Кинотексты
Молодые авторы о кино
АНДРЕЙ ВОЛКОВ | 16 июЛЯ 2022
ВСЕ О ЕВЕ: ЛИЦЕМЕРНОЕ ВЫСШЕЕ ОБЩЕСТВО
Классический шедевр «Золотого Голливуда», имеющий больше общего с европейским искусством, нежели со старым американским кино
ВСЕ О ЕВЕ: ЛИЦЕМЕРНОЕ ВЫСШЕЕ ОБЩЕСТВО
АНДРЕЙ ВОЛКОВ | 16.07.2022
Классический шедевр «Золотого Голливуда», имеющий больше общего с европейским искусством, нежели со старым американским кино
ВСЕ О ЕВЕ: ЛИЦЕМЕРНОЕ ВЫСШЕЕ ОБЩЕСТВО
АНДРЕЙ ВОЛКОВ | 16.07.2022
Классический шедевр «Золотого Голливуда», имеющий больше общего с европейским искусством, нежели со старым американским кино
ПОДЕЛИТЬСЯ ТЕКСТОМ
Режиссер: Джозеф Лео Манкевич
Страна: США
Год: 1950
История создания одного из главных фильмов Джозефа Лео Манкевича слишком хорошо известна, чтобы в очередной раз ее пересказывать. Достаточно сказать, что небольшой рассказ сценаристки и театральной актрисы Мэри Орр «Мудрость Евы», опубликованный в журнале Cosmopolitan за 1946 год, обессмертил ее имя и постепенно заслонил другие литературные работы авторства Орр.
20th Century Fox, выкупая права на экранизацию, едва ли задумывали создать сатиру на мир шоу-бизнеса. В то время в кино было не принято подрывать основы капиталистического общества, критиковать власть денег и ставить под сомнение статус богатых и влиятельных фигур высшего света. Тем более, что в американском обществе были сильны антикоммунистические настроения, а сенатор Джозеф Маккарти уже готовился объявить «крестовый поход» против замаскированных врагов государства. Поэтому сюжет рассказа Мэри Орр был интересен голливудским боссам в качестве основы для очередной мелодрамы, где новая Золушка добивается своего путем хитрости и лести. Для того, чтобы войти в волчью стаю, нужно отрастить зубы, как у волков, и выгрызать свое счастье у других хищников. Это закон большого бизнеса, который был отражен в скрижалях Кодекса Хейса, что явился кодификацией, доминировавшей в американском высшем обществе морали.
Страна: США
Год: 1950
История создания одного из главных фильмов Джозефа Лео Манкевича слишком хорошо известна, чтобы в очередной раз ее пересказывать. Достаточно сказать, что небольшой рассказ сценаристки и театральной актрисы Мэри Орр «Мудрость Евы», опубликованный в журнале Cosmopolitan за 1946 год, обессмертил ее имя и постепенно заслонил другие литературные работы авторства Орр.
20th Century Fox, выкупая права на экранизацию, едва ли задумывали создать сатиру на мир шоу-бизнеса. В то время в кино было не принято подрывать основы капиталистического общества, критиковать власть денег и ставить под сомнение статус богатых и влиятельных фигур высшего света. Тем более, что в американском обществе были сильны антикоммунистические настроения, а сенатор Джозеф Маккарти уже готовился объявить «крестовый поход» против замаскированных врагов государства. Поэтому сюжет рассказа Мэри Орр был интересен голливудским боссам в качестве основы для очередной мелодрамы, где новая Золушка добивается своего путем хитрости и лести. Для того, чтобы войти в волчью стаю, нужно отрастить зубы, как у волков, и выгрызать свое счастье у других хищников. Это закон большого бизнеса, который был отражен в скрижалях Кодекса Хейса, что явился кодификацией, доминировавшей в американском высшем обществе морали.
