Для первого Чарли написал сумасбродный «Быть Джоном Малковичем» и необычайно интимную «Адаптацией», для второго — ироничную «Звериную натуру» и со всех сторон обласканное академиками «Вечное сияние чистого разума». Собственноручно поставил «Синекдоха, Нью-Йорк» и «Аномализу»: ленты фактурные, но для широких масс неприподъемные, хоть им и за «Оскары» побороться удавалось, и сердечко непоколебимого Роджера Эберта растопить. Тем не менее, многим до сих пор неясно, где Кауфман своим пером размашисто рубит с плеча правду-матку, а где высокопарно паясничает. Нет загадочней на свете загадки: то ли лыжи не едут, то ли я не ценитель? От авторских проектов Чарли всегда веет тайной, если не мистикой, что отдельные лица частенько путают с пижонством.
Как там Лев Николаевич выражался? «Ищи лучшего человека среди тех, кого осуждает мир». Берем на заметку. Третий фильм Кауфмана, вышедший совсем недавно «Думаю, как все закончить», многое роднит с предыдущими работами режиссера: он такой же гипнотический, меланхоличный, нестабильный, во многом энциклопедический — настоящий Рай для любителей покопаться в противоречивых коннотациях.
Со слов, вынесенных в заголовок фильма, начинается вступительный монолог главной героини Люси. «Заканчивать» рыжеволосая девушка собирается отношения с миловидным пухляшом Джейком — мужчиной не без причуд, но на удивление эрудированным. Намеченное расставание осложняется тем фактом, что без пяти минут экс-бойфренд хочет познакомить Люси со своими родителями в ближайшее время. Ближайшее настолько, что витающая в облаках девчушка только-только объявилась в кадре, а уже беззаботно ловит ртом снежинки в ожидании автомобиля, на котором ей предстоит отправится в родной дом Джейка.
Типичный сюжет meet-the-parents поначалу не дает ни единого намека на что-то из ряда вон выходящее, однако первые странности не заставляют долго ждать. Пара старается скрасить поездку (хронометражем в двадцать минут) интеллектуальной беседой о политиках, кино, литературе и классических мюзиклах, постепенно перестающей походить на общение живых людей. В повествование же часто вклинивается неизвестный безмолвный старик, который работает уборщиком в средней школе. Разговоры о Кассаветисе, «Оклахоме!» и Ги Деборе чередуются с кадрами из несуществующего фильма Роберта Земекиса, а Люси декламирует депрессивное стихотворение «Bonedog» за авторством Евы Х. Д. с глазами на мокром месте.
По прибытии в пункт назначения сюрр уже не просто ковыляет поблизости, а натурально давит и вводит в заблуждение. Домишко на окраине с порога встречает молодежь трупным смрадом, исходящим от парнокопытных в хлеву, у лестницы красуется подвальная дверь, словно исцарапанная чудовищем из трэш-хоррора, на стенах развешены картины живописца-шизофреника Ральфа Блейклока — мрачность дополняется тревогой, и это — лишь разминка. На персонажах беспричинно тасуется одежда, коверкаются имена героев, родители Джейка на ходу меняют возраст, архитектура дома бесповоротно забывает о физических законах, да и языками молоть никто более не в настроении. Путешествие по темным закоулкам человеческого бессознательного набирает обороты, и на остановку в ближайшие полтора часа рассчитывать не стоит.