Кинотексты
Молодые авторы о кино
АНТОН СМИРНОВ | 19 ДЕКАБРЯ 2022
СОЛНЦЕ МОЕ: СКВОЗЬ ТУСКЛОЕ СТЕКЛО
Гипнотическая, нежная и одновременно тревожная зарисовка о взрослении, родительской любви и скорой разлуке
СОЛНЦЕ МОЕ: СКВОЗЬ ТУСКЛОЕ СТЕКЛО
АНТОН СМИРНОВ | 19.12.2022
Гипнотическая, нежная и одновременно тревожная зарисовка о взрослении, родительской любви и скорой разлуке
СОЛНЦЕ МОЕ: СКВОЗЬ ТУСКЛОЕ СТЕКЛО
АНТОН СМИРНОВ | 19.12.2022
Гипнотическая, нежная и одновременно тревожная зарисовка о взрослении, родительской любви и скорой разлуке
ПОДЕЛИТЬСЯ ТЕКСТОМ
Режиссер: Шарлотта Уэллс
Страны: Великобритания, США
Год: 2022
1990-е годы, Турция. Родители 11-летней Софии развелись и девочка живет с матерью в Шотландии, но в данный момент проводит несколько летних дней с папой-англичанином Калумом за границей. В отеле играть ей практически не с кем — дети одних постояльцев еще слишком маленькие, другие, напротив, слишком взрослые. Однако София старается не скучать в компании с отцом, который всячески развлекает любимую дочку. И все было бы хорошо, но в поведении Калума постоянно сквозит какая-то печаль и присутствует легкая, ничем не мотивируемая отстраненность. Именно таким это лето запомнила теперь уже взрослая София, ведь все происходящее — лишь внезапное воспоминание 30-летней женщины об одном из самых теплых и трогательных моментов в ее жизни.
Страны: Великобритания, США
Год: 2022
1990-е годы, Турция. Родители 11-летней Софии развелись и девочка живет с матерью в Шотландии, но в данный момент проводит несколько летних дней с папой-англичанином Калумом за границей. В отеле играть ей практически не с кем — дети одних постояльцев еще слишком маленькие, другие, напротив, слишком взрослые. Однако София старается не скучать в компании с отцом, который всячески развлекает любимую дочку. И все было бы хорошо, но в поведении Калума постоянно сквозит какая-то печаль и присутствует легкая, ничем не мотивируемая отстраненность. Именно таким это лето запомнила теперь уже взрослая София, ведь все происходящее — лишь внезапное воспоминание 30-летней женщины об одном из самых теплых и трогательных моментов в ее жизни.
В «Шоссе в никуда» Дэвида Линча герой Билла Пуллмана произносит такую фразу: «Я предпочитаю запоминать события по-своему. Неважно, как они произошли на самом деле». Сложно сказать, следовала ли посылу именно этой реплики дебютантка Шарлотта Уэллс, снявшая до этого три короткометражки, но она явно поставила своей основной задачей желание выстроить на экране зрелище, которое трактовалось бы зрителем как «наблюдение за чьими-то горькими воспоминаниями о приятных событиях». «Солнце мое» прежде всего принадлежит к разряду фильмов-ощущений, которым не требуются ярко выраженные конфликты, увлекательные сценарные повороты или надрывные характеры. Почерк Уэллс в прессе часто сравнивают с работами Софии Копполы, но здесь больше напрашиваются картины Луки Гуаданьино, который работал с сопоставлением зрительского опыта и личных переживаний с увиденным на экране. Также многие критики и рецензенты пишут о том, что этот фильм лучше всего поймут дочери, однако Уэллс делает все возможное, чтобы ее послание к человеку стало универсальным и напомнило о ком-то из родителей, с кем сложились наиболее теплые доверительные отношения и кого, возможно, уже нет в живых.