Конечно, попади проект экранизации Мэри Орр в руки среднестатистического голливудского режиссера того времени, мы бы получили в лучшем случае мелодраматическую комедию о поклоннице бродвейской дивы, которая, став ее помощницей, направляет все силы на то, чтобы и самой быть, как ее кумир. Однако Джозеф Манкевич всегда сам писал сценарии к своим фильмам, был единоличным автором картины, отличался циничным юмором, смелостью суждений и прекрасно владел эзоповым языком, дабы не напороться на цензурный риф. Посреди ремесленников, пусть и высокого уровня, Джозеф Лео Манкевич стал одним из немногих авторов, кто снимал о том, что волновало его самого. Живя в обществе двойной морали (многие люди вынуждены были скрывать свои коммунистические убеждения, дабы не получить запрет на профессию) и, видя вокруг мелкие склоки звезд из-за будущих ролей, их притворные улыбки, заверения в дружбе и любви, за чем скрывался холодный расчет, Манкевич ухватился за возможность создания сатиры на высший свет. Его работа отличается романным дыханием, философией эпоса и смелыми обобщениями — неудивительно, что фильм «Все о Еве» имел успех в Европе, где, напротив, доминировали антикапиталистические, даже коммунистические настроения в послевоенный период.
Конечно, в недрах «Золотого Голливуда» не один Манкевич покушался на священную корову капитализма — власть доллара. В 1947 году другой патриарх старого кино, Джек Конуэй, выпустил «Рекламистов», где сатирически изобразил идеалы консюмеризма на примере рекламного бизнеса. «Все о Еве» имеет с этой сатирой определенное сходство. Виктор Норман из «Рекламистов», герой Кларка Гейбла, так же, как и Ева — новичок в мире больших денег. Если в них изначально и присутствовало что-то человеческое, искреннее, то, попав в большой город, они быстро поняли, что для того, чтобы выжить и стать преуспевающим человеком, необходимо полностью отказаться от каких-либо моральных норм. Хорошо все, что хочу я. И Конуэй, и Манкевич увидели в капиталистической модели практическую реализацию философии Макса Штирнера, который утверждал, что «кроме меня для меня ничего нет». Все рассуждения о долге, чести, морали — не более чем надстройки, прикрывающие примитивную жажду денег и власти.
Джозеф Манкевич поставил под сомнение святая святых того времени — мораль правящего класса, которая насаждалась обществу путем принятия соответствующих кодексов и законов. Будучи убежденным сторонником хорошего сценария как основы успешного фильма, постановщик испытывал на себе влияние классической литературы. Например, произведений Сомерсета Моэма, особенно таких его романов, как «Бремя страстей человеческих» (1915) и «Театр» (1937).
Конечно, в недрах «Золотого Голливуда» не один Манкевич покушался на священную корову капитализма — власть доллара. В 1947 году другой патриарх старого кино, Джек Конуэй, выпустил «Рекламистов», где сатирически изобразил идеалы консюмеризма на примере рекламного бизнеса. «Все о Еве» имеет с этой сатирой определенное сходство. Виктор Норман из «Рекламистов», герой Кларка Гейбла, так же, как и Ева — новичок в мире больших денег. Если в них изначально и присутствовало что-то человеческое, искреннее, то, попав в большой город, они быстро поняли, что для того, чтобы выжить и стать преуспевающим человеком, необходимо полностью отказаться от каких-либо моральных норм. Хорошо все, что хочу я. И Конуэй, и Манкевич увидели в капиталистической модели практическую реализацию философии Макса Штирнера, который утверждал, что «кроме меня для меня ничего нет». Все рассуждения о долге, чести, морали — не более чем надстройки, прикрывающие примитивную жажду денег и власти.
Джозеф Манкевич поставил под сомнение святая святых того времени — мораль правящего класса, которая насаждалась обществу путем принятия соответствующих кодексов и законов. Будучи убежденным сторонником хорошего сценария как основы успешного фильма, постановщик испытывал на себе влияние классической литературы. Например, произведений Сомерсета Моэма, особенно таких его романов, как «Бремя страстей человеческих» (1915) и «Театр» (1937).
