Кинотексты
Молодые авторы о кино
СЕРГЕЙ ЧАЦКИЙ | 12 МАРТА 2021
ПУТЕШЕСТВИЯ ХЛОИ ЧЖАО: SEE YOU DOWN THE ROAD
Кино на стыке документального и игрового: индейцы, пыльные прерии и переплетение сотни судеб, неустанно странствующих по дороге жизни
ПУТЕШЕСТВИЯ ХЛОИ ЧЖАО: SEE YOU DOWN THE ROAD
СЕРГЕЙ ЧАЦКИЙ | 12.03.2021
История о воскрешении через насилие и грязь. Скромный путеводитель по самым ярким представителям американского вестерна эпохи бурного ревизионизма
ПУТЕШЕСТВИЯ ХЛОИ ЧЖАО: SEE YOU DOWN THE ROAD
СЕРГЕЙ ЧАЦКИЙ | 12.03.2021
История о воскрешении через насилие и грязь. Скромный путеводитель по самым ярким представителям американского вестерна эпохи бурного ревизионизма
«Я увидел, как во славе сам Господь явился нам,
Как Он мощною стопою гроздья гнева разметал,
Как Он молнией ужасной обнажил меча металл.
Он правды держит шаг».
Джулия Хау, отрывок из патриотической песни «Боевой гимн Республики», 1861
ПОДЕЛИТЬСЯ ТЕКСТОМ
В годы Великой депрессии еще не удостоенный «пулитцера» и «нобелевки» и успевший прослыть ярым «левым», американский романист Джон Стейнбек отправился в изнурительное путешествие по хайвеям, раскинувшимся на оси Оклахома-Калифорния. Он прошел по стопам обездоленных сезонных рабочих и перенес в свои дневники душещипательные истории сотен заводчан и издольщиков, лишившихся средств к существованию то из-за пыльных бурь, то по вине предприимчивых банкиров. Как ни прискорбно, но большинству землевладельцев так и не удалось обуздать стихию, а капиталодержатели, сдававшие плодородные почвы в аренду крестьянам, жаждали получить процент с ныне нерентабельных фермерских хозяйств. С «лендлордами на бумаге» не поспоришь: один единственный комбайн «Caterpillar» запросто заменит пятнадцать сборщиков урожая, и, в отличии от пролетариев из плоти и крови, никогда не сопьется и не пойдет бастовать, наслушавшись сладких речей председателя профсоюза, по пятницам зависающего в кабаке с членами местной ячейки компартии.
Книгу Стейнбека с пиитическим заголовком «Гроздья гнева», культивирующую обозначенные выше народные неурядицы, опубликовали в 1939-м. Уже через год Джон Форд, негласный учредитель «золотого фонда вестернов», сей литературный труд экранизировал. История обнищавшей семьи, вынужденной странствовать по Штатам в поисках лучшей доли на фоне экономического упадка, прошла через оптику режиссера-мегаломана и, ко всеобщему изумлению, не погрязла в свойственных кинокартинам той эпохи докучливых сантиментах. Быть может, постановщик и «отхэппи-эндил» горький финал первоисточника, однако политические высказывания, напечатанные в романе между строк, и дерзкие попытки Стейнбека заново пересобрать концепцию Американской Мечты в черно-белом прогуманистическом фолианте Форда обзавелись новыми гранями восприятия.
Примечательно, что даже сейчас, спустя 80 лет со дня премьерного показа «Гроздей гнева», проблема правдоискательства в условиях глобальной финансовой рецессии продолжает волновать как простых американских работяг, так и многообещающих кинорежиссеров. К числу последних относится и китаянка Хлоя Чжао – автор фильмов о жизненных укладах глубинки Старого Запада, преисполненных визуальной поэтикой буднего дня и искренним сочувствием людям, оказавшимся запертыми в пыльных прериях Невады и Южной Дакоты.
Ее третий и крайний на данный момент фильм «Земля кочевников», экранизация одноименного документального романа журналистки Джессики Брудер, уже взорвал публику на фестивалях в Торонто и Венеции, взял первенство на «Золотом глобусе» и имеет все шансы на получение статуэтки «За лучший фильм года» в грядущей оскаровской гонке. Так почему «Nomadland» так приглянулся нынешней аудитории? Что формирует режиссерский стиль Хлои Чжао? И как же так получилось, что каноны американской литературы прошлого века продолжают будоражить пытливые умы при их переносе на киноэкран? Самое время прогревать моторы и запасаться полезным скарбом: редакция «Кинотекстов» вот-вот отправится в путешествие по фильмографии Хлои Чжао, так что советуем пристегнуть ремни и залить под капот полный бачок омывайки. Дорога ожидается неблизкая.
