ИДИ И СМОТРИ:
ВОЙНА КАК ОНА ЕСТЬ

Режиссер: Элем Климов
Страна: СССР
Год: 1985

Режиссер Элем Климов однажды сказал в одном интервью: «Тот, кто не помнит своего прошлого, обречен пережить его снова». И судя количеству современных фильмов, посвященных Великой Отечественной войне, о прошлом мы не забыли. Но таким ли оно было — это прошлое, как показывают современные режиссеры? Неужели томно умирающие в кадре красавицы со свежим маникюром, и мужчины, еще вчера сошедшие с обложек глянцевых журналов, а сегодня героически подрывающиеся на минах — о той ли Великой войне? Или, может быть, в самом деле, не так уж были жестоки эти статные, вылощенные фашисты, обязательно благородные, не желающие никому зла, роли которых исполняют немецкие актеры? И, наверное, не страшно было вовсе в концлагерях — свидетели и историки любят приукрашивать. Не могло же быть этих обтянутых кожей скелетов, зверских пыток и чудовищных экспериментов над людьми, стоячих камер, в которых по несколько суток держали узников, а потом расстреливали под музыку тюремного оркестра. Все это неправда, ведь на экране нам показывают другое: как заключенные свободно передвигаются по территории лагеря, женщины ходят с аккуратными прическами, а мужчины похожи скорее на атлетов, чем на узников концлагерей. А на оккупированных территориях с миром пришедших немцев подло рубят со спины топором русские мужики. Разве это наша история?

Разумеется, нет. Война в этих картинах лишь служит декорацией, фоном, ярким фантиком, на который обязательно «клюнет» зритель. Омерзительно и досадно это осознавать, но эксплуатация прошлого в целях наживы стала почти нормой для большинства современных режиссеров, снимающих фильмы о войне. И чем больше искажаются исторические факты, оскверняется память предков и вылезает наружу пошлый пафос создателей, не краснея использующих титры «Основано на реальных событиях», тем больше хочется с тревогой бить в колокола, рассказывая людям о том, что все это ложь, а правда в других фильмах, снятых талантливыми советскими режиссерами честно, беспринципно, без оглядки на запреты Госкино, без компромиссов с совестью. И одна из таких картин — «Иди и смотри» Элема Климова.

Сюжет фильма прост: подросток Флёра становится свидетелем карательной операции зондеркоманд в Белоруссии, и эти несколько дней физически превращают его в старика.

Климов во время войны и сам был подростком, поэтому данная тема, безусловно, была ему близка. Однако идея снять картину о трагических событиях, развернувшихся именно на территории оккупированной Белоруссии, пришла к постановщику после прочтения книг Алеся Адамовича «Хатынь» и «Я из огненной деревни»:

«Я тогда задумался: а ведь про Хатынь в мире не знают! Про Катынь, про расстрел польских офицеров знают. А про Белоруссию — нет. Хотя там ведь было сожжено более 600 деревень! И я решил снять фильм об этой трагедии».

Само название фильма уже вступает в полемику со снятыми до и после картинами о войне — Климов как бы намекает на их недостоверность, а поэтому — скрупулезно работает над фильмом, не покидая место съемок ни на день. Он ставит перед собой и перед командой актеров, операторов, пиротехников и другими членами съемочной команды жесткую задачу: достичь подлинности событий. И идет ради этого на все. Хочется упомянуть о некоторых фактах, которые связаны со съемками картины и шокируют не меньше, чем сам фильм.

Во-первых, режиссер проводил жесткий отбор кандидатов на роль Флёры. Он демонстрировал несколько часов подряд снятую нацистами хронику в концлагерях, а затем предложил чай с тортом. И лишь Алексей Кравченко, впоследствии и сыгравший главную роль, отказался от угощения. Кроме того, мальчику пришлось специально худеть к съемкам фильма, поэтому он голодал 48 часов в неделю. С актером работали психологи и, говорят, даже гипнотизеры, чтобы не дать подростку сойти с ума от жёстких условий съёмок и тяжёлых режиссерских задач: например, сцену с прохождением вязкого болота он сыграл сам.

Во-вторых, разрывы бомб и снарядов, даже пожар в картине подлинные. Как и сцена, в которой погибает корова — от полученного ранения она действительно скончалась на съемочной площадке.

Отдельного внимания заслуживает и сцена сожжения людей в амбаре — одна из ключевых и самых долгих в картине. Массовка (в основном, действительно пережившая войну) никак не могла выполнить задачу режиссера: передать атмосферу ужаса, страха, массовой истерии, которая овладела жителями белорусских деревень в 1943 году, когда их привели на погибель. Тогда съемочная группа решила пойти на отчаянный шаг: один из актеров стреляет в воздух, а по амбару распускают слух о том, что массовку и вправду могут сжечь. И тогда «из амбара раздался такой человеческий вой, сымитировать который было бы не под силу ни одному актёру» — говорил впоследствии Климов. В то время, когда вышла картина, подобных ей еще не было: советского зрителя жалели, а потому — столь натуралистичные сцены не могли не вызвать у людей шок. Элем Климов был первым, кто с помощью экранного слова высказался на тему войны настолько открыто: в картине нет романтизации событий тех лет, лишь сплошная боль, грязь, кровь, мучения и лишения. И даже те сцены, в которых, кажется, герои счастливы, показаны лишь для того, чтобы в следующем кадре погрузить их с лихвой в муки.

