Когда картина с Керри в главной роли вышла в прокат, она произвела настоящий фурор в киносообществе. Лента очаровала публику неповторимым визуальным стилем, на долгие годы ставшим визитной карточкой Мишеля Гондри, а также в полной мере продемонстрировала тягу режиссёра к бессознательному. Последнее роднит его с другим знаменитым исследователем смыслотворческих интенций человеческого сознания
Дэвидом Линчем. Впрочем, если у создателя «Синего бархата» и «Твин Пикса» сон – прежде всего, отражение тёмной стороны личности, то у французского постановщика свидание с Морфеем – способ не только рассказать о горестях и печалях героев, но и возможность выразить все их самые добрые устремления, мечтания и светлые надежды.
Выбирая интересные (совсем не те, которым учат в киношколах) в техническом смысле точки фокусировки и ракурсы съёмки, крепко сплетая между собой репрезентации кинореальности и фантазии, в своей второй полнометражной картине Гондри придал повествованию наивно-романтический тон. Герои его истории как бы существуют вне времени и пространства, тем не менее остаются вполне живыми и объёмными. С ними легко себя идентифицировать зрителю.
Волшебство в фильме – не цель, а средство; метафора, визуальное выражение бушующей в душах персонажей бури, фон для развертывания печально-прекрасной истории. Джоэл и Клементина – обычные люди со своими плюсами и минусами, радостями и горестями. В них нет ничего экстраординарного.
Их эмоции передаются посредством визуального ряда. Когда влюблённые чувствуют необыкновенную близость – точно они совсем одни на белом свете, – Гондри помещает их на занесённый снегом берег; они лежат на кровати, нежась в объятиях друг друга. Когда в их отношениях всё идёт наперекосяк, режиссёр, словно несдержанный ребёнок-сорванец, рушит дом, в котором герои находятся.