Книгу Стейнбека с пиитическим заголовком «Гроздья гнева», культивирующую обозначенные выше народные неурядицы, опубликовали в 1939-м. Уже через год Джон Форд, негласный учредитель «золотого фонда вестернов», сей литературный труд экранизировал. История обнищавшей семьи, вынужденной странствовать по Штатам в поисках лучшей доли на фоне экономического упадка, прошла через оптику режиссера-мегаломана и, ко всеобщему изумлению, не погрязла в свойственных кинокартинам той эпохи докучливых сантиментах. Быть может, постановщик и «отхэппи-эндил» горький финал первоисточника, однако политические высказывания, напечатанные в романе между строк, и дерзкие попытки Стейнбека заново пересобрать концепцию Американской Мечты в черно-белом прогуманистическом фолианте Форда обзавелись новыми гранями восприятия.
Примечательно, что даже сейчас, спустя 80 лет со дня премьерного показа «Гроздей гнева», проблема правдоискательства в условиях глобальной финансовой рецессии продолжает волновать как простых американских работяг, так и многообещающих кинорежиссеров. К числу последних относится и китаянка Хлоя Чжао – автор фильмов о жизненных укладах глубинки Старого Запада, преисполненных визуальной поэтикой буднего дня и искренним сочувствием людям, оказавшимся запертыми в пыльных прериях Невады и Южной Дакоты.
Ее третий и крайний на данный момент фильм «Земля кочевников», экранизация одноименного документального романа журналистки Джессики Брудер, уже взорвал публику на фестивалях в Торонто и Венеции, взял первенство на «Золотом глобусе» и имеет все шансы на получение статуэтки «За лучший фильм года» в грядущей оскаровской гонке. Так почему «Nomadland» так приглянулся нынешней аудитории? Что формирует режиссерский стиль Хлои Чжао? И как же так получилось, что каноны американской литературы прошлого века продолжают будоражить пытливые умы при их переносе на киноэкран? Самое время прогревать моторы и запасаться полезным скарбом: редакция «Кинотекстов» вот-вот отправится в путешествие по фильмографии Хлои Чжао, так что советуем пристегнуть ремни и залить под капот полный бачок омывайки. Дорога ожидается неблизкая.
Хлоя Чжао на съемках фильма «Наездник», 2017
«Когда я жила в Китае, то только и делала, что читала о Западе и мечтала туда попасть. Хочешь покорить Запад — иди на Запад».
Хлоя Чжао, фрагмент из интервью для портала The Hollywood Reporter
ВЗГЛЯД СО СТОРОНЫ
Немногочисленные работы Хлои Чжао объединяет одна любопытная деталь – все они воспевают малонаселенную американскую провинцию и затрагивают американские житейские проблемы, при этом проходя через беспристрастный взор эмигрантки из Китая. Постановщица родилась в Пекине в восьмидесятых под именем Чжао Тин и посвятила юность самообразованию на пару с путешествиями. Благо, что отцовское жалование на посту директора сталелитейного завода и безупречная репутация матери, медика и артистки ансамбля Народно-освободительной армии, способствовали амбициям не по годам сообразительной девочки. Родители поддерживали увлечения дочери, ловко совмещающей зубрежки лекций по политологии с запойными марафонами кэмероновских «Терминаторов», раннего Вонга Кар-Вая и рисованием манги. Немалую роль в «вестернизации» вкуса юной Чжао сыграли старшая школа в Великобритании и получение высшего образования в Штатах.
Свой полнометражный дебют «Песни, которым меня научили братья» Чжао представила на Сандэнсе в 2015 году. Slice-of-life о заботах индейцев племени Лакота из резервации Пайн-Ридж обрисовывает картину бытия в той части сельской Америки, которую не увидишь ни в новостях, ни в пятничных документалках с National Geographic. Эта история представляет собой нечто среднее между трудами сценариста Тейлора Шеридана («Сикарио», «Любой ценой», «Ветреная река») и «Пограничной трилогией» писателя Кормака Маккарти. У первого были позаимствованы непритязательные локации и джентльменский набор актуальных для Среднего Запада США социальных комментариев, у второго – элегический настрой и тотальная непредвзятость в художественном отображении мирской суматохи.