Постановщик оригинально справляется с громоздкой романной структурой истории восхождения вчерашней поклонницы к вершинам бродвейской славы, вводя в повествование нескольких рассказчиков. Многоголосие фильма придает «Все о Еве» объективность — там представлены все возможные мировоззрения, начиная от главной героини Евы и ее друга, циничного театрального критика Аддисона Де Витта, до жены драматурга Ллойда Ричардса Карен, в постановках пьес которого блистает Марго Ченнинг, кумир Евы. Солидаризируясь с другим сторонником «объективных» романов, Иваном Тургеневым, в произведениях которого авторским голосом часто вещали злодеи, Джозеф Манкевич вкладывает собственные мысли в уста Аддисона Де Витта — персонажа, скорее, отрицательного. Однако именно от него зритель узнает темные тайны из биографии Евы. Также именно Аддисон, будучи циником, безжалостно озвучивает Еве все мотивы ее поступков, доводя до слез, вызывая, возможно, единственную искреннюю эмоцию с ее стороны за весь хронометраж.
Имя персонажа в трактовке Манкевича отсылает зрителя к хорошо знакомой библейской притче о грехопадении. Ева не просто завидует Марго и хочет стать такой же, как она, но выступает искусителем для звезды Бродвея, уже давно подумывающей оставить блеск софитов и выйти замуж за своего многолетнего возлюбленного Билла Симпсона, театрального режиссера. Этимология имени этого героя восходит к древнегерманскому Вильгельм, означающему по корню wil — судьбу, а по корню helm — защиту. Чары белокурой дьяволицы Евы не действуют на Билла — он отказывается сближаться с ней и прямо говорит, что любит Марго и всегда будет ей верен.
Феминистские интерпретаторы вполне могли бы выудить из повествования Манкевича также критику маскулинного мира. Ева знает, что для того, чтобы блистать на сцене, нужно дружить с нужными мужчинами, флиртовать с ними, льстить им, так чтобы продюсер утверждал на главные роли Еву, а драматург писал пьесы, в которых она могла бы играть. Однако Манкевич был, безусловно, далек от феминизма. Во-первых, в 1950-е американское общество представляло собой устойчивый патриархальный тип, который закреплялся в том числе и Кодексом Хейса. Женщина — это второй пол, существующий для обслуживания интересов мужчины. Одним из первых такой философией возмутилась Симона де Бовуар — ее книга «Второй пол», опубликованная в 1949 году, через десятилетие стала основой политических требований американских феминисток, составивших вторую волну борьбы женщин за свои права.
Имя персонажа в трактовке Манкевича отсылает зрителя к хорошо знакомой библейской притче о грехопадении. Ева не просто завидует Марго и хочет стать такой же, как она, но выступает искусителем для звезды Бродвея, уже давно подумывающей оставить блеск софитов и выйти замуж за своего многолетнего возлюбленного Билла Симпсона, театрального режиссера. Этимология имени этого героя восходит к древнегерманскому Вильгельм, означающему по корню wil — судьбу, а по корню helm — защиту. Чары белокурой дьяволицы Евы не действуют на Билла — он отказывается сближаться с ней и прямо говорит, что любит Марго и всегда будет ей верен.
Феминистские интерпретаторы вполне могли бы выудить из повествования Манкевича также критику маскулинного мира. Ева знает, что для того, чтобы блистать на сцене, нужно дружить с нужными мужчинами, флиртовать с ними, льстить им, так чтобы продюсер утверждал на главные роли Еву, а драматург писал пьесы, в которых она могла бы играть. Однако Манкевич был, безусловно, далек от феминизма. Во-первых, в 1950-е американское общество представляло собой устойчивый патриархальный тип, который закреплялся в том числе и Кодексом Хейса. Женщина — это второй пол, существующий для обслуживания интересов мужчины. Одним из первых такой философией возмутилась Симона де Бовуар — ее книга «Второй пол», опубликованная в 1949 году, через десятилетие стала основой политических требований американских феминисток, составивших вторую волну борьбы женщин за свои права.
