Кинотексты
Молодые авторы о кино
СЕРГЕЙ ЧАЦКИЙ | 7 ОКТЯБРЯ 2020
ДЬЯВОЛЫ У ПОРОГА: КОГДА ГРЕМИТ ОРУЖИЕ, ЗАКОНЫ МОЛЧАТ
Невзлюбленный официальной повесткой антивоенный фильм Цзяна Вэня как жанровая метаморфоза, в одинаковой степени уморительная и травмирующая
ДЬЯВОЛЫ У ПОРОГА: КОГДА ГРЕМИТ
ОРУЖИЕ, ЗАКОНЫ МОЛЧАТ
СЕРГЕЙ ЧАЦКИЙ | 07.10.2020
Невзлюбленный официальной повесткой антивоенный фильм Цзяна Вэня как жанровая метаморфоза, в одинаковой степени уморительная и травмирующая
ДЬЯВОЛЫ У ПОРОГА: КОГДА ГРЕМИТ
ОРУЖИЕ, ЗАКОНЫ МОЛЧАТ
ОРУЖИЕ, ЗАКОНЫ МОЛЧАТ
СЕРГЕЙ ЧАЦКИЙ | 07.10.2020
Невзлюбленный официальной повесткой антивоенный фильм Цзяна Вэня как жанровая метаморфоза, в одинаковой степени уморительная и травмирующая
ПОДЕЛИТЬСЯ ТЕКСТОМ
Режиссер: Цзянь Вэнь
Страна: Китай
Год: 2000
К такому компартия Китайской Народной Республики оказалась явно не готова. Второй фильм негласного обладателя титула «китайский режиссер за номером три» Цзяна Вэня был забракован цензорами с пометкой «акт антиправительственной пропаганды, извращающий историю и наносящий вред китайско-японским отношениям». Родной прокат картина обошла стороной, зато проникла в конкурсную программу 53-го Каннского кинофестиваля. Да не просто проникла, а взяла, хотя, чего уж там преуменьшать, яростно вырвала заветное Гран-При из цепких лап Триера, Ханеке, Лоуча и Кар-Вая.
До французов из отборочной комиссии пленка с «Дьяволами у порога» добиралась окольными путями. Вроде бы очевидно, что в стране, до основания разваленной и кирпичик за кирпичиком пересобранной руками товарища Мао и дядюшки Сяопина, за такого рода фривольности надобно стучать по темечку, да и не поздно еще замочить бамбуковую розгу. Однако цель оправдывает средства — последовавшие за конкурсом в Каннах временный запрет на режиссерскую деятельность да парочка другая лет, проведенных в творческих мытарствах, стоили того, чтобы имя Вэня, вчерашнего актера-дебютанта, за пределами Поднебесной ранее никому неизвестное, потеснило на пьедестале почета Чжана Имоу на пару с Ченом Кайге.
Примечательно, что обозначенных выше «исторических извращений» в «Дьяволах» нет и в помине. Последние месяцы Второй Мировой, когда недавно фанатичные японские вояки устали безрезультатно бороться супротив безграмотных китайских аграриев, воссозданы с завидным вниманием к еле заметным деталям быта враждующих народностей. Цзян Вэнь приложил немало усилий к тому, чтобы каждый объект, захваченный объективом шебутной камеры Гу Чанвэя выглядел аутентично, будь то засаленная полевая форма оккупантов, поблескивающий в свете Луны ствол трофейного «Маузера» под патрон 7,63 мм или традиционное убранство сельской лачуги, возведенной на закате существования царской династии Цин.
Страна: Китай
Год: 2000
К такому компартия Китайской Народной Республики оказалась явно не готова. Второй фильм негласного обладателя титула «китайский режиссер за номером три» Цзяна Вэня был забракован цензорами с пометкой «акт антиправительственной пропаганды, извращающий историю и наносящий вред китайско-японским отношениям». Родной прокат картина обошла стороной, зато проникла в конкурсную программу 53-го Каннского кинофестиваля. Да не просто проникла, а взяла, хотя, чего уж там преуменьшать, яростно вырвала заветное Гран-При из цепких лап Триера, Ханеке, Лоуча и Кар-Вая.
До французов из отборочной комиссии пленка с «Дьяволами у порога» добиралась окольными путями. Вроде бы очевидно, что в стране, до основания разваленной и кирпичик за кирпичиком пересобранной руками товарища Мао и дядюшки Сяопина, за такого рода фривольности надобно стучать по темечку, да и не поздно еще замочить бамбуковую розгу. Однако цель оправдывает средства — последовавшие за конкурсом в Каннах временный запрет на режиссерскую деятельность да парочка другая лет, проведенных в творческих мытарствах, стоили того, чтобы имя Вэня, вчерашнего актера-дебютанта, за пределами Поднебесной ранее никому неизвестное, потеснило на пьедестале почета Чжана Имоу на пару с Ченом Кайге.