Главные герои «Песен», еле сводящие концы с концами брат и сестра, только-только проводившие в последний путь забулдыгу-отца, заточены в родной резервации, затерявшейся во времени столь критично, что единственным доступным для зрителя свидетельством наступления нового миллениума становится слащавая попса, доносящаяся из динамиков потрепанных кнопочных мобильников. Этот законсервированный мирок живет по законам Дикого Запада: здесь индейский мужчина вполне может иметь четверть сотни детей от девяти разных женщин, местным бутлегерам ничего не стоит забавы ради избить незнакомца и поджечь его пикап, а любые попытки молодых мечтателей переехать в большой город (а точнее по-ломоносовски доковылять до туда пешком) воспринимаются окружающими в штыки. Ведь зачем что-то менять и куда-то там спешить, если можно и дальше продавать соседям паленую бормотуху и потягивать самокрутки на заднем дворе? Коли бледнолицые видят в коренном населении либо будущих зэков, либо уже успевших отмотать срок маргиналов, то и исход из резервации иначе как бестолковой затеей не назовешь.
«Нельзя поднять людей с колен, покуда плеть нужна холопу». Или все-таки нет? В «Песнях» Чжао никому не выносит приговора, а лишь укрывает надежду за ширмой из этнических предрассудков и без пяти секунд документальной подачи исходного материала. Схожая формула применяется и во втором фильме Хлои, «Наезднике», немногословной драме о таракашках, что водятся в потрескавшейся черепной коробке молодого ковбоя, получившего серьезную травму на родео. Локации – те же, производственные техники – тоже, зато сменилась перспектива критического взгляда режиссера: со всеобщей беды малоимущих обитателей Пайн-Ридж на горести отдельно взятого индивида в фетровой шляпе и с алым пастушьим платком на шее. Жизнь, и без того не сладкая, окончательно теряет смысл, когда до укротителя лошадей Брэди доходит, что припадки, вызванные повреждением мозга, с опасным конным спортом ни разу не коррелируют.
Кинематографу не впервой наблюдать за тем, как злодейка-судьба наносит сокрушительные удары по маленькому человеку, волею случая лишенному возможности заниматься любимым делом без риска преждевременно отбросить копыта. Однако именно китаянка Чжао, взращенная на Востоке, оказалась достаточно смелой, чтобы ковыряться в мозгах архитипичного провинциала и не стесняться сделанных выводов перед среднестатистическим посетителем кинотеатра на рассвете правления Трампа.
Брэди тешит себя иллюзиями и вопреки здравому смыслу отказывается расставаться со старой сферой деятельности. В перерывах между сменами на должности кассира в универмаге, он либо болтает о возвращении в большое родео в компании друзей-оборванцев, ящика пива и парочки косяков, либо зависает на соседнем ранчо, где заново учиться объезжать непокорных лошадей. Но с каждой новой судорогой и внезапным обмороком джигит из Южной Дакоты смиренно осознает, что следующий заезд на скачках может стать для него последним. Нет ничего страшнее призвания, ибо поиски таланта изматывают и заставляют утопать в самокопаниях, а его безвременная утеря напрочь отбивает желание просыпаться по утрам.
Идея о фиксации на камеру невзгод американцев из не самых защищенных слоев населения заметно эволюционировала в «Земле кочевников». Пейзажность «Песен» входит в симбиоз с портретностью «Наездника». Хроника скитаний несостоявшейся пенсионерки Ферн захватывает не только ее переживания о поиске новых просторов для мечты и для жизни, но и пуантилистскими мазками малюет бытовой сюжет о судьбах современных американских кочевников, шатающихся по охваченной кризисом стране в поисках сезонного заработка.
Из миниатюрного Эмпайра в Неваде до аризонской пустыни Кварцсайт, подальше от осадочных пород Национального парка Бэдлендс в сторону свекольных ферм в Калифорнии – Ферн, как и ее многочисленные собратья по несчастью, колесит по безлюдным захолустьям, сама до конца не понимая, от чего или от кого она бежит. От дышащей на ладан экономики? Канувшей в небытие семейной идиллии? Или же от грузных дум остепенившейся горожанки, прощание с которыми стало возможно благодаря отзвукам лопнувшего в 2008-м «ипотечного пузыря»? Как бы там ни было, именно видение Чжао позволяет нам, сожалеющим зрителям, задавать подобного рода вопросы, ибо «режиссер-чужак» не возводит в абсолют стремление обличать и ругать прагматичный американский капитализм (который, на самом-то деле, мало чем отличается от его пращура, рожденного в послевоенные годы). Для Хлои важнее запечатлеть общечеловеческое, затронуть то, что будет понятно и «белому воротничку» из Пекина, и обитателю богемных кварталов Нью-Йорка. Чжао ставит эмпатию выше повестки, и с хирургической точностью оперирует эмигрантской привилегией «взгляда со стороны».
