Народная мудрость гласит — всё уже придумано до нас, а что ещё не придумано — происходит на самом деле. Как же лучше поступить творцу, чей исходный материал уже трижды прорабатывался двумя талантливыми австралийцами и одним известным англичанином — обладателем четырёх оскаровских статуэток? Джастин Курзель дал весьма однозначный, но от того не менее впечатляющий ответ на данный вопрос.
Совершенно незачем копаться в прошлом и вкладывать усилия в постановку образцового, а потому и ожидаемо стерильного байопика. А вот встать на ныне мало исхоженную тропу антибиографического кино — шаг куда более элегантный. В ремесле соблюдения летописной достоверности Курзелю далеко и до Сэма Мендеса, и до Роба Эггерса — «Подлинную историю банды Келли» можно назвать исторической картиной со здоровенной натяжкой. Все имена, явки и даты сохранены, однако ценность их присутствия в фильме сводится к нулю. Зрителю предстоит столкнуться не с сухой событийной хроникой, а с загадочной и непоследовательной «амбулаторной карточкой» человека, чей маниакальный психоз активно разрастается в масштабах целой нации.
Уходя в сторону параллелей, зритель может углядеть в «Подлинной истории банды Келли» скромную попытку воссоздать психоделическую эстетику «Бронсона» за авторством Николаса Виндинга Рефна. С картиной датского визионера работу Курзеля роднит кинематографическое «тямпуру», замешанное из депрессивных панорам безжизненных пустынь и отчужденных колониальных лачуг-одиночек, приправленных кислотным неоном и дискомфортным нойз-эмбиентом. Кроме того, худощавый симпотяжка Эдвард в исполнении Джорджа МакКея едет крышей по алгоритмам, схожим с лицедейством Тома Харди в обличии вспыльчивого зэка Чарли Бронсона.
При наличии таких очевидно высоких духовных наставников, не стоит удивляться тому, что деяния банды Келли у Курзеля занимают чуть ли не замыкающую позицию в сюжетном боевом построении. Мы ни разу не соврём, заявив, что информации о криминальных шалостях Неда зритель из сего фильма почерпнет на порядок меньше, чем из соответствующей страницы на Википедии. Свежеиспеченная итерация книги Кэри представляет собой материю более интимную, не столько изучающую негодяйства дюжины австралийских положенцев, сколько нащупывающую истоки девиантности Эдварда. Отсюда и вытекают слегка затянутые эпизоды из детства Неда и солидная арка, посвящённая его непростым отношениям с матерью не без явного привкуса юнговского учения.