Кинотексты
Молодые авторы о кино
АРСЕНИЙ ТЕРОЕВ | 24 ИЮЛЯ 2021
АКВАРЕЛЬ: ПОЛОТНА
Пучины вод разных сортов, натекшие с обоих полюсов и омывающие все континенты нашей планеты на фоне великой и ужасной стихии, в работе Виктора Косаковского, который запечатлеет всю палитру ощущений человека, безнадежно сражающегося с морем
АКВАРЕЛЬ: ПОЛОТНА
АРСЕНИЙ ТЕРОЕВ | 24.07.2021
Пучины вод разных сортов, натекшие с обоих полюсов и омывающие все континенты нашей планеты на фоне великой и ужасной стихии, в работе Виктора Косаковского, который запечатлеет всю палитру ощущений человека, безнадежно сражающегося с морем
АКВАРЕЛЬ: ПОЛОТНА
АРСЕНИЙ ТЕРОЕВ | 24.07.2021
Пучины вод разных сортов, натекшие с обоих полюсов и омывающие все континенты нашей планеты на фоне великой и ужасной стихии, в работе Виктора Косаковского, который запечатлеет всю палитру ощущений человека, безнадежно сражающегося с морем
ПОДЕЛИТЬСЯ ТЕКСТОМ
Режиссер: Виктор Косаковский
Страна: Великобритания, Германия, Дания, США
Год: 2018
Байкал во льду. Закован. Заковывает. Все, что каким-то образом оказывается под толщей его обманчиво крепкого и нерушимого морозного панциря. Среди обычного рациона великого озера — автомобили беспечных ездоков, осмелившихся проверить на прочность ледяную поверхность. И нередко даже сами ездоки. Их кровью и пьяными воплями утраты омыты кромки зимнего Байкала с одного берега по другой.
Косаковский моментально и жестко ниспровергает зазнавшийся венец творения до статуса мухи в тарелке супа, констатируя: если люди — это соль Земли, то смертельные воды морей и океанов, стало быть, для них являются бульоном, попадать в который — занятие бессмысленное и гиблое. Пучины вод разных сортов, натекшие с обоих полюсов и омывающие все континенты нашей планеты одинаково безразличны к человеческим проявлением храбрости или безрассудства.
Страна: Великобритания, Германия, Дания, США
Год: 2018
Байкал во льду. Закован. Заковывает. Все, что каким-то образом оказывается под толщей его обманчиво крепкого и нерушимого морозного панциря. Среди обычного рациона великого озера — автомобили беспечных ездоков, осмелившихся проверить на прочность ледяную поверхность. И нередко даже сами ездоки. Их кровью и пьяными воплями утраты омыты кромки зимнего Байкала с одного берега по другой.
Косаковский моментально и жестко ниспровергает зазнавшийся венец творения до статуса мухи в тарелке супа, констатируя: если люди — это соль Земли, то смертельные воды морей и океанов, стало быть, для них являются бульоном, попадать в который — занятие бессмысленное и гиблое. Пучины вод разных сортов, натекшие с обоих полюсов и омывающие все континенты нашей планеты одинаково безразличны к человеческим проявлением храбрости или безрассудства.
«Большая вода — маленький человек» — банальная данность, а не уничижение, которую пытается донести Косаковский в «Акварели», тут же подкрепляя тезис наглядным и весомым аргументом — рассекающим поверхность заледеневшего Байкала авто, которое через мгновение окажется в цепких когтях мороза. Окрики спасательной команды делу не помогут — нетрезвая бравада продлится до тех пор, пока не подтвердятся наихудшие опасения. Страшные кадры не постановочной, задокументированной, живой трагедии увенчаются смертью. Циничная, вечно молчащая камера Косаковского не зафиксирует ее буквально, но то будет понятно по реакции друзей/родственников человека, в считанные минуты погибшего в ледяных объятиях Байкала.
Асоциальная, на первый взгляд, «Акварель» найдет простор для социальной критики, когда под кадры утопающей российской марки с триколором под лобовым стеклом заиграет небрежная, ироничная русская балалайка. Какой бы безликой и бесформенной не была водная гладь, в ее отражении, застывши на коленях над прорубью, человек все равно будет видеть свое лицо.
Но что-то несравненно более большое и могучее, чем люди, обитает в глубинах, по ту сторону льда. Чудовище. Левиафан, чьи раскаты ударов о ледяной покров гулко отзываются на поверхности и в звукоряде фильма, образуя тем самым неравномерный ритм повествования. Жизнь человека в морозных водах Байкала ограничивается минутами, поэтому метроном сталкивающихся между собой льдин привносит в картину нервное чувство саспенса и переживания за жизнь, которая в этих таежных просторах нередко приносится в жертву водной стихии.