Во-вторых, для феминисток, как и для любых борцов, характерно самоуважение, признание самоценности своей личности и недовольство несправедливым притеснением их свобод. Ева же, будучи роковой красоткой, белокурой бестией (этот тип героинь в дальнейшем будет эксплуатировать Мэрилин Монро, присутствующая у Манкевича в эпизоде), принимает правила высшего света. Она умело пользуется женскими чарами, играет на слабостях других людей, даже опускается до шантажа жены драматурга, которая когда-то сжалилась над Евой, безропотно ожидавшей своего кумира у «черного входа», и познакомила с Марго. Высший свет того времени — это мужской мир; именно от мужчин зависит карьера женщин. Ева очаровывает циничного Аддисона своей беспринципной жизненной философией, так что он хвалит ее в печати, находит подход к продюсеру, который заставляет Билла ставить пьесу с участием Евы. Да и жюри театральной премии, пусть и названной в честь женщины, состоит исключительно из мужчин, решающих какая актриса лучше всех изобразила женский тип.
Режиссер интересно применяет флэшбек. Лента начинается и заканчивается церемонией вручения премии Еве за исполнение роли в пьесе, где должна была играть Марго. Эта сцена — настоящее время в фильме, которое Манкевич разбивает продолжительным флэшбеком — из него зритель узнает, кто такая Ева, и каким образом она завоевала эту премию. Ее благодарственная речь, которая вне флэшбека могла бы показаться трогательной, даже вызвать скупую слезу, на деле — сплошное лицемерие. Актерская игра, такая же фальшивая, как и сам облик Евы, изображающей из себя «невинную овечку». В заключительном эпизоде Ева в своем номере находит уже собственную поклонницу, которая, как когда-то сама Ева, мечтает с ее помощью попасть в высший свет. Она, конечно, понимает лживость притворного восторга Фебы, сознает, что та просто пользуется теми же приемами лести, что и сама Ева в отношении Марго, но в то же время принимает эту неизбежность, давая Фебе несложные поручения.
Лесть и коварство — два кита, на которых построено здание высшего света. Манкевич ненавидел лицемерие, оттого допускал в свой круг только тех, кто говорил лишь то, что думал. Но лестью и притворством пропитан весь путь из низов к вершинам славы и почета. Не обвиняя никого персонально, режиссер рассказывал о том, что попасть в высшую лигу гораздо проще тем, кто не имеет никаких моральных норм и, ради вожделенного куска пирога, готов лицемерить, притворяться, буквально играть роль и в жизни, скрывая свои истинные мотивы под маской восторженной добродетели.
Режиссер интересно применяет флэшбек. Лента начинается и заканчивается церемонией вручения премии Еве за исполнение роли в пьесе, где должна была играть Марго. Эта сцена — настоящее время в фильме, которое Манкевич разбивает продолжительным флэшбеком — из него зритель узнает, кто такая Ева, и каким образом она завоевала эту премию. Ее благодарственная речь, которая вне флэшбека могла бы показаться трогательной, даже вызвать скупую слезу, на деле — сплошное лицемерие. Актерская игра, такая же фальшивая, как и сам облик Евы, изображающей из себя «невинную овечку». В заключительном эпизоде Ева в своем номере находит уже собственную поклонницу, которая, как когда-то сама Ева, мечтает с ее помощью попасть в высший свет. Она, конечно, понимает лживость притворного восторга Фебы, сознает, что та просто пользуется теми же приемами лести, что и сама Ева в отношении Марго, но в то же время принимает эту неизбежность, давая Фебе несложные поручения.
Лесть и коварство — два кита, на которых построено здание высшего света. Манкевич ненавидел лицемерие, оттого допускал в свой круг только тех, кто говорил лишь то, что думал. Но лестью и притворством пропитан весь путь из низов к вершинам славы и почета. Не обвиняя никого персонально, режиссер рассказывал о том, что попасть в высшую лигу гораздо проще тем, кто не имеет никаких моральных норм и, ради вожделенного куска пирога, готов лицемерить, притворяться, буквально играть роль и в жизни, скрывая свои истинные мотивы под маской восторженной добродетели.
