«Найдется рыба и покрупнее» — не выходит из ума при просмотре «Книги моря». Закон пищевой цепочки в морозных областях нашей страны — это и суровая реальность, и природный баланс, ведь в конце концов на вершине цепи стоит вовсе, как может показаться, не человек. Сверхъестественное и божественное вклинивается в быт северян: в «Книге моря» — это Хозяйка моря — дух, переправляющий умерших людей и животных на «ту сторону», — и великан Майырахпак с гигантским белым вороном, по всей видимости символизирующие тяжелые погодные условия и сезонное безрыбье; а в предыдущем полнометражном доке Вахрушева — «Книге Тундры» — это и сам Создатель с Матерью Природой, властвующие над временем.
Есть в сказаниях чукчей и симбионты, реликты на грани материального и фантастического миров, — люди-звери, являющиеся проводниками мудрости среди охотничьих племен и по совместительству главными их помощниками. Человек-медведь или женщина-нерпа в мифологизированном представлении — существа наивысшего порядка, достигшие гармонии и баланса в природе.
При всем при этом, «Книга моря», берущая сравнительно небольшую географическую плоскость для построения нарратива, является энциклопедией чуть ли не всех основных культурных и религиозных представлений о загробном мире. Упоминается «верх» и «низ» как аналог рая и ада, куда погибшие на поле битвы члены племен попадают в случае гибели; есть намеки и на реинкарнацию, хотя точно предположить то, к какой версии склоняются сами охотники, довольно трудно, да и не нужно это: их быт настолько смежен с мистическим представлением о нем, что дополнительно подчеркивать это громкими словами нет надобности.
Оттого решение Алексея Вахрушева воплотить столь широкий пласт духовной взаимосвязи реального и ирреального в жизни северных охотников в жанре анимадока столь удачно. Соблюдая конвенции документалистики, режиссер аккуратно вставляет в фильм пластилиновую анимацию, которая выглядит так же органично и натурально, как и живая съемка, не входя с той в разногласия. Коричневые оттенки, общая небрежность и рельефность покадровой мультипликации и ее уникальный северо-восточный колорит, с которыми выполнена вся «нереальная» часть фильма, создают впечатление наскального рисунка, что как нельзя лучше сочетается с общим характером изображаемого в картине быта.
Сами же особенности национальной охоты и рыбалки чукчей зритель лицезреет со стороны, зачастую из-за спин охотников. Буквально из-под рук старика он видит, как тот нацеливается и стреляет в нерпу. Впрочем безрезультатно. Но и тех сцен насилия над животными или кадров с мертвыми тушами, которые попадают в объектив, оператор старается избегать: то, что для чукотского охотника норма, для зрителя может показаться шокирующим и недопустимым. Слишком дорого, по всей видимости, обошлись кадры с усыплением и последующим ритуальным убийством оленя в «Книге Тундры» для зрительского восприятия.