Асоциальная, на первый взгляд, «Акварель» найдет простор для социальной критики, когда под кадры утопающей российской марки с триколором под лобовым стеклом заиграет небрежная, ироничная русская балалайка. Какой бы безликой и бесформенной не была водная гладь, в ее отражении, застывши на коленях над прорубью, человек все равно будет видеть свое лицо.
Но что-то несравненно более большое и могучее, чем люди, обитает в глубинах, по ту сторону льда. Чудовище. Левиафан, чьи раскаты ударов о ледяной покров гулко отзываются на поверхности и в звукоряде фильма, образуя тем самым неравномерный ритм повествования. Жизнь человека в морозных водах Байкала ограничивается минутами, поэтому метроном сталкивающихся между собой льдин привносит в картину нервное чувство саспенса и переживания за жизнь, которая в этих таежных просторах нередко приносится в жертву водной стихии.
Один трагичный сюжет перекрывает другой: не успевают спасатели вытащить утонувший автомобиль из-подо льда, как на горизонте уже начинает клубиться дым сигнального огня. Картина. Сидят люди у небольшой проруби в ожидании спасения. Собака, еще улавливающая запах утонувшего хозяина, радостно обтирается об лед. Мотоцикл, две бутылки водки. На заднем плане горит дом. Но проблемы этих людей, сидящих над роковой прорубью, словно на поминках, мизерны и неразличимы среди пучин и волн. Они теряются на полотнах «Акварели», как теряется сам облик homo sapiens на фоне великой и ужасной стихии. Конфликт личный сразу окрашивается общегуманистическими полутонами, декодируемыми каждым смотрящим. Но и тут режиссер сглаживает углы, уделяя этой истории всего секунд 15 общего хронометража — суммарно меньше, чем лицезрению небольшой кромки воды, постепенно окутываемой паутиной льда. Завораживающе. Красиво. А красота, как известно, требует жертв.
Композиционно фильм делится на несколько частей-рассказов, среди которых новелла о Байкале — самая говорящая и прямолинейная. Медленно из байкальских широт камера перетечет в не менее холодные и суровые воды Гренландии, в долину айсбергов и ледников.
Их зритель привык видеть в этно-документальных лентах, посвященных жизни северных народностей, загрязнению гидросферы, глобальному потеплению или китобойному промыслу. Там ледники — живой фон повествования, объект расследования или вовсе незначительная деталь окружения. Косаковский же наделяет каждый айсберг душой и характером, делает его полноценным героем новеллы, проходящим собственную одиссею от рождения до смертельной схватки за тихую гавань с другим ледником.
Камера дотошно осматривает каждую складку и выемку ледяных рельефов, каждый сантиметр которых складывается в завораживающую абстрактную миниатюру. Косаковский выбирает самые неочевидные места для съемки таких незначительных для беглого взгляда, но важных для истории конкретного ледника деталей. Что уж говорить о том, что не все операторские решения были безопасны для съемочной группы: режиссер сознательно шел на риск, чтобы зафиксировать мельчайшие факты из жизни ледяных монументов.
Композиционно фильм делится на несколько частей-рассказов, среди которых новелла о Байкале — самая говорящая и прямолинейная. Медленно из байкальских широт камера перетечет в не менее холодные и суровые воды Гренландии, в долину айсбергов и ледников.
Их зритель привык видеть в этно-документальных лентах, посвященных жизни северных народностей, загрязнению гидросферы, глобальному потеплению или китобойному промыслу. Там ледники — живой фон повествования, объект расследования или вовсе незначительная деталь окружения. Косаковский же наделяет каждый айсберг душой и характером, делает его полноценным героем новеллы, проходящим собственную одиссею от рождения до смертельной схватки за тихую гавань с другим ледником.
Камера дотошно осматривает каждую складку и выемку ледяных рельефов, каждый сантиметр которых складывается в завораживающую абстрактную миниатюру. Косаковский выбирает самые неочевидные места для съемки таких незначительных для беглого взгляда, но важных для истории конкретного ледника деталей. Что уж говорить о том, что не все операторские решения были безопасны для съемочной группы: режиссер сознательно шел на риск, чтобы зафиксировать мельчайшие факты из жизни ледяных монументов.