Для европейского романа второй половины XIX — первой половины XX веков критика высшего света, а значит и несправедливого устройства общества (ведь известно, что мир принадлежит тем, у кого есть деньги и власть) была одной из главных тем. Лев Толстой, Оскар Уайльд, Сомерсет Моэм, Томас Манн и многие другие писатели рисовали закат и моральное вырождение аристократических родов, развращенность властных элит, сатирически изображали проходимцев и льстецов, вроде Евы и Фебы, восходящих к вершинам славы исключительно за счет интриг, лицемерия и подлости. Напротив, чувствительные люди, в которых есть что-то человеческое, вроде жены драматурга Карен или самой Марго, вынуждены страдать в душной атмосфере лицемерия, где что ни слово, то обман; что ни действие, то корысть и расчет.
Джозеф Лео Манкевич не был убежденным циником, как его герой Аддисон, а, скорее, защищал свой хрупкий внутренний мир под ворчливой натурой вечного придиры. Свои чувства он экстраполировал на характер Марго, которая точно так же защищается от мира хищников скандальным поведением. В обществе лжи, лицемерия, коварства честный, живой человек не может не быть циником, ибо цинизм, то есть нарушение правил этого общества, оказывается единственным способом сохранить свою душу, остаться самим собой. Напротив, соблюдение ханжеских правил внешнего приличия — удел людей корыстных и подлых, которые ни перед чем не остановятся, чтобы добиться своего.
«Все о Еве» получился в большей степени европейским фильмом, чем даже «Рекламисты», для которого все же характерна наивная вера в торжество добродетели над пороком, что и предписывал Кодекс Хейса. Тема лицемерия и связанный с этим процесс распада подлинно человеческих отношений в ненатуральном, искусственном мире, где все друг против друга, но, тем не менее, сохраняют видимость дружбы и любви — одна из основных для европейского артхауса. Микеланджело Антониони исследовал лицемерие, игру в жизни, поглощение Самости Персоной в философском ключе, соединяя его с понятием неидентифицируемой реальности, познать которую человеку просто не дано. Луис Бунюэль, будучи открытым коммунистом и провокатором, применял причудливые инструменты сюрреализма для разоблачения стремления буржуазии к удовольствию и комфорту. Лукино Висконти, как классический реалист и наследник древнего аристократического рода, размышлял в своих поздних фильмах о кризисе культур, гибели традиционной морали высшего общества под натиском философии консюмеризма, лежащей в основе современного капиталистического общества. Наконец, Ингмар Бергман, словно въедливый психолог, работал с архетипами души, стремясь найти причины несчастия героев в них самих, в ложном устремлении их душ, в эгоизме, за которым порой скрываются идущие из детства психологические травмы.
Джозеф Лео Манкевич не был убежденным циником, как его герой Аддисон, а, скорее, защищал свой хрупкий внутренний мир под ворчливой натурой вечного придиры. Свои чувства он экстраполировал на характер Марго, которая точно так же защищается от мира хищников скандальным поведением. В обществе лжи, лицемерия, коварства честный, живой человек не может не быть циником, ибо цинизм, то есть нарушение правил этого общества, оказывается единственным способом сохранить свою душу, остаться самим собой. Напротив, соблюдение ханжеских правил внешнего приличия — удел людей корыстных и подлых, которые ни перед чем не остановятся, чтобы добиться своего.
«Все о Еве» получился в большей степени европейским фильмом, чем даже «Рекламисты», для которого все же характерна наивная вера в торжество добродетели над пороком, что и предписывал Кодекс Хейса. Тема лицемерия и связанный с этим процесс распада подлинно человеческих отношений в ненатуральном, искусственном мире, где все друг против друга, но, тем не менее, сохраняют видимость дружбы и любви — одна из основных для европейского артхауса. Микеланджело Антониони исследовал лицемерие, игру в жизни, поглощение Самости Персоной в философском ключе, соединяя его с понятием неидентифицируемой реальности, познать которую человеку просто не дано. Луис Бунюэль, будучи открытым коммунистом и провокатором, применял причудливые инструменты сюрреализма для разоблачения стремления буржуазии к удовольствию и комфорту. Лукино Висконти, как классический реалист и наследник древнего аристократического рода, размышлял в своих поздних фильмах о кризисе культур, гибели традиционной морали высшего общества под натиском философии консюмеризма, лежащей в основе современного капиталистического общества. Наконец, Ингмар Бергман, словно въедливый психолог, работал с архетипами души, стремясь найти причины несчастия героев в них самих, в ложном устремлении их душ, в эгоизме, за которым порой скрываются идущие из детства психологические травмы.