Свой полнометражный дебют «Песни, которым меня научили братья» Чжао представила на Сандэнсе в 2015 году. Slice-of-life о заботах индейцев племени Лакота из резервации Пайн-Ридж обрисовывает картину бытия в той части сельской Америки, которую не увидишь ни в новостях, ни в пятничных документалках с National Geographic. Эта история представляет собой нечто среднее между трудами сценариста Тейлора Шеридана («Сикарио», «Любой ценой», «Ветреная река») и «Пограничной трилогией» писателя Кормака Маккарти. У первого были позаимствованы непритязательные локации и джентльменский набор актуальных для Среднего Запада США социальных комментариев, у второго – элегический настрой и тотальная непредвзятость в художественном отображении мирской суматохи.
Главные герои «Песен», еле сводящие концы с концами брат и сестра, только-только проводившие в последний путь забулдыгу-отца, заточены в родной резервации, затерявшейся во времени столь критично, что единственным доступным для зрителя свидетельством наступления нового миллениума становится слащавая попса, доносящаяся из динамиков потрепанных кнопочных мобильников. Этот законсервированный мирок живет по законам Дикого Запада: здесь индейский мужчина вполне может иметь четверть сотни детей от девяти разных женщин, местным бутлегерам ничего не стоит забавы ради избить незнакомца и поджечь его пикап, а любые попытки молодых мечтателей переехать в большой город (а точнее по-ломоносовски доковылять до туда пешком) воспринимаются окружающими в штыки. Ведь зачем что-то менять и куда-то там спешить, если можно и дальше продавать соседям паленую бормотуху и потягивать самокрутки на заднем дворе? Коли бледнолицые видят в коренном населении либо будущих зэков, либо уже успевших отмотать срок маргиналов, то и исход из резервации иначе как бестолковой затеей не назовешь.
«Нельзя поднять людей с колен, покуда плеть нужна холопу». Или все-таки нет? В «Песнях» Чжао никому не выносит приговора, а лишь укрывает надежду за ширмой из этнических предрассудков и без пяти секунд документальной подачи исходного материала. Схожая формула применяется и во втором фильме Хлои, «Наезднике», немногословной драме о таракашках, что водятся в потрескавшейся черепной коробке молодого ковбоя, получившего серьезную травму на родео. Локации – те же, производственные техники – тоже, зато сменилась перспектива критического взгляда режиссера: со всеобщей беды малоимущих обитателей Пайн-Ридж на горести отдельно взятого индивида в фетровой шляпе и с алым пастушьим платком на шее. Жизнь, и без того не сладкая, окончательно теряет смысл, когда до укротителя лошадей Брэди доходит, что припадки, вызванные повреждением мозга, с опасным конным спортом ни разу не коррелируют.
Кинематографу не впервой наблюдать за тем, как злодейка-судьба наносит сокрушительные удары по маленькому человеку, волею случая лишенному возможности заниматься любимым делом без риска преждевременно отбросить копыта. Однако именно китаянка Чжао, взращенная на Востоке, оказалась достаточно смелой, чтобы ковыряться в мозгах архитипичного провинциала и не стесняться сделанных выводов перед среднестатистическим посетителем кинотеатра на рассвете правления Трампа.
Брэди тешит себя иллюзиями и вопреки здравому смыслу отказывается расставаться со старой сферой деятельности. В перерывах между сменами на должности кассира в универмаге, он либо болтает о возвращении в большое родео в компании друзей-оборванцев, ящика пива и парочки косяков, либо зависает на соседнем ранчо, где заново учиться объезжать непокорных лошадей. Но с каждой новой судорогой и внезапным обмороком джигит из Южной Дакоты смиренно осознает, что следующий заезд на скачках может стать для него последним. Нет ничего страшнее призвания, ибо поиски таланта изматывают и заставляют утопать в самокопаниях, а его безвременная утеря напрочь отбивает желание просыпаться по утрам.
Идея о фиксации на камеру невзгод американцев из не самых защищенных слоев населения заметно эволюционировала в «Земле кочевников». Пейзажность «Песен» входит в симбиоз с портретностью «Наездника». Хроника скитаний несостоявшейся пенсионерки Ферн захватывает не только ее переживания о поиске новых просторов для мечты и для жизни, но и пуантилистскими мазками малюет бытовой сюжет о судьбах современных американских кочевников, шатающихся по охваченной кризисом стране в поисках сезонного заработка.
