СЯДЬ ЗА РУЛЬ МОЕЙ МАШИНЫ

Снятая по мотивам короткого рассказа Харуки Мураками Drive my car (отсылка к одноименной песне The Beatles) из сборника «Мужчины без женщин» (такой же был и у Эрнеста Хэмингуэя), лента рассказывает о токийском театральном режиссере и актере Юсуке Кафуку, который пытается пережить внезапную смерть жены и разобраться в их совместном прошлом. На своем стареньком красном Saab, в котором Кафуку всегда проигрывает и репетирует реплики для ролей, зачитанные его супругой, герой отправляется в Хиросиму в рамках местного театрального фестиваля ставить многоязычный спектакль по чеховской пьесе «Дядя Ваня». Там, против его воли, Кафуку дают в помощь молчаливую водительницу Мисаки, которой оказывается столько же лет, сколько могло бы быть дочери режиссера, если бы та не умерла в четырехлетнем возрасте от порока сердца.

В отличие от литературного первоисточника, развернувшегося всего на пару десятков страниц и состоящего, по сути, лишь из воспоминаний, действие в своем фильме Хамагути переносит в настоящее время и, что немаловажно, разворачивает его в городе, точно также пытающемся залечить свои раны, как и герои картины. За счет расширения повествования увеличивается и хронометраж, однако последним поклонников творчества Хамагути точно не удивишь. Практически все его картины (за исключением, может быть, одной) длятся не менее двух часов. «Сядь за руль моей машины» в общем-то тоже никуда не спешит. Динамике Хамагути предпочитает длинные дубли, коротким и энергичным речам — вдумчиво прописанные диалоги, свободному движению камеры — статику, а нестандартному визуалу — намеренную минималистичность художественных средств. Развивающаяся в своем неторопливом, естественном темпе драма требует от зрителя терпения, но, вопреки ожиданиям, его хватает с лихвой. В конце концов, каждый фильм Хамагути можно сравнить с этаким мастер-классом о том, как уметь вызывать смех и сочувствие, когда это необходимо, и как удивлять каждый раз, когда ты меньше всего этого ожидаешь. История Кафуку и Мисаки у Хамагути не стоит на месте — но расширяется она, скорее, не вширь, а вглубь. Через личностные переживания своих героев и попытку их трансляции через чеховский текст (у Мураками пьеса упоминалась лишь вскользь) Хамагути мастерски удается создать полотно, сотканное из хрупких человеческих связей, которые рождаются из, казалось бы, непреодолимого отчаяния и душевного опустошения.