Именно поэтому совершенно неудивителен большой успех «Все о Еве» на европейских киносмотрах — в Дании, Италии, Франции. Любопытно, что много лет спустя также претендующий на романный размах «Титаник» был выстроен Джеймсом Кэмероном с оглядкой на сценарные достижения Джозефа Лео Манкевича, включая составляющий основное действие ленты флэшбек.
Кажется, нет никакого шанса выжить в недружелюбной лицемерной среде. Надо быть таким, как Ева, чтобы долго оставаться в строю. Но стоит ли отказываться от себя, своей личности, индивидуального счастья, дабы всегда быть звездой? Марго поняла, что нет — оттого обыграла Еву, добровольно отказавшись от роли, так как устала гнаться за ускользающей славой в ущерб личной жизни.
Манкевич противопоставляет лицемерному истеблишменту традиционные ценности, позаимствованные не из Кодекса Хейса, а из собственной души. Марго за ужином говорит о том, что состоявшаяся женщина не та, у которой есть слава и богатство, ибо это все преходящее (всегда найдется какая-нибудь Ева, которая скинет с Олимпа), а семья. С близкими людьми человек может снять актерскую маску и быть собой, не боясь, что его не поймут и осудят. Ева же со своей философией хищника обречена на одиночество, как и ее учитель Аддисон Де Витт. Она никому не верит, никого не любит, ибо убеждена в том, что все — лжецы и лицемеры, и могут только бесконечно пользоваться друг другом. Однако молодость Евы пройдет, а слава потускнеет, и какая-нибудь молоденькая Феба, прикидывающаяся наивной дурочкой, очарует очередного папика и отберет у Евы ее вершину.
«Не стоит прогибаться под изменчивый мир», — пел выдающийся российский рок-музыкант Андрей Макаревич. Не конформисты, а циники, то есть те, кто сознательно нарушает правила игры, бунтуя против несправедливости, побеждают на дальней дистанции. Только они, оставаясь собой, способны изменить мир.
Редактор: Сергей Чацкий
Кажется, нет никакого шанса выжить в недружелюбной лицемерной среде. Надо быть таким, как Ева, чтобы долго оставаться в строю. Но стоит ли отказываться от себя, своей личности, индивидуального счастья, дабы всегда быть звездой? Марго поняла, что нет — оттого обыграла Еву, добровольно отказавшись от роли, так как устала гнаться за ускользающей славой в ущерб личной жизни.
Манкевич противопоставляет лицемерному истеблишменту традиционные ценности, позаимствованные не из Кодекса Хейса, а из собственной души. Марго за ужином говорит о том, что состоявшаяся женщина не та, у которой есть слава и богатство, ибо это все преходящее (всегда найдется какая-нибудь Ева, которая скинет с Олимпа), а семья. С близкими людьми человек может снять актерскую маску и быть собой, не боясь, что его не поймут и осудят. Ева же со своей философией хищника обречена на одиночество, как и ее учитель Аддисон Де Витт. Она никому не верит, никого не любит, ибо убеждена в том, что все — лжецы и лицемеры, и могут только бесконечно пользоваться друг другом. Однако молодость Евы пройдет, а слава потускнеет, и какая-нибудь молоденькая Феба, прикидывающаяся наивной дурочкой, очарует очередного папика и отберет у Евы ее вершину.
«Не стоит прогибаться под изменчивый мир», — пел выдающийся российский рок-музыкант Андрей Макаревич. Не конформисты, а циники, то есть те, кто сознательно нарушает правила игры, бунтуя против несправедливости, побеждают на дальней дистанции. Только они, оставаясь собой, способны изменить мир.
Редактор: Сергей Чацкий
Понравился материал?
ПОДЕЛИТЬСЯ ТЕКСТОМ