Из миниатюрного Эмпайра в Неваде до аризонской пустыни Кварцсайт, подальше от осадочных пород Национального парка Бэдлендс в сторону свекольных ферм в Калифорнии – Ферн, как и ее многочисленные собратья по несчастью, колесит по безлюдным захолустьям, сама до конца не понимая, от чего или от кого она бежит. От дышащей на ладан экономики? Канувшей в небытие семейной идиллии? Или же от грузных дум остепенившейся горожанки, прощание с которыми стало возможно благодаря отзвукам лопнувшего в 2008-м «ипотечного пузыря»? Как бы там ни было, именно видение Чжао позволяет нам, сожалеющим зрителям, задавать подобного рода вопросы, ибо «режиссер-чужак» не возводит в абсолют стремление обличать и ругать прагматичный американский капитализм (который, на самом-то деле, мало чем отличается от его пращура, рожденного в послевоенные годы). Для Хлои важнее запечатлеть общечеловеческое, затронуть то, что будет понятно и «белому воротничку» из Пекина, и обитателю богемных кварталов Нью-Йорка. Чжао ставит эмпатию выше повестки, и с хирургической точностью оперирует эмигрантской привилегией «взгляда со стороны».
«Песни, которым меня научили братья», 2015
ДНО И ОПИВКИ АМЕРИКИ
Иронично, но многие постановочные решения Хлои Чжао выросли из ограниченности бюджета ее дебютных работ. В первую очередь, мы говорим о привлечении непрофессиональных актеров. В «Песнях, которым меня научили братья» всех персонажей изображают настоящие индейцы Лакота. Среди них: вчерашний каторжник, что торгует «дизайнерской» одеждой собственного производства и бьет партаки, седовласый буллрайдер в косухе и лыжных очках и несовершеннолетний держатель автомастерской. Все эти образы, и даже те из них, что мелькают в кадре не больше десятка секунд, намертво врезаются в память, так как постановщица не ставила перед ними невыполнимых задач, а просто-напросто просила «играть самих себя».
Данный подход эксплуатируется и в «Наезднике»: хулиганистого вида парни в широкополых «стетсонах» уверенно держатся в седле потому, что всю сознательную жизнь «за кадром» посвятили скачкам и работам на пастбище. По той же причине трагедия главного героя ощущается более насыщенной, ибо вместо привычного лицедейского ТЗ молодому актеру приходилось изображать вполне себе искреннюю рефлексию на тему: «Это могло произойти и со мной». Куда эффективнее наседать на зрителя духовным опустошением протагониста, если тот, выгоняя очередного жеребца из стойла, хотя бы на секунду воображает, будто вылепленная из латекса и воска рана на виске в теории может превратится в настоящее увечье после ни к чему не обязывающего заезда на родео.
То же самое касается и «Земли кочевников», но с одной единственной оговоркой: в проникновенный роуд-муви о безработных романтиках в домах на колесах все-таки прокралась парочка голливудских старожилов, а именно Фрэнсис Макдорманд и Дэвид Стрэтэйрн. Что символично, только их персонажи являются вымышленными. Более того, их присутствие в кадре оправдывается утилитарными соображениями. Бойкая Ферн становится для зрителя своеобразным проводником в сообщество кочующих стариков, так как в этом славном деле она сама – далеко не бывалый игрок. Расчетливый и не столь зависимый от дорожного образа жизни Дэвид – ожившая лакмусовая бумажка, которая вступает в бурную химическую реакцию с характером Ферн, дабы ответить на вопрос: «Почему кочевники так боятся вернуться к оседлости?»
Что до остального каста, то прочие странники, как заведено у Чжао, никого окромя себя любимых не изображают. Линда Мэй, Шарлин Суонки и Боб Уэллс – не просто харизматичные наставники Ферн, а вполне реальные кочевники, стоявшие у истоков этого движения еще в 2011-м. Они поделились летописями своих приключений с писательницей Джессикой Брудер, они же согласились повторно вынести собственные биографии на всеобщее обозрение в экранизации популярного в Штатах исследовательского чтива. Снующие в кадре люди в «куртках-алясках», вооруженные керосиновыми лампами и отхожими ведрами – не нанятая массовка, а самые настоящие бродяги, многие из которых не так давно самолично давали Брудер советы по выживанию. И если во время просмотра «Земли кочевников» зритель слышит исповедь женщины бальзаковского возраста, рассказывающей Ферн об онкологии в терминальной стадии и предстоящем ей путешествии на север страны, то, будьте уверены, что в этих словах не содержится ни капли фальши, а видеоинтервью с умирающей путницей было записано командой Чжао аккурат перед отбытием захворавшей бабушки в холодные края.
