АНТОН СМИРНОВ | 1 СЕНТЯБРЯ 2022

УХОВЕРТКА: НОЧЬ, СУМЕРКИ, ФОНАРЬ

Завораживающий, пускай и не шибко внятный, визионерский тур по поствоенной Европе от супруги Гаспара Ноэ

УХОВЕРТКА: НОЧЬ, СУМЕРКИ, ФОНАРЬ

АНТОН СМИРНОВ | 01.09.2022
Завораживающий, пускай и не шибко внятный, визионерский тур по поствоенной Европе от супруги Гаспара Ноэ
УХОВЕРТКА: НОЧЬ, СУМЕРКИ, ФОНАРЬ
АНТОН СМИРНОВ | 01.09.2022
Завораживающий, пускай и не шибко внятный, визионерский тур по поствоенной Европе от супруги Гаспара Ноэ
ПОДЕЛИТЬСЯ ТЕКСТОМ
Режиссер: Люсиль Хадзихалилович
Страны: Великобритания, Франция, Бельгия
Год: 2021

В мрачном особняке живет не менее мрачный мужчина по имени Альберт, в чьи обязанности входит присматривать за Мией, маленькой девочкой без зубов. Альберт сооружает для нее дентальные протезы изо льда, собранные из ее же слюны, и тщательно соблюдает четкий распорядок дня. Под мерное тиканье часов, подобное метроному, Мия обедает, сооружает игрушки из старых газет и рассматривает картину с загадочным домом, в то время как Альберт протирает бокалы и подслушивает, что именно делает в своей комнате его подопечная. Их странный изолированный быт существовал бы и дальше, но в один прекрасный день в доме раздается телефонный звонок, и чей-то голос спрашивает, готова ли девочка к отъезду.
Случалось ли вам видеть такой кошмарный сон, от которого вы не просыпаетесь с криком, но пребываете в не менее мучительном состоянии? Когда полностью обволакивает чувство необъяснимой тревоги, не давая при этом вырваться из липких лап Морфея? Так вот, «Уховертка», свежая работа постановщицы с труднопроизносимым именем Люсиль Хадзихалилович, производит именно такое впечатление: во время просмотра зрителя будто погружают в транс с целью достижения состояния стойкого дискомфорта, одновременно гнетущего, мучительного и очаровывающего.

В прессе часто всплывает напоминание о том, что Люсиль — супруга известного провокатора Гаспара Ноэ. Но в случае с ее личными работами его имя не играет никакой роли. Хадзихалилович — самостоятельный художник, и пускай в ее почерке ощущается что-то от Кроненберга, Линча, Жене и фон Триера одновременно, каждая из созданных ею картин обладает ярко выраженной индивидуальностью. Увидев хотя бы одну работу Люсиль, можно сделать вывод о том, что постановщица, как минимум, обладает несомненным талантом создавать уникальные вселенные, построенные на сюрреализме и не стремящиеся к внятному повествованию.

Даже не читая одноименный роман писателя Брайана Кэтлинга (по совместительству скульптора, поэта и режиссера), можно ощутить, насколько этот материал близок Хадзихалилович, которая рассмотрела в нем не увлекательную историю, а фундаментальный базис для своего нового сюр-кошмара. С самых первых кадров мы понимаем, что причинно-следственный нарратив, четко отвечающий на зрительские вопросы «что?», «почему?» и «зачем?», здесь отправлен на задворки, уступив место атмосфере и художественному стилю. Первые 20 минут герои вообще не произносят ни единого слова, и, когда форма общения героев друг с другом (и со зрителем тоже) становится наконец вербальной, это не меняет для понимания сути происходящего ровным счетом ничего. Сознание тянется обратно к молчаливому завораживающему визуалу, дополненному звуками поющих бокалов и бесстрастно отсчитывающих время часов.
«Меланхолия и тайна улицы» (1914), Джорджо де Кирико
Неслучайно Хадзихалилович говорила, что черпала вдохновение в полотнах метафизических художников вроде Джорджо де Кирико, поскольку ощущение от просмотра «Уховертки» лучше всего сравнивать с чувством, возникающим после лицезрения его знаменитой картины «Меланхолия и тайна улицы». Вроде бы в кадре ничего пугающего или кровавого не происходит (до поры до времени), однако персонажи, интерьеры и даже окружающие пейзажи создают стойкое чувство затаенной угрозы. Хадзихалилович буквально растворяет опасность в пространстве кадра посредством ракурсов, поз, окружающих предметов и, особенно, освещения. Визуальный ряд фильма с самых первых кадров становится настоящим эстетическим наслаждением — настолько завораживает эта дымчатая палитра, смазывающая контрастные цвета, когда кадр освещается лишь тусклым светом уличных фонарей и комнатных светильников, придающих событиям дополнительный оттенок нереальности. В этом мире не работает никакая логика, символы мало что значат, а метафоры практически не считываются, даже настроение и аллюзии возникают сами по себе. Например, формирующееся с самого начала сравнение с «Головой-ластиком» внезапно сменяется цитатами из классического «А теперь не смотри» Николаса Роуга.
Можно долго спорить, обладает ли нарочитая бессвязность событий, предлагаемая Хадзихалилович, художественной ценностью, как и устраивать во время просмотра квест на тему «Чьи конкретно уши торчат из фильма». Но вряд ли это необходимо. Гораздо важнее, что ей удается достигнуть эффекта «чистого кино», которое воздействует на человека посредством, прежде всего, картинки и саундтрека, превращаясь в кинематографический аналог пятна Роршаха, заставляя каждого зрителя выстроить собственный ассоциативный ряд. При желании, конечно, можно поразмышлять над увиденным и поддаться инстинктивному порыву разложить нечто непонятное по логическим полочкам здравого смысла. В таком случае, кто-то разглядит в «Уховертке» метафору боли исстрадавшейся от войны Европы (судя по всему, действие происходит не то в 40-х, не то в 50-х годах XX века), кто-то захочет изучить противопоставление мотивов льда и стекла. Однако многие наверняка согласятся с тем, что поддаться авторской задумке и погрузиться в созерцание непознанного гораздо приятнее.

Одно из самых главных режиссерских достижений Хадзихалилович заключается в том, что ее творчество лишено неприятного чувства, будто тебя одурачили, подсунув откровенный бред в обертке интеллектуального кино. Возможно, с точки зрения постановщицы, это и был некий троллинг для всех любителей поисков глубинного смысла, однако ярко выраженное очарование болезненного делирия сыграло свою роль. И вот уже под занавес фильма мы не задаемся вопросами о том, кем приходятся друг другу герои, какова природа их взаимоотношений, как связаны с Альбертом и Мией новые персонажи, к чему вообще были заигрывания с временной петлей и прочими странностями ради странностей — настолько окутывает настроенческая ткань картины, мгновенно теряющая всю свою «черную магию» при любых попытках проанализировать ее. Зато у нас вновь и вновь будут всплывать ассоциации с собственными тревожными снами, которые превращают ночной отдых в пугающий тур по глубинам бессознательного, не желающего выпускать жертву из своего герметичного лабиринта. И тут возникает один парадокс: даже пережив столь малоприятные ощущения, в подобное место порой очень хочется вернуться.

Редактор: Сергей Чацкий
Автор журнала «Кинотексты»
Понравился материал?
ПОДЕЛИТЬСЯ ТЕКСТОМ
Поддержать «Кинотексты»
Любое Ваше пожертвование поможет развитию нашего независимого журнала.
См. предыдущий источник
См. предыдущий источник
См. предыдущий источник
См. предыдущий источник
Made on
Tilda