ДОПРОС: АЗЕРБАЙДЖАНСКИЙ НУАР НА ГРАНИ ШЕДЕВРА

Случайным вечером я оказался в «Иллюзионе», проходила программа азербайджанского кино. Национальные кинематографии часто удивляют не только экзотикой, но и кардинально иным взглядом на окружающую действительность. Если здесь нет гиперссылки на статью про Югославскую «черную волну» (или она есть, но никуда не ведет), то вбейте в поисковике «Кинотекстов» эти три малопонятных слова, и они станут для вас менее малопонятными и более понятными соответственно. Если ссылка есть, то эти два предложения только тратят ваше время.

Показывали «Допрос» Расима Оджагова — это я сейчас так резво, без оглядки на подсказки выбиваю на клавиатуре эти буквы, а сидя в кинозале, я едва вспомнил бы название фильма. Про режиссера вообще молчу.

Азербайджанский нуар, где вместо детектива — следователь советской милиции, вместо дымящейся в уголке рта сигареты «Мальборо» — болгарская папиросина. Без лишних слов — шедевр. Я давно не испытывал таких сильных эмоций от просмотра кино. Но обо всем по порядку.

Душная комната, заполненная сигаретным дымом и горячими лучами жгучего солнца, словно сцена, сошедшая со страниц «Другого Юга» Шамшада Абдуллаева. До крайности кинематографичная книга, рисующая кинообразы предложениями, включая саундтреки в нужные моменты и подлетая камерой слов в нужные ракурсы. Городящая нагромождения знойных ферганских вечеров. Конечно, сравнивать Азербайджан и Узбекистан все равно, что сравнивать Японию и Китай — можно, но лучше не стоит.

Начало фильма встречает зрителей закостенелой фикцией — белый текст на черном фоне будто не для того, чтобы ввести зрителей в контекст событий, произошедших в Азербайджанской ССР после съезда ЦК КП (как гласит титр: «Развернулась острая борьба с негативными явлениями, имевшими место в республике»; какими явлениями — пока не до конца ясно), сколько оправдаться и избежать возможных последствий за отображение негативной повестки. Конечно, после обозначенного съезда партийная верхушка решает, что проблемы есть и пора бы уже их решить. Советская махина кряхтит и шестерни аппарата перемен перемалывают случайных людей. Фильм снимался с формальной агитцелью, но получился до очумения живым и нарушающим общепринятое сейчас мнение о сухом и безжизненном, отцензуренном соцреализме.

Следователь ведет допрос начальника цеха, обвиняемого в растрате. Все доказательства не в пользу обвиняемого — чистосердечное признание и вовсе отметает все сомнения в виновности задержанного. Однако следователь не сдается: он знает, что за простым (подставным) человеком стоят высокопоставленные лица, которые пытаются уйти от ответственности.

Вроде бы банальный сюжет, смахивает на «Французского связного», но есть ряд «но». Этот фильм снят во времена, когда еще не утвердились нормы и правила того, как должно сниматься (коммерческое) кино, а потому фильм снят удивительно изобретательно. Ракурсы, расстановка акцентов: как визуальных, так и смысловых — все это сделано невероятно стильно, интересно, необычно современному глазу, уставшему от докучной сказки новинок проката. Сейчас будто даже в самом независимом фильме не растрачиваются на выдумывание того, как снять диалог, поездку на машине или любой другой расхожий элемент повествования.

Примечательна сцена, в которой заключенный, давший показания против «верхушки», сидит в камере вечером и думает о жене. Она появляется перед ним в виде призрачного воспоминания, затем камера устремляется вверх, выискивает под потолком тусклую лампочку за решеткой, чтобы запечатлеть, как та погаснет. А затем приходит известие, что обвиняемый повесился. Казалось бы, какая банальная метафора! Но, черт возьми, это работает! Она пробивается в самое сердце. Это растрогало меня до ужаса. Как и воспоминания о родных, обрывочные и фантасмагорические личные обрывки, как до нелепости милые детские фото в семейных альбомах.