Данный подход эксплуатируется и в «Наезднике»: хулиганистого вида парни в широкополых «стетсонах» уверенно держатся в седле потому, что всю сознательную жизнь «за кадром» посвятили скачкам и работам на пастбище. По той же причине трагедия главного героя ощущается более насыщенной, ибо вместо привычного лицедейского ТЗ молодому актеру приходилось изображать вполне себе искреннюю рефлексию на тему: «Это могло произойти и со мной». Куда эффективнее наседать на зрителя духовным опустошением протагониста, если тот, выгоняя очередного жеребца из стойла, хотя бы на секунду воображает, будто вылепленная из латекса и воска рана на виске в теории может превратится в настоящее увечье после ни к чему не обязывающего заезда на родео.
То же самое касается и «Земли кочевников», но с одной единственной оговоркой: в проникновенный роуд-муви о безработных романтиках в домах на колесах все-таки прокралась парочка голливудских старожилов, а именно Фрэнсис Макдорманд и Дэвид Стрэтэйрн. Что символично, только их персонажи являются вымышленными. Более того, их присутствие в кадре оправдывается утилитарными соображениями. Бойкая Ферн становится для зрителя своеобразным проводником в сообщество кочующих стариков, так как в этом славном деле она сама – далеко не бывалый игрок. Расчетливый и не столь зависимый от дорожного образа жизни Дэвид – ожившая лакмусовая бумажка, которая вступает в бурную химическую реакцию с характером Ферн, дабы ответить на вопрос: «Почему кочевники так боятся вернуться к оседлости?»
Что до остального каста, то прочие странники, как заведено у Чжао, никого окромя себя любимых не изображают. Линда Мэй, Шарлин Суонки и Боб Уэллс – не просто харизматичные наставники Ферн, а вполне реальные кочевники, стоявшие у истоков этого движения еще в 2011-м. Они поделились летописями своих приключений с писательницей Джессикой Брудер, они же согласились повторно вынести собственные биографии на всеобщее обозрение в экранизации популярного в Штатах исследовательского чтива. Снующие в кадре люди в «куртках-алясках», вооруженные керосиновыми лампами и отхожими ведрами – не нанятая массовка, а самые настоящие бродяги, многие из которых не так давно самолично давали Брудер советы по выживанию. И если во время просмотра «Земли кочевников» зритель слышит исповедь женщины бальзаковского возраста, рассказывающей Ферн об онкологии в терминальной стадии и предстоящем ей путешествии на север страны, то, будьте уверены, что в этих словах не содержится ни капли фальши, а видеоинтервью с умирающей путницей было записано командой Чжао аккурат перед отбытием захворавшей бабушки в холодные края.
«Земля кочевников», 2020
«Я стараюсь сфокусироваться на человеческом опыте и вещах, лежащих за пределами политических высказываний, на чем-то более универсальном: потере близких, поисках нового дома. Во время съемок я задаюсь вопросом: «А как бы мои родные в Китае отреагировали на трагедию ковбоя из Южной Дакоты или женщины, в свои шестьдесят оказавшейся на парковке возле американского супермаркета?» Я стараюсь не уходить в национальные драмы, а снимать что-то, что вызовет отклик и у американцев, и у азиатов, и, в принципе, у кого угодно. Никаких барьеров».
Хлоя Чжао, фрагмент из интервью для портала IndieWire
ВО ВЛАСТИ ДОРОГИ
Отдельного упоминания стоит производственный процесс ленты. Познакомившись на показе «Наездника» для Британского Института Кино в 2017 году, Чжао и Макдорманд сходу начали обсуждать экранизацию бумажной «Земли кочевников». Покончив с бюрократией и устаканив вопросы с авторскими правами, они снарядили экспедицию из двадцати пяти человек светоотражающими жилетами и телекамерами фирмы ARRI, подобрали на аукционе аутентичные фургоны и прописались в их тесных салонах на целых четыре месяца. За это время съемочная группа собрала колоссальное количество материала, львиная доля которого состояла из сымпровизированных эпизодов.
