Никита Подкуйко
Но куда интереснее посмотреть на кинотеатры в момент одновременного проката обоих картин — увешанные постерами розовой «Барби» и мрачного «Оппенгеймера» как иллюстрация двух полярностей нашей действительности. В фойе столкнулись суровые сигмы, выходящие с сеанса «Барби» и e-girl, идущие на нового Нолана. Так и родился феномен «Барбигеймера». И позднее — сей настоящий текст.
Хочу заметить, что «Барбигеймер» — продукт не только визуальный (согласитесь, жизнерадостная Барби и сурьезный Оппенгеймер по соседству — смех да и только), но и идеологический. Трактовать «Барби» можно по-разному, ведь создатели отошли от какой-либо однозначности посыла — интересно, что об этом фильмеце напишет второй голос этого текста. Среди прочего и забегая вперед, фильм акцентирует внимание на отсутствии идентичности Кена: он всю жизнь был окружен женщинами (или женщиной), в обществе которых потерял себя. Это справедливо для нашего мира и отлично вписывается в раздутую до абсурда идеологию сигм. Дескать, куй себя и свою индивидуальность в одиночестве, не растворяясь в женском внимании. Отсюда и мемы про всех «наших», — Полли, Сильвио, Тони, Криса — покупающих в кассе билеты на «Барби».
Сергей Чацкий
А мемы, как и искусство в целом, как и искусство кино, да и вообще, как и все в этой жизни — происходят из чего-то. У всего есть начало очевидное и начало, не поверите, менее очевидное. Вот, например, Дэвид Финчер как-то снял триллер «Зодиак» про вполне реального серийного убийцу. И одним из факторов, который обеспечил ленте успех и стал гарантом того, что всеобщая паранойя, там продемонстрированная, не будет казаться зрителю фальшивой — сам Финчер. Ведь в детстве он успел покататься в школьном автобусе в сопровождении полицейских машин, ибо в те годы и в тех местах настоящий Зодиак орудовал в режиме «прямо здесь и прямо сейчас».
Так и Грета Гервиг, постановщица «Барби», решила рассказывать о чересчур мультиполярном мире, в котором ей довелось пожить и доводится жить в данный момент. О мире, что разрывается, где ведется чуть ли не Холодная война гендеров, сабгендеров и государственных институций. Гервиг исходит из неочевидных аспектов актуальной ситуации. Точнее даже будет сказать, из «актуалочки»: поле современной толерантности одновременно вызывает и клаустрофобию, и агорафобию; то, что предполагает уютно сосуществование всех с каждым, всех цветов со всеми спектрами, все равно продолжает щемить одних и не щемить других. Гервиг — не витальная феминистка, но определенно заинтересованная в «матчасти» персона — выпускает фильм, при всей своей волшебности и игрушечности, вполне может быть, даже более реалистичный и социально-острый, нежели байопик о жизни мужика, что ни много ни мало создал атомную бомбу.
Да, если совсем шизануться и так прикинуть, то «Оппенгеймер» — в большей степени фантастическое кино, чем фантасмагоричная во все поля «Барби», что на самом-то деле не так уж и сильно удивляет. Ибо Нолан любит и умеет снимать фантастические полотна, в которых человек становится функцией, а исторический факт, прошедший через нолановский мировоззренческий фильтр, обретает флер безмерно далекой от нынешнего положения вещей техногенной сказки — и с ложью, и с намеком, и для добрых молодцов уроком.