потеряться в его разомкнутом пространстве. Вновь перед нами герой-ребенок — мальчик по имени Махито, которому придется жить в страшном 1944-м году в Токио. Разгар битвы за Сайпан и смерть матери от пожара— уже достаточно, чтобы двенадцатилетнему ребенку обрести тяжелый взгляд и взрослый тон голоса для разговора с миром. Контексту посттравмы уделено всего несколько начальных минут фильма — черное небо (вместо ожидаемых акварельно-розовых пейзажей), гротескные языки пламени, крики вот-вот сироты и призрачные силуэты в боевой экипировке. Военная действительность немногословна, аскетична, но точна и узнаваема. Весь дальнейший путь Махито — это отражение переживаемой реальности, разломанной детским сознанием.
Но не одним сюжетом нам обязан гений Хаяо-сана. Мудрость аниматора заползает в каждого нарисованного им жука или птицу, и создается ощущение, что его статичные аниме-картинки способны дышать. Несмотря на множество аллюзий на мрачную действительность, он не склонен к трагедии (а зачем показывать детям зло? они вырастут и сами с ним встретятся). После просмотра остается скорее трепетное чувство к невесомости невзгод, с которыми нам возможно справиться — как с загрязненной экологией и взаимоотношениями с родителями, так и с дисгармонией существования. Новый фильм вовсе не претендует на великовозрастную дидактичность, как может многим показаться. Наоборот — вопрос «Как поживаете?» остается открытым вместе с Миядзаки. Потому что и он не знает на него ответа.
Дивный новый мир «Мальчика и птицы» до молекул выстроен по особым, фантазийным, иррациональным законам с поднебесной логикой. Путешествие по вселенной приводит зрителя в туристическое замешательство, смешанное с очарованием странника. Хотя узнаваемый режиссерский почерк в фильме даст возможность не потеряться в его разомкнутом пространстве. Вновь перед нами герой-ребенок — мальчик по имени Махито, которому придется жить в страшном 1944-м году в Токио. Разгар битвы за Сайпан и смерть матери от пожара— уже достаточно, чтобы двенадцатилетнему ребенку обрести тяжелый взгляд и взрослый тон голоса для разговора с миром. Контексту посттравмы уделено всего несколько начальных минут фильма — черное небо (вместо ожидаемых акварельно-розовых пейзажей), гротескные языки пламени, крики вот-вот сироты и призрачные силуэты в боевой экипировке. Военная действительность немногословна, аскетична, но точна и узнаваема. Весь дальнейший путь Махито — это отражение переживаемой реальности, разломанной детским сознанием.
Жизнь целиком выведена из равновесия. Любая сцена, претендующая на спокойствие от созерцания красочных панорам, дышащих ветром с гор Фудзи и Кумотори, неожиданно может обрести мрачный оттенок или стать свидетелем чего-то ужасающего. Так, впервые в анимации Миядзаки мы воочию видим попытку детского самоубийства. Посреди бела дня густая темная кровь начинает сочиться из пораненного камнем виска Махито. Свежие ожоги утраты матери в пожаре Мировой войны тщетно пробуют залатать переездом в новый дом, новой мачехой, новой школой. Неспособность справиться с фундаментальными переменами в юном возрасте очень точно передает тонкости отчаяния перед всеобщей угрозой.
Герои Миядзаки отваживаются на поступки, находящиеся за границами разумного, самосохранения, безопасности. Их стремление к ирреальному побуждает сюжет двигаться в неожиданном направлении, даже с романтическим обертоном. Выжившему Махито начинает мерещиться говорящая цапля, охаживающая его поместье. Вопреки покалеченному здоровью, он встает с постели и направляется на встречу с ней с непоколебимой уверенностью, что именно она приведет его к матери. Уход от реальности последователен: от травмы головы, проецирующей игры подсознания, к полному погружению в потустороннюю вселенную, в которой еще долгое время зрители будут открывать скрытые залежи смыслов.
Двоемирие в фильме работает по принципу соответствия: что наверху, то и внизу. Махито, заблудившись в сумрачном лесу, оказывается перед вратами старинной башни, ведущей в загробный мир. Для особо жадных до разглядывания деталей анимации, режиссер оставил надпись латинскими буквами на вратах — ту же, что и на входе в Ад Данте [1]. Земная трагедия оборачивается невероятной «Божественной комедией», слепленной по-миядзаковским правилам.