Отснятые фрагменты вышли воистину репортажными. Благо, Фрэнсис Макдорманд отлично вписалась в комьюнити кочевников: она работала упаковщиком на складе Amazon, частенько ночевала на парковках, драила туалеты в национальном заповеднике и с улыбающимся лицом представлялась незнакомцам по имени Ферн. Шестидесятитрехлетняя артистка жалеет лишь о том, что «по ее вине некоторые клиенты Amazon получили плохо утрамбованные посылки». В целом, актриса осталась довольна столь экзотическим экспириенсом.
Даже пост-продакшен «Земли Кочевников» проходил в напряженных условиях. Не где-то там, а на пустом диснеевском участке, который выделили в распоряжение Чжао с подачи продюсера Кевина Файги. Постановщица одновременно упаковывала «Nomadland» в формат «до двух часов» и довершала монтаж «Вечных» – грядущего кинокомикса Marvel, в режиссеры которого Хлоя записалась незадолго до старта экспедиции вглубь страны. Китаянка привыкла снимать кино «на ощупь», потому ее ленты и получаются столь интимными и крайне тактильными.
Отснятые фрагменты вышли воистину репортажными. Благо, Фрэнсис Макдорманд отлично вписалась в комьюнити кочевников: она работала упаковщиком на складе Amazon, частенько ночевала на парковках, драила туалеты в национальном заповеднике и с улыбающимся лицом представлялась незнакомцам по имени Ферн. Шестидесятитрехлетняя артистка жалеет лишь о том, что «по ее вине некоторые клиенты Amazon получили плохо утрамбованные посылки». В целом, актриса осталась довольна столь экзотическим экспириенсом.
Даже пост-продакшен «Земли Кочевников» проходил в напряженных условиях. Не где-то там, а на пустом диснеевском участке, который выделили в распоряжение Чжао с подачи продюсера Кевина Файги. Постановщица одновременно упаковывала «Nomadland» в формат «до двух часов» и довершала монтаж «Вечных» – грядущего кинокомикса Marvel, в режиссеры которого Хлоя записалась незадолго до старта экспедиции вглубь страны. Китаянка привыкла снимать кино «на ощупь», потому ее ленты и получаются столь интимными и крайне тактильными.
«Земля кочевников», 2020
«Я ценю уязвимость в людях и местах, что их окружают. Мне нравится, когда актеры открываются передо мной, чтобы сделать своего персонажа более реальным. С таким же настроем я подхожу и к декорациям – мы снимаем все таким, какое оно есть на самом деле, просто фиксируя, как природа взаимодействует с актерами. Природа – хороший режиссер».
Хлоя Чжао, фрагмент из интервью для портала ABC News
МЧАТЬСЯ ВНОВЬ НА ВОСТОК
Хлоя Чжао ценит минимализм и лаконичность в постановке кадра. Как правило, герои ее картин существуют в двух агрегатных состояниях: камера фиксирует их вдумчивые лица на крупных планах (в ход идут «портретные» объективы), либо персонажи буквально растворяются на фоне проселочных дорог и холмистых прерий. Иллюзия бескрайности этих пейзажей достигается за счет применения короткофокусной оптики: такого типа линзы помогают визуально отстранить еле читаемые человеческие силуэты от несоразмерных очертаний величественной дикой природы.
Дополнительным инструментом для построения изолированной графичности Хлои Чжао выступает и естественное освещение. Ясно очерченные горизонты скалистых территорий, рассеянное внутрикадровое пространство и аккуратно «гуляющая» ручная камера входят в синергию с неконтролируемой стихией солнечного света или габаритами припаркованных вдали домов на колесах. Напоминает подход Терренса Малика в «Тайной жизни», когда действующие лица становятся единым целым с окружающими их австрийскими лугами не столько за счет церковных песнопений и мягкого закадрового голоса, сколько благодаря светилу, чьи лучи сочатся на лица героев сквозь ветки деревьев.
Визуальная архитектура Чжао завязана на имитации наблюдения за действиями персонажей, на создании ощущения, будто бы зритель, изначально являющийся инородным объектом, всегда находится в ощутимом отдалении от действующих лиц или же спешит как можно быстрее покинуть зону комфорта протагониста, стоит только объективу камеры ненароком подобраться к нему поближе. Этому эффекту вторит и лиричная музыка, представленная тихонько постанывающими отголосками фортепиано в верхнем регистре на пару с убаюкивающими струнно-смычковыми. Минорные гаммы и плавность – вот ключевые элементы снисходительного киноязыка китайской постановщицы.