Возможно, современному зрителю съемка этой картины кажется чересчур жестокой, неоправданно мучительной, но стоит задать себе вопрос: кто-то же из режиссеров должен был взять на себя ответственность, чтобы не просто заявить миру о том, что война — это ад, но и показать его. Причем найти для этого художественный способ, обличить этот ужас в удобоваримую форму, которую зритель сможет принять. Для чего? Для того, чтобы сказать: этого не должно повториться. И Климов всеми силами совершает настоящее чудо — «Иди и смотри» и по сей день считается одной из лучших антивоенных картин за всю историю кино. Примечательно, что сам режиссер считал свой фильм сдержанным, потому что правда была страшнее, но, показав ее на экране, он бы лишился зрителя: никто не смог бы на это смотреть.

Не щадящие съемочную группу условия съемок в совокупности с кинематографическими приемами — использованием стэдикама (камеры для стабилизации съемок в движении), который фокусируется на деталях, создавая одновременно как ощущение отчужденности, так и эффект присутствия; длинных планов и панорамной съемки, сопровождаемой непонятными звуками и шумами, которые слышит Флёра — то ли от временно полученной контузии, то ли от того, что сходит с ума; угнетающей музыки Моцарта и Вагнера; кадров военной хроники; взглядов героев, направленных прямо в объектив камеры, — давят на психику зрителя и погружают его в разворачивающийся на экране Апокалипсис. Отсюда становится понятно, почему скорая помощь дежурила у кинотеатров в 1985 году, когда фильм вышел на экраны.

Кроме того, в картине использовано немало символов, смысл которых легко считывает даже самый неискушенный зритель: цапля, появляющаяся перед грибным дождем, как символ обновления жизни, а затем сменяющий её в кадре немецкий самолет, парящий в небе, как предзнаменование новой трагедии; еще не остывший обед в печи флёриной хаты, впечатление от которого портят детские игрушки, аккуратно лежащие на полу, с жужжащими над ними мухами — недвусмысленно намекающие о будущем членов семьи мальчика; случайно ступивший на птичье гнездо Флёра — этот символ уничтожения новой жизни зритель осознает позже, когда во второй части фильма один из карателей скажет запертым в амбаре жителям: «Кто без детей, выходи!»; густой туман, из которого появляются фашисты на мотоциклах, невольно ассоциирующиеся с всадниками Апокалипсиса; ядовитая зверушка лори, игриво ласкающаяся к командиру зондеркоманды, которого убьют партизаны в конце фильма; выпавший в финале снег, ласково накрывающий своим одеялом выжженную и вымученную землю; все это — бесконечно сменяющие друг друга символы Добра и Зла, Жизни и Смерти. Но есть еще один, наиболее яркий образ, красной нитью проходящий через весь фильм: это мизансцены, символизирующие дантовские круги ада, которые вынужденно проходит Флёра. Болото, островок, на который он попадает после него, туманное поле — каждый раз новое испытание. Эту мысль подтверждает и сцена пострига Флёры партизаном после его неудачной попытки самоубийства — мальчика очищают, подготавливая к новому кругу.

Так, зритель неминуемо становится участником развивающейся на экране трагедии, но при этом остаётся бессильным — он не может, равно как и Флёра, ничего изменить. Климов не жалеет зрителя, с каждым эпизодом все сильнее и сильнее травмируя психику разрывающими душу сценами. Он детально демонстрирует, как проходит карательная операция: здесь и фашист, протирающий очки перед запуском пулеметной очереди в горящий амбар, и аппетитно поедающая лобстеров на фоне массового убийства молодая женщина в нацисткой форме, и девочка-подросток, которую волокут за волосы к грузовику, набитому немецкими солдатами — известно зачем, и услужливые коллаборационисты, пытающиеся задобрить фашистов своими издевками над беззащитными жителями, и улыбающаяся старушка, которую смеха ради вместе с кроватью каратели выносят во двор — и все эти простые, будничные для героев действия, придают картине звериный ужас.

В финальной сцене фильма партизаны расправляются с участниками карательной операции и уходят в лес. Флёра, с сумасшедшим, исказившимся от боли лицом, находит портрет Гитлера с надписью «Гітлер асвабадзіцель» и яростно в него стреляет. С каждым выстрелом на экране появляются ключевые события становления Третьего Рейха. Они сопровождаются музыкой Вагнера и нацистскими маршами. Пленка отматывается назад, и зритель с облегчением понимает: еще чуть-чуть, и мы поменяем ход истории, где никакой войны не будет. Но вдруг в кадре появляется портрет Гитлера с матерью, на котором он совсем еще ребенок. Флёра приходит в себя и останавливается: он не способен выстрелить в лицо младенцу. И, наверное, каждый испивший двухчасовую чашу увиденного им на экране кошмара, негодует, видя эту сцену: Гитлер, пусть даже будучи безобидным ребёнком сейчас, все равно убийца, который вырастит и погубит жизнь миллионов людей. Да, но пока он маленький — не соглашается со зрителем Климов. Таким образом, фильм заканчивается громким ответом режиссера на вопрос: возможно ли Добро в условиях тотального Зла? Да, и не только возможно, но и необходимо, ибо жестокость не должна порождать жестокость.

Несмотря на сопротивление со стороны чиновников Госкино, на ультиматумы, выполнив которые Климов погубил бы картину, режиссер снял свой собственный фильм о войне. Эта выстраданная картина стала в творчестве режиссера последней — вряд ли он бы смог снять что-то еще: «Иди и смотри» создавался за гранью человеческих возможностей.