Косаковский акцентирует внимание зрителя на самых разнообразных формах и состояниях айсберга как одного из многих агрегатных состояний воды и в этом разнообразии находит отголоски чего-то несомненно живого и, может даже, сознательного, поведенческого. Иной раз возникающие из воды ледники напоминают китов, а когда сталкиваются между собой — мифических горных великанов из «Властелина колец». С разницей лишь в том, что те были компьютерными моделями, а эти — вполне настоящие, источающие неподдельную угрозу для жизни людей.
Они, в свою очередь, кажется, безучастны к морским трагедиям и драмам. Их существование циркулирует, как и вода, переливающаяся равномерным ручейком со скалистой суши в большое море. И так жизнь гренландцев, тесно сопряженная с жизнью океана, не находит до определенного момента отголоска в их быту. Только вынесенный морем осколок ледника, намертво прибитый к берегу, словно кит, дает знать о себе. Смекалистый местный житель тут же начнет возделывать его, как добычу, наверное, и не подозревая, какая история стоит за случившимся.
Небольшое поселение, в которое переносит зрителя Косаковский, источает гармонию и спокойствие. Кажется, что местное население по доброй воле Создателя не наделено байкальским фатализмом. Не исключено, что в километре-двух от этого поселения проходит очередная битва ледяных великанов, но сами люди привыкли жить под суровым, но справедливым надзором властвующей стихии — над панорамой скромной сельской местности развернулся могучий айсберг — защита и угроза, добрый правитель и тиран. В этом созвучии антитез Косаковский, несомненно, видит то, к чему должно прийти человечество во взаимоотношениях с окружающей средой. Стихия — фатум, но избавление. Одно целое, слившееся в триумвирате характеров людского и природного, что наглядно демонстрируется в гренландской новелле «Акварели».
В последующих эпизодах режиссер будет преследовать цель обнажить истинную красоту намеченного им диктата и превосходства воды. Как и народ, добровольно одаряющий будущего притеснителя и тирана овациями, Косаковский будет восхвалять доминативную сущность жестокой водной стихии, пробираясь в ее бушующие недра. Нарастающий гнев океана и предстоящую бурю Косаковский запечатлеет в компании храброй команды мореплавателей, на крохотном судне согласившихся провести режиссера через зону трехнедельного шторма.
В этой практически буквальной цитате известной фрески Кацусики Хокусая «Большая волна в Канагаве» режиссер запечатлеет всю палитру ощущений человека, кажется, безнадежно сражающегося с морем, и красоту противостоящей ему силы. Тяжеловесный металл, играющий в «Акварели» с целью запечатлеть созидательно-разрушительный образ стихии, немного притихнет, дав ход партии лиричной виолончели, вторящей завораживающему серебряному блеску волн, по которым взбирается и пикирует вниз режиссерское судно.
Они, в свою очередь, кажется, безучастны к морским трагедиям и драмам. Их существование циркулирует, как и вода, переливающаяся равномерным ручейком со скалистой суши в большое море. И так жизнь гренландцев, тесно сопряженная с жизнью океана, не находит до определенного момента отголоска в их быту. Только вынесенный морем осколок ледника, намертво прибитый к берегу, словно кит, дает знать о себе. Смекалистый местный житель тут же начнет возделывать его, как добычу, наверное, и не подозревая, какая история стоит за случившимся.
Небольшое поселение, в которое переносит зрителя Косаковский, источает гармонию и спокойствие. Кажется, что местное население по доброй воле Создателя не наделено байкальским фатализмом. Не исключено, что в километре-двух от этого поселения проходит очередная битва ледяных великанов, но сами люди привыкли жить под суровым, но справедливым надзором властвующей стихии — над панорамой скромной сельской местности развернулся могучий айсберг — защита и угроза, добрый правитель и тиран. В этом созвучии антитез Косаковский, несомненно, видит то, к чему должно прийти человечество во взаимоотношениях с окружающей средой. Стихия — фатум, но избавление. Одно целое, слившееся в триумвирате характеров людского и природного, что наглядно демонстрируется в гренландской новелле «Акварели».
В последующих эпизодах режиссер будет преследовать цель обнажить истинную красоту намеченного им диктата и превосходства воды. Как и народ, добровольно одаряющий будущего притеснителя и тирана овациями, Косаковский будет восхвалять доминативную сущность жестокой водной стихии, пробираясь в ее бушующие недра. Нарастающий гнев океана и предстоящую бурю Косаковский запечатлеет в компании храброй команды мореплавателей, на крохотном судне согласившихся провести режиссера через зону трехнедельного шторма.