Как и положено режиссеру-импрессионисту, для Уэллс колоссальное значение имеют моменты — то, что способно отпугнуть многих зрителей, не привыкших следить за чужой рутиной или рассматривать сохнущие на балконе носки. Ловко обрисовав стандартные курортные будни, состоящие из пляжного «тюленьего» отдыха, all inclusive и аниматоров с танцами под «Макарену» по вечерам, она начинает фиксироваться на деталях, которые на первый взгляд кажутся незначительными и даже бессмысленными. Но чем ближе картина продвигается к финалу, тем отчетливее понимаешь, что это наблюдение за маленьким кусочком чьей-то жизни состоит из исключительно важных осколков, и если убрать хотя бы один, рассыплется весь калейдоскоп. Не стоит также забывать, что Уэллс ставит перед собой еще более сложную задачу, чем стандартная драма slice of life. Она пытается визуализировать память, которая течет по сугубо индивидуальным законам, обладает прерывистостью, обтекаемой формой, прихотливо струится и рождает в голове образы, которые до поры до времени никогда не приходили на ум. Именно поэтому коммуникация персонажей друг с другом, как и постановщицы со зрителем, не вербальная, а образно-тактильная. Уэллс очень хочет добиться зрительского сопоставления с показанными событиями почти на физическом уровне, поэтому одномерность ткани воспоминаний под ее рукой превращается в трехмерную текстуру, которую можно чуть ли не пощупать — как мягкий ворс показанного в фильме турецкого ковра.
Как и положено режиссеру-импрессионисту, для Уэллс колоссальное значение имеют моменты — то, что способно отпугнуть многих зрителей, не привыкших следить за чужой рутиной или рассматривать сохнущие на балконе носки. Ловко обрисовав стандартные курортные будни, состоящие из пляжного «тюленьего» отдыха, all inclusive и аниматоров с танцами под «Макарену» по вечерам, она начинает фиксироваться на деталях, которые на первый взгляд кажутся незначительными и даже бессмысленными. Но чем ближе картина продвигается к финалу, тем отчетливее понимаешь, что это наблюдение за маленьким кусочком чьей-то жизни состоит из исключительно важных осколков, и если убрать хотя бы один, рассыплется весь калейдоскоп. Не стоит также забывать, что Уэллс ставит перед собой еще более сложную задачу, чем стандартная драма slice of life. Она пытается визуализировать память, которая течет по сугубо индивидуальным законам, обладает прерывистостью, обтекаемой формой, прихотливо струится и рождает в голове образы, которые до поры до времени никогда не приходили на ум. Именно поэтому коммуникация персонажей друг с другом, как и постановщицы со зрителем, не вербальная, а образно-тактильная. Уэллс очень хочет добиться зрительского сопоставления с показанными событиями почти на физическом уровне, поэтому одномерность ткани воспоминаний под ее рукой превращается в трехмерную текстуру, которую можно чуть ли не пощупать — как мягкий ворс показанного в фильме турецкого ковра.
Многих почти наверняка смутит слишком молодой возраст отца Софии, но это как раз то самое обязательное условие, которое соблюдает постановщица, работая над воссозданием сохранившегося в памяти определенного жизненного этапа — способность запоминать вещи по-своему. История умалчивает, сколько лет было Калуму во время тех самых турецких каникул, но кто из нас не сохранил память о своем детстве, когда родители были молоды, энергичны и полны сил? Признайтесь, листая старые фотоальбомы и обнаруживая пожелтевшие снимки, на которых запечатлены молодые люди одного с вами возраста, или даже моложе, разве не охватывало вас удивление, когда вы осознавали, что ваши папа и мама тоже были юны и беззаботны, могли веселиться на всю катушку и совершать веселые глупости? Как раз поэтому здесь можно проследить параллель со взглядом повзрослевшей Софии в прошлое и ее попыткой сравнить молодого отца с самой собой, постараться понять его с точки зрения возраста, поскольку теперь она сама стала матерью.