Примечательно, что обозначенных выше «исторических извращений» в «Дьяволах» нет и в помине. Последние месяцы Второй Мировой, когда недавно фанатичные японские вояки устали безрезультатно бороться супротив безграмотных китайских аграриев, воссозданы с завидным вниманием к еле заметным деталям быта враждующих народностей. Цзян Вэнь приложил немало усилий к тому, чтобы каждый объект, захваченный объективом шебутной камеры Гу Чанвэя выглядел аутентично, будь то засаленная полевая форма оккупантов, поблескивающий в свете Луны ствол трофейного «Маузера» под патрон 7,63 мм или традиционное убранство сельской лачуги, возведенной на закате существования царской династии Цин.
Шарм ленте придает старомодное монохромное изображение, формирующее функционально выверенный визуальный код за счет грамотной работы с естественным освещением. При взгляде на здешние красоты, тяжело ощутить движение времени; все вокруг словно застыло в первозданном великолепии. Побережье, вдоль которого раскинулись монументальные остовы Великой Китайской стены, омывается пенящимися волнами Желтого моря, а где-то вдали меж возвышающимися над зелеными холмами пагодами деревенских домишек виднеются очертания разведывательного крейсера, стремительно удаляющегося за горизонт. «Бывают же на свете пейзажи, от которых любой смертный, хоть на миг, но почувствует себя Богом».
С утра пораньше военный оркестр японцев на всю округу заряжает гимн ВМФ, пока уставшие от каждодневной муштры молодые бойцы в оливковых шинелях лениво топчут кирзу перед утренним построением. Над головой замыкающего строй солдата реет перепачканный в грязи штандарт с изображенным на нем алым кружком — Восходящим солнцем, раскинувшим свои лучи над «источающего изобилие и добродетель» ликом отца-императора Хирохито. Едва завидев боевое знамя незваных гостей с винтовками на плечах, здешние детишки гурьбой начинают толпиться у ног японского офицера, каждый день щедро раздающего шустрым шалопаям шоколадные конфеты. Словом, крестьяне живут в мире со своими оккупантами, будто бы никто из местных слыхом не слыхивал о Нанкинской резне, Кантонской операции или Втором Шанхайском сражении.
В один момент безмятежность, воцарившаяся в поселении близ японского гарнизона, громко спотыкается о два плетеных мешка, среди ночи подброшенных в жилище глуповатого китайского фермера Ма Дасэна. Внутри них лежат два связанных человека — японский офицер и его переводчик родом из Пекина. Нежданный-негаданный подарок судьбы непутевый крестьянин получил под дулом пистолета, принадлежащего невесть откуда взявшемуся партизану. Вооруженный боец сопротивления оставил пленников на сохранение обомлевшему от страха простаку, руководствуясь принципом «темнее всего под свечой». Отныне и вплоть до наступления Нового года Дасэн бок о бок со своими соседями обязан поить, кормить и ухаживать за невольниками, дабы спасти свою деревню от праведного гнева ярых маньчжурских патриотов.
С утра пораньше военный оркестр японцев на всю округу заряжает гимн ВМФ, пока уставшие от каждодневной муштры молодые бойцы в оливковых шинелях лениво топчут кирзу перед утренним построением. Над головой замыкающего строй солдата реет перепачканный в грязи штандарт с изображенным на нем алым кружком — Восходящим солнцем, раскинувшим свои лучи над «источающего изобилие и добродетель» ликом отца-императора Хирохито. Едва завидев боевое знамя незваных гостей с винтовками на плечах, здешние детишки гурьбой начинают толпиться у ног японского офицера, каждый день щедро раздающего шустрым шалопаям шоколадные конфеты. Словом, крестьяне живут в мире со своими оккупантами, будто бы никто из местных слыхом не слыхивал о Нанкинской резне, Кантонской операции или Втором Шанхайском сражении.
В один момент безмятежность, воцарившаяся в поселении близ японского гарнизона, громко спотыкается о два плетеных мешка, среди ночи подброшенных в жилище глуповатого китайского фермера Ма Дасэна. Внутри них лежат два связанных человека — японский офицер и его переводчик родом из Пекина. Нежданный-негаданный подарок судьбы непутевый крестьянин получил под дулом пистолета, принадлежащего невесть откуда взявшемуся партизану. Вооруженный боец сопротивления оставил пленников на сохранение обомлевшему от страха простаку, руководствуясь принципом «темнее всего под свечой». Отныне и вплоть до наступления Нового года Дасэн бок о бок со своими соседями обязан поить, кормить и ухаживать за невольниками, дабы спасти свою деревню от праведного гнева ярых маньчжурских патриотов.
На этом этапе истории Цзян Вэнь ставит повествование на около-комедийные рельсы. Безмерно преданный воинской присяге японец, обессиленный и заботливо укутанный в теплую простыню, проклинает своих горе-надзирателей, всеми правдами и неправдами выпрашивая у них «смерть, достойную храброго воителя». В то же время его компаньон всячески потакает жестам доброй воли, которые крестьяне проявляют по отношении к заложникам, не допуская и малейшей мысли о возвращении в ряды императорских вооруженных сил.
За потешным зачином следует не менее потешное зрелище. Зритель может насладиться экспрессивным японским юмором и добротной постановкой, скроенной по проверенным временем методикам Акиры Куросавы. «Дьяволы у порога» уделяют значительное внимание безостановочному внутрикадровому движению, жонглированию многолюдными актерскими ансамблями, экстремально крупным планам и ручной кинокамерой, неустанно исполняющей впечатляющие пируэты.