В этой практически буквальной цитате известной фрески Кацусики Хокусая «Большая волна в Канагаве» режиссер запечатлеет всю палитру ощущений человека, кажется, безнадежно сражающегося с морем, и красоту противостоящей ему силы. Тяжеловесный металл, играющий в «Акварели» с целью запечатлеть созидательно-разрушительный образ стихии, немного притихнет, дав ход партии лиричной виолончели, вторящей завораживающему серебряному блеску волн, по которым взбирается и пикирует вниз режиссерское судно.
Вновь картина. Не акварелью, хотя человека на ней все равно нет. Его место заняли животные. Наводнение вытеснило людей на окраину, а живность заставило тесниться на небольших островках безопасности. На одном из таких — две свиньи — будущие герои косаковской «Гунды», где уже они, а не вода будут связующим звеном в режиссерском разговоре о человеке и его сущности. Традиционно, без демонстрации оного.
Следующая картина. Кладбище. Журавли. Ключевые для Александра Сокурова лейтмотивы, регулярно появляющиеся в его фильмах. Что они забыли здесь? Возможно то же, что и у автора «Фауста» и «Молоха» — предвещают смерть и жизнь, или вечность в обоих этих ипостасях человеческого существования. Тем не менее не на таких грустных нотках старается закончить «Акварель» Виктор Косаковский. Сокуровские воды омывают оставшиеся островки культуры и истории в «Скорбном бесчувствии» и «Русском ковчеге», но и его же стихия разрушает произведение искусства — потопленный корабль с музейным экспонатом во «Франкофонии». Косаковский, посвящая фильм Александру Николаевичу, заявляет об обратном — вода сама по себе способна воспроизводить прекрасное; искусство — не равно произведению, созданному искусственным образом человеком; с ним в конкурентные отношения входят силы природы столь же созидательные, сколько и разрушительные.
Венчается фильм радугой и распыляющейся на пути вниз струей водопада Анхель. Сквозь толстые струи грязной воды тяжело приметить людские силуэты, но они там есть. Человек родственен стихии; из нее он вышел и в ней, значит, найдет умиротворение. Неправильно было бы заявлять, что фильм игнорирует на своих полотнах людей, делает их мелкими и незаметными на фоне размышлений автора. Полотна Косаковского по сути своей не акварельные, хотя неустанно стараются ими быть. К концу фильма художник-режиссер все же становится более снисходительным и чувственным. Его планы все больше начинают быть похожими на импрессионистские работы Клода Моне, вода у которого так же распыляется в спектре самых неочевидных для нее оттенков, как и радужная ось над венесуэльским водопадом; она так же добра и созидательна. Иногда по ее поверхности блаженно передвигается лодка, а на ней — пара людей.
Редактор: Лена Черезова
Следующая картина. Кладбище. Журавли. Ключевые для Александра Сокурова лейтмотивы, регулярно появляющиеся в его фильмах. Что они забыли здесь? Возможно то же, что и у автора «Фауста» и «Молоха» — предвещают смерть и жизнь, или вечность в обоих этих ипостасях человеческого существования. Тем не менее не на таких грустных нотках старается закончить «Акварель» Виктор Косаковский. Сокуровские воды омывают оставшиеся островки культуры и истории в «Скорбном бесчувствии» и «Русском ковчеге», но и его же стихия разрушает произведение искусства — потопленный корабль с музейным экспонатом во «Франкофонии». Косаковский, посвящая фильм Александру Николаевичу, заявляет об обратном — вода сама по себе способна воспроизводить прекрасное; искусство — не равно произведению, созданному искусственным образом человеком; с ним в конкурентные отношения входят силы природы столь же созидательные, сколько и разрушительные.
Венчается фильм радугой и распыляющейся на пути вниз струей водопада Анхель. Сквозь толстые струи грязной воды тяжело приметить людские силуэты, но они там есть. Человек родственен стихии; из нее он вышел и в ней, значит, найдет умиротворение. Неправильно было бы заявлять, что фильм игнорирует на своих полотнах людей, делает их мелкими и незаметными на фоне размышлений автора. Полотна Косаковского по сути своей не акварельные, хотя неустанно стараются ими быть. К концу фильма художник-режиссер все же становится более снисходительным и чувственным. Его планы все больше начинают быть похожими на импрессионистские работы Клода Моне, вода у которого так же распыляется в спектре самых неочевидных для нее оттенков, как и радужная ось над венесуэльским водопадом; она так же добра и созидательна. Иногда по ее поверхности блаженно передвигается лодка, а на ней — пара людей.
Редактор: Лена Черезова
Понравился материал?
ПОДЕЛИТЬСЯ ТЕКСТОМ