Герои Миядзаки отваживаются на поступки, находящиеся за границами разумного, самосохранения, безопасности. Их стремление к ирреальному побуждает сюжет двигаться в неожиданном направлении, даже с романтическим обертоном. Выжившему Махито начинает мерещиться говорящая цапля, охаживающая его поместье. Вопреки покалеченному здоровью, он встает с постели и направляется на встречу с ней с непоколебимой уверенностью, что именно она приведет его к матери. Уход от реальности последователен: от травмы головы, проецирующей игры подсознания, к полному погружению в потустороннюю вселенную, в которой еще долгое время зрители будут открывать скрытые залежи смыслов.
Двоемирие в фильме работает по принципу соответствия: что наверху, то и внизу. Махито, заблудившись в сумрачном лесу, оказывается перед вратами старинной башни, ведущей в загробный мир. Для особо жадных до разглядывания деталей анимации, режиссер оставил надпись латинскими буквами на вратах — ту же, что и на входе в Ад Данте [1]. Земная трагедия оборачивается невероятной «Божественной комедией», слепленной по-миядзаковским правилам.
Архитектоника здешнего загробного мира не поддается европейскому пониманию: здесь нет привычно узнаваемых кругов Ада и невозмутимого чистилища. Путешествие Мальчика и Птицы по заклеванным пернатыми измерениям очаровывает тем, что вводит в недоумение от алогичности возникновения волшебного, смешанное с предельным пониманием логики чувств героев. Из них вызывает симпатию и сочувствие каждый, кто наделен хоть каким-то разумом и сердцем. Буквально — созданные фантазией Миядзаки существа по имени «варавары» — это души зефирюшной формы, с розовыми ртами и точками вместо глаз. Очевидно, что эти милые потусторонние обитатели выпорхнут из экрана в реальность, чтобы затем стать соседями с плюшевыми Тоторо и Рыбками Поньо на полках магазинов. А здесь же, в загробных просторах, красота соседствует с уродством, зло сопутствует энергии добра мальчика Махито, который во что бы то ни стало ищет свою матушку-Беатриче, пока зритель ищет понимания сути этой бинарной модели бытия.
Финальная сцена встречи Мальчика с Создателем выглядит как экзистенциальная притча о будущем человечества, которая заканчивается уничтожением Рая и возвратом героев в Поднебесную. Приходят мысли, что весь потусторонний мир — это плод фантазии не только одного несчастного Махито, но и людей вообще. Волшебству должен прийти конец под натиском развившейся вседозволенной жестокости. Человек пришел к Богу, его же и убил — ницшеанская мысль достигает своего апогея. И если кто-то до поры думал, что на экране приключенческое кино, то с глубиной последнего высказывания Миядзаки это впечатление рассеивается. Но дело не в блистательности драгоценной мысли о невозможности Неба справиться с хаосом земного шара. Если не у Творца, то в чьих же руках будет наше будущее?
Финальная сцена встречи Мальчика с Создателем выглядит как экзистенциальная притча о будущем человечества, которая заканчивается уничтожением Рая и возвратом героев в Поднебесную. Приходят мысли, что весь потусторонний мир — это плод фантазии не только одного несчастного Махито, но и людей вообще. Волшебству должен прийти конец под натиском развившейся вседозволенной жестокости. Человек пришел к Богу, его же и убил — ницшеанская мысль достигает своего апогея. И если кто-то до поры думал, что на экране приключенческое кино, то с глубиной последнего высказывания Миядзаки это впечатление рассеивается. Но дело не в блистательности драгоценной мысли о невозможности Неба справиться с хаосом земного шара. Если не у Творца, то в чьих же руках будет наше будущее?
«Мальчик и птица» (а лучше все-таки «Как поживаете?») — и семейное кино, и нет. Миядзаки всегда равноуважительно относился как к детской, так и к взрослой аудитории. Вопрос, адресованный всему миру Великим мудрецом Хаяо, требует личного, а не коллективного ответа. Кто-то выйдет после просмотра и начнет озираться по сторонам в его поисках, кто-то погрузится в собственные размышления, затянувшись табаком (сейчас его, впрочем, достаточно, нежели в военной Японии 44-го). Волшебство фильма не в проиллюстрированных иллюзиях, а в энергии души каждого кадра, заряжающей на веру в жизнь. Захочется приобрести себе домой маленького «варавару», переслушать плейлист саундтреков от Дзё Хисаиси, задуматься о значении злых птиц в природе. И среди бытовых впечатлений точно найдет место фраза, адресованная в конце как Мальчику, так и зрителям: «Ты можешь сделать этот мир спокойнее».
Редактор: Сергей Чацкий
Редактор: Сергей Чацкий
Понравился материал?
ПОДЕЛИТЬСЯ ТЕКСТОМ
Поддержать «Кинотексты»
Любое Ваше пожертвование поможет развитию нашего независимого журнала.
«Я высшей силой, полнотой всезнанья / И первой любовью сотворен» (Inf. III, 5-6) (пер. М. Лозинского)