Дополнительным инструментом для построения изолированной графичности Хлои Чжао выступает и естественное освещение. Ясно очерченные горизонты скалистых территорий, рассеянное внутрикадровое пространство и аккуратно «гуляющая» ручная камера входят в синергию с неконтролируемой стихией солнечного света или габаритами припаркованных вдали домов на колесах. Напоминает подход Терренса Малика в «Тайной жизни», когда действующие лица становятся единым целым с окружающими их австрийскими лугами не столько за счет церковных песнопений и мягкого закадрового голоса, сколько благодаря светилу, чьи лучи сочатся на лица героев сквозь ветки деревьев.
Визуальная архитектура Чжао завязана на имитации наблюдения за действиями персонажей, на создании ощущения, будто бы зритель, изначально являющийся инородным объектом, всегда находится в ощутимом отдалении от действующих лиц или же спешит как можно быстрее покинуть зону комфорта протагониста, стоит только объективу камеры ненароком подобраться к нему поближе. Этому эффекту вторит и лиричная музыка, представленная тихонько постанывающими отголосками фортепиано в верхнем регистре на пару с убаюкивающими струнно-смычковыми. Минорные гаммы и плавность – вот ключевые элементы снисходительного киноязыка китайской постановщицы.
«Земля кочевников», 2020
«Отчаяться может каждый. А вот чтобы совладать с собой, нужно быть человеком».
Джон Стейнбек, отрывок из романа «Гроздья гнева», 1939
ХЛЕБА И ЛЮБВИ
Хлоя Чжао преуспела в создании бессодержательных поэм о современной аграрной Америке. О местах, где на обочине жизни, сквозь поганую рассветную хмарь, таки возможно разглядеть живых людей, запутавшихся, но не сломленных окончательно. Медитативное повествование, мокьюментари, вездесущая меланхолия – картины Чжао не походят на крик о помощи, они напоминают, что путь к себе невозможен без тягот и утрат, а цикличные странствия по дорогам души всенепременно приводят к зрелости и осознанности.
С момента, когда семейство Джоудов покинуло Оклахому и под чутким руководством пера Стейнбека направилось в гости к калифорнийским землепашцам, прошло более восьмидесяти лет. По велению господина Открытого Финала нам так и не довелось узнать, чем закончились их поиски работы во Фресно, однако одно мы можем сказать наверняка: фантом Великой Депрессии, осевший на страницах «Гроздьев гнева», никуда не ушел – он всего лишь поменял форму. Посреди американских пустошей все еще можно отыскать с десяток униженных и оскорбленных аскетов, то ли изолированных от «большой земли» на родовом ранчо, то ли накручивающих километраж на одометре проржавевшего минивэна. Но если страдальцы Стейнбека, коли их пути расходились, произносили прощальные речи дрожащим от набегающих слез голосами, то кочевники, пойманные в кадр Хлои Чжао, расстаются друг с другом с оптимистичным призывом: «See You Down The Road». Ведь нет смысла утопать в тоске и убегать от гнетущих воспоминаний, коли все мы рано или поздно пересечемся на потусторонней дороге жизни. А все остальное – суета да и только.
Редактор: Лена Черезова
С момента, когда семейство Джоудов покинуло Оклахому и под чутким руководством пера Стейнбека направилось в гости к калифорнийским землепашцам, прошло более восьмидесяти лет. По велению господина Открытого Финала нам так и не довелось узнать, чем закончились их поиски работы во Фресно, однако одно мы можем сказать наверняка: фантом Великой Депрессии, осевший на страницах «Гроздьев гнева», никуда не ушел – он всего лишь поменял форму. Посреди американских пустошей все еще можно отыскать с десяток униженных и оскорбленных аскетов, то ли изолированных от «большой земли» на родовом ранчо, то ли накручивающих километраж на одометре проржавевшего минивэна. Но если страдальцы Стейнбека, коли их пути расходились, произносили прощальные речи дрожащим от набегающих слез голосами, то кочевники, пойманные в кадр Хлои Чжао, расстаются друг с другом с оптимистичным призывом: «See You Down The Road». Ведь нет смысла утопать в тоске и убегать от гнетущих воспоминаний, коли все мы рано или поздно пересечемся на потусторонней дороге жизни. А все остальное – суета да и только.
Редактор: Лена Черезова
Понравился материал?
ПОДЕЛИТЬСЯ ТЕКСТОМ
Поддержать «Кинотексты»
Любое Ваше пожертвование поможет развитию нашего независимого журнала.
