КРАСНЫЙ АНГЕЛ: В ПРИСУТСТВИИ СИНИГАМИ

Ясудзо Масумура — не самый очевидный представитель японской «новой волны», которая больше ассоциируется с шедеврами Имамуры, Осимы и Тэсигахары. Режиссер имел прекрасное образование — учился на философском факультете Токийского университета и в Экспериментальном киноцентре Италии, где являлся одним из немногих японских студентов. На родине начинал карьеру в качестве ассистента Кэндзи Мидзогути и Кона Итикавы, у которых «позаимствовал» актрису Аяко Вакао, ставшую его музой на долгие годы.

Едва ли кто-то задастся вопросом, в чем причина того, почему Масумура в течение 12 лет снимал Вакао практически в каждом своем фильме. Еще в середине 1950-х, играя у Мидзогути и Итикавы — кинематографических учителей Масумуры — она показала свою способность воплощать сложные драматические образы и передавать не только характер, но и то, что Станиславский называл «сверхзадачей спектакля». Особенно это заметно в «Красном ангеле» Масумуры — ее героиня, фронтовая медсестра Сакура Ниши, одновременно притягательна и опасна. Имя персонажа отсылает к дереву сакура — насколько красивы цветы этого дерева, настолько недолог их век. Аяко Вакао отличалась европейским типом красоты — неслучайно среди эстетствующих кинокритиков периода «новой волны» возник целый культ Вакао, доказательством чего служат слова киноведа Франсиса Мури, опубликованные американским журналом Cinéaste.

Мы же не будем впадать в патетический восторг, а лишь отметим, что в лице Вакао у Масумуры имелся первоклассный актерский материал, который позволял режиссеру выразить чуть ли не с толстовской экспрессией свою антивоенную позицию. По силе эмоционального воздействия «Красный ангел» можно сопоставить разве что с «Иди и смотри» Элема Климова. Оба этих шедевра показывают войну без войны, срывают патриотический блеск с рассуждений о необходимости и даже оправданности бойни. Только Климов обращался к апокалиптической философии христианства, а Масумура, возможно, неосознанно, к наследию Толстого. «Солдаты совершают убийства, и это зовется патриотизмом» — эта фраза доктора Окабе могла бы украсить не только знаменитый роман-эпопею «Война и мир», но и статью великого классика «Христианство и патриотизм».

Эстетский эротизм, совершенно немыслимый ни в поэтике Толстого, ни тем более у Кэндзи Мидзогути, даже когда он обращался к жизни «падших женщин» («Улица стыда» с той же Вакао), вполне естественен у Масумуры. Сам режиссер среди авторов «новой волны» был «темной лошадкой». Не в последнюю очередь благодаря своему интересу к запретному и аморальному, апофеозом чего явилось его «Слепое чудовище» (1969) (уже без Вакао), в тени которого и пребывает «Красный ангел».

Моралисты едва ли поблагодарят постановщика за такие ленты, как «Слепое чудовище», ведь это были цветочки, из которых позже распустились ягодки жанра эрогуро. Если вас пугает, по примеру Чарли Шина, обратившегося в ФБР после просмотра «Цветка из плоти и крови», подпольная франшиза «Подопытная свинка» или же такие ее дальние родственники, как «Нику дарума», то вы знаете, кому сказать «спасибо». Интересно, что шустрые итальянцы, желавшие погреть руки на «горяченьком кино» пригласили Ясудзо Масумуру к себе в Европу для постановки «Сада Эдема» (1980). С другой стороны, смелый эротизм режиссера, возможно, оказал влияние на шедевр Нагисы Осимы «Коррида любви» (1976), которую поначалу вообще классифицировали как порнографию.