Но сколько веревочке не виться, а конец все равно будет — внезапно задорная трагикомедия оборачивается кратковременным безудержным трагифарсом, а после оставляет неподготовленного зрителя один на один с безобразной личиной войны, олицетворенной страшнейшими из человеческих пороков — невежеством и жестокостью. Говоря о последнем, не сложно догадаться, что одним «чеховским ружьем» в такой ситуации не обойтись — здесь надобно подключить полностью укомплектованный батальон японской солдатни, целиком состоящий из кровожадных юнцов, за долгие месяцы службы так и не наигравшихся в «войнушку». А там, где зверствам будет препятствовать Устав, на помощь придет бутыль рисовой водки вместе с пламенной речью отца-командира, озлобленного на кучку миролюбивых гражданских.
Неожиданно для всех гомерический хохот сменяется молчанием в холодном поту: жуткий финал оглушает зрителя подобно Семи Горнам Апокалипсиса в преддверии Страшного Суда. Вэнь умело избегает напряжения на первых порах, чтобы застать публику врасплох и одним оглушительным ударом учинить по ту сторону экрана карнавал бесчестия и беспочвенного насилия. Страшная в своей натуралистичности кровавая кульминация медленно, но верно доводит доселе относительно неспешное повествование до точки кипения. Чувство опасности, тщательно скрываемое от зрительского взора на протяжении почти всего хронометража картины, хотим мы того или нет, рано или поздно громогласно заявит о себе через лязг штык-ножей и глухие выстрелы трехлинеек вперемешку с хрустом переломанных костей.
За потешным зачином следует не менее потешное зрелище. Зритель может насладиться экспрессивным японским юмором и добротной постановкой, скроенной по проверенным временем методикам Акиры Куросавы. «Дьяволы у порога» уделяют значительное внимание безостановочному внутрикадровому движению, жонглированию многолюдными актерскими ансамблями, экстремально крупным планам и ручной кинокамерой, неустанно исполняющей впечатляющие пируэты.
Но сколько веревочке не виться, а конец все равно будет — внезапно задорная трагикомедия оборачивается кратковременным безудержным трагифарсом, а после оставляет неподготовленного зрителя один на один с безобразной личиной войны, олицетворенной страшнейшими из человеческих пороков — невежеством и жестокостью. Говоря о последнем, не сложно догадаться, что одним «чеховским ружьем» в такой ситуации не обойтись — здесь надобно подключить полностью укомплектованный батальон японской солдатни, целиком состоящий из кровожадных юнцов, за долгие месяцы службы так и не наигравшихся в «войнушку». А там, где зверствам будет препятствовать Устав, на помощь придет бутыль рисовой водки вместе с пламенной речью отца-командира, озлобленного на кучку миролюбивых гражданских.
Неожиданно для всех гомерический хохот сменяется молчанием в холодном поту: жуткий финал оглушает зрителя подобно Семи Горнам Апокалипсиса в преддверии Страшного Суда. Вэнь умело избегает напряжения на первых порах, чтобы застать публику врасплох и одним оглушительным ударом учинить по ту сторону экрана карнавал бесчестия и беспочвенного насилия. Страшная в своей натуралистичности кровавая кульминация медленно, но верно доводит доселе относительно неспешное повествование до точки кипения. Чувство опасности, тщательно скрываемое от зрительского взора на протяжении почти всего хронометража картины, хотим мы того или нет, рано или поздно громогласно заявит о себе через лязг штык-ножей и глухие выстрелы трехлинеек вперемешку с хрустом переломанных костей.
Через обман ожиданий и резкую перемену интонаций Цзян Вэнь подводит нас к неутешительному выводу: война не есть подвиг. Война — уродливый суррогат подвига, страшная болезнь на теле человечества, вынуждающая отцов раньше времени хоронить собственных детей. Как ни крути, но слишком уж серьезное это дело, война, чтобы доверять ее военным.
Режиссер радикальным путем деконструирует концепцию «раз не убивает, так делает сильнее», наглядно демонстрируя, что наше бессилие перед животным началом стирает границу между победителями и проигравшими. Совершенно неважно, чье знамя будет развеваться над выжженной землей, ведь нет более бессмысленной и глупой борьбы, чем борьба за изрешеченное артиллерийскими снарядами пепелище, до самых корней удобренное кровью ни в чем неповинных людей.
Редактор: Лена Черезова
Режиссер радикальным путем деконструирует концепцию «раз не убивает, так делает сильнее», наглядно демонстрируя, что наше бессилие перед животным началом стирает границу между победителями и проигравшими. Совершенно неважно, чье знамя будет развеваться над выжженной землей, ведь нет более бессмысленной и глупой борьбы, чем борьба за изрешеченное артиллерийскими снарядами пепелище, до самых корней удобренное кровью ни в чем неповинных людей.
Редактор: Лена Черезова
Понравился материал?
ПОДЕЛИТЬСЯ ТЕКСТОМ