Однако вместе с этим складывается ощущение, что Калум навсегда остался самым непостижимым человеком в ее жизни, поскольку его образ оказывается главной загадкой всей картины. Хотя Шарлотта наполняет кадр ощущением летней неги, детской беззаботности и общей безмятежности, где-то на его периферии постоянно присутствует легкое чувство нарастающей тревоги и Калум — один из ее источников. Уэллс так и не раскрыла, что именно терзало молодого мужчину, заставляло его плакать в одиночестве и периодически вести себя с дочкой отстраненно. Как уверенный в себе и определенно талантливый художник, она всецело полагается на зрительское чутье, интуитивно позволяющее понять, что дальше в жизни этих людей что-то произойдет. Кто знает, что конкретно случилось в семье Софии, из-за чего она вдруг проснулась посреди ночи, включила старые видеозаписи и вспомнила то давно ушедшее лето. Одно становится очевидным — когда-то она пережила огромную потерю. Чувство неумолимой утраты, которое омрачает теплые размышления о детстве, здесь шагает рука об руку со счастьем, оказавшимся призрачным и мимолетным. Демонстрируя трогательные эпизоды подлинной нежности родителя к ребенку, Уэллс ювелирно подчеркивает их эфемерность и деликатность, когда заставляет камеру не всматриваться в лица, а фиксироваться на их отражениях в гладких поверхностях. Счастье трудно уловить, оно не способно длиться вечно, и Уэллс напоминает нам об этом тонко и одновременно бескомпромиссно. И вот уже солнечное тепло и отцовские объятия, которые давали чувство надежности и защищенности, начинают оттеняться саспенсом и чередоваться с какими-то черными вспышками, мрачными кадрами с некой вечеринки, грубо и беспардонно врывающимися в мысленный рай взрослой Софии.
Однако вместе с этим складывается ощущение, что Калум навсегда остался самым непостижимым человеком в ее жизни, поскольку его образ оказывается главной загадкой всей картины. Хотя Шарлотта наполняет кадр ощущением летней неги, детской беззаботности и общей безмятежности, где-то на его периферии постоянно присутствует легкое чувство нарастающей тревоги и Калум — один из ее источников. Уэллс так и не раскрыла, что именно терзало молодого мужчину, заставляло его плакать в одиночестве и периодически вести себя с дочкой отстраненно. Как уверенный в себе и определенно талантливый художник, она всецело полагается на зрительское чутье, интуитивно позволяющее понять, что дальше в жизни этих людей что-то произойдет. Кто знает, что конкретно случилось в семье Софии, из-за чего она вдруг проснулась посреди ночи, включила старые видеозаписи и вспомнила то давно ушедшее лето. Одно становится очевидным — когда-то она пережила огромную потерю. Чувство неумолимой утраты, которое омрачает теплые размышления о детстве, здесь шагает рука об руку со счастьем, оказавшимся призрачным и мимолетным. Демонстрируя трогательные эпизоды подлинной нежности родителя к ребенку, Уэллс ювелирно подчеркивает их эфемерность и деликатность, когда заставляет камеру не всматриваться в лица, а фиксироваться на их отражениях в гладких поверхностях. Счастье трудно уловить, оно не способно длиться вечно, и Уэллс напоминает нам об этом тонко и одновременно бескомпромиссно. И вот уже солнечное тепло и отцовские объятия, которые давали чувство надежности и защищенности, начинают оттеняться саспенсом и чередоваться с какими-то черными вспышками, мрачными кадрами с некой вечеринки, грубо и беспардонно врывающимися в мысленный рай взрослой Софии.
Заставляя зрителя погружаться в мир чужих воспоминаний и домысливать недосказанное, работа Уэллс не отдает мошенничеством, свойственным многим артхаусным проектам, которые из-за невнятности киноязыка порой заставляют смотреть кино не на экране, а в голове. Подход Уэллс отличают честность, искренность, несомненный режиссерский талант и смелость развития сложной художественной формы. Возможно, «Солнце мое» будет не так просто смотреть, но, как и воспоминание Софии о детстве, важность и ценность этого фильма станут ясны только после окончания финальных титров. Неразгаданные сюжетные загадки и отсутствие желания двигаться по проторенным дорожкам банальных и слащавых семейных драм превратили «Солнце мое» в пронзительное путешествие по закоулкам чужой души, одновременно непознанной и до боли похожей на твою собственную. А еще оно способно подарить пусть небольшое, но все же утешение для тех, чьи родители, к сожалению, уже ушли из жизни. Если даже в вашем детстве был всего лишь один незабываемый счастливый день, связанный с отцом или матерью, помните: он обязательно будет согревать вас в дальнейшем. Любимые и близкие уходят, но память о них — никогда.
Редактор: Сергей Чацкий
Редактор: Сергей Чацкий
Понравился материал?
ПОДЕЛИТЬСЯ ТЕКСТОМ
Поддержать «Кинотексты»
Любое Ваше пожертвование поможет развитию нашего независимого журнала.
См. предыдущий источник
См. предыдущий источник
См. предыдущий источник
См. предыдущий источник
