Кинотексты
Молодые авторы о кино
Ная гусева | 29 ОКТЯБРЯ 2020
ПОЛИТЕИЗМ РОБЕРТА ЭГГЕРСА: БОГ УСТАЛ НАС ЛЮБИТЬ
Творчество Роберта Эггерса, который экранизирует новые мифы, смешивает их со страхами людей и выравнивает божественные пантеоны на весах справедливости
ПОЛИТЕИЗМ РОБЕРТА ЭГГЕРСА:
БОГ УСТАЛ НАС ЛЮБИТЬ
НАЯ ГУСЕВА | 29.10.2020
Творчество Роберта Эггерса, который экранизирует новые мифы, смешивает их со страхами людей и выравнивает божественные пантеоны на весах справедливости
ПОЛИТЕИЗМ РОБЕРТА ЭГГЕРСА:
БОГ УСТАЛ НАС ЛЮБИТЬ
БОГ УСТАЛ НАС ЛЮБИТЬ
НАЯ ГУСЕВА | 29.10.2020
Творчество Роберта Эггерса, который экранизирует новые мифы, смешивает их со страхами людей и выравнивает божественные пантеоны на весах справедливости
Люди — самые жестокие существа на планете. Наша великая история сохранила все наши отвратительные деяния. Мы прогнили до самой сердцевины.
Джен Робертс
ПОДЕЛИТЬСЯ ТЕКСТОМ
В августе, когда мир уже привык носить маски и начал выходить на улицу, в интернете появилась фотография деревушки, стоящей посреди зеленых лугов мыса Торр-Хед в Северной Ирландии. Она стала глотком свежего воздуха и к продвижению дикого туризма не имела никакого отношения, а демонстрировала декорации к новому фильму Роберта Эггерса «Северянин» — самому масштабному проекту в фильмографии режиссера.
Сценарий для «саги о мести», как назвал картину сам Эггерс, создан совместно с исландским поэтом и писателем Слоном Сигурдссоном. Пышный актерский букет: Бьорк, Николь Кидман, Уиллема Дефо, Аню Тейлор-Джой и братьев Скарсгардов, — мы увидим в декорациях Исландии Х века и рассказе о викингах. Размах фильма, судя по немногочисленным известным деталям, которые касаются сюжета, можно себе только представить. Мы точно знаем, что нас ждет «много чертовых кораблей».
В чем мы уверены, так это в огромном количестве отсылок к мифологии и фольклору, которые окатят нас волнами с экрана. В каждой картине Роберт Эггерс экранизирует новые мифы, смешивает их со страхами людей и выравнивает божественные пантеоны на весах справедливости.
Режиссер вырос в деревянном домике близ леса, поля и фамильного кладбища XVIII века. В такой обстановке старая культура Новой Англии окружала Эггерса повсюду, навсегда оставив отпечаток на мировоззрении: о собственном вероисповедании режиссер говорить не любит, но признается, что изучение политеизма интересует его даже больше кинематографа. Экран — инструмент, с помощью которого Эггерс рассказывает байки из склепа. Режиссер верит в феномен генетической памяти, благодаря которому писатель может рассказывать о том, чего не видел сам. Возможно, именно поэтому жизнь XVII века выглядит так убедительно в исполнении Эггерса.
Прежде чем рассуждать о сочетании в фильмах режиссера религии, мифологии и сумасшествия, вспомним его картины.
Сценарий для «саги о мести», как назвал картину сам Эггерс, создан совместно с исландским поэтом и писателем Слоном Сигурдссоном. Пышный актерский букет: Бьорк, Николь Кидман, Уиллема Дефо, Аню Тейлор-Джой и братьев Скарсгардов, — мы увидим в декорациях Исландии Х века и рассказе о викингах. Размах фильма, судя по немногочисленным известным деталям, которые касаются сюжета, можно себе только представить. Мы точно знаем, что нас ждет «много чертовых кораблей».
В чем мы уверены, так это в огромном количестве отсылок к мифологии и фольклору, которые окатят нас волнами с экрана. В каждой картине Роберт Эггерс экранизирует новые мифы, смешивает их со страхами людей и выравнивает божественные пантеоны на весах справедливости.
Режиссер вырос в деревянном домике близ леса, поля и фамильного кладбища XVIII века. В такой обстановке старая культура Новой Англии окружала Эггерса повсюду, навсегда оставив отпечаток на мировоззрении: о собственном вероисповедании режиссер говорить не любит, но признается, что изучение политеизма интересует его даже больше кинематографа. Экран — инструмент, с помощью которого Эггерс рассказывает байки из склепа. Режиссер верит в феномен генетической памяти, благодаря которому писатель может рассказывать о том, чего не видел сам. Возможно, именно поэтому жизнь XVII века выглядит так убедительно в исполнении Эггерса.
Прежде чем рассуждать о сочетании в фильмах режиссера религии, мифологии и сумасшествия, вспомним его картины.
«Ведьма», 2015
После выхода дебютного триллера 2015-го года «Ведьма» Эггерс получил признание в жанре хоррор. Для Ани Тейлор-Джой, исполнившей роль старшей дочери Томасины в семье колонистов, фильм также стал судьбоносным — ее имя впервые вписали в титры. Эггерс здесь обращается к собственным детским воспоминаниям. Картина оказалась настолько правдоподобной, что съемки фильма поддержал Храм Сатаны, организовав вдобавок несколько показов. Представитель организации Джекс Блэкмор назвал фильм «впечатляющим примером проникновения в суть сатанизма», поблагодарив режиссера за его объективную интерпретацию. Стивен Кинг тоже не остался в стороне, высоко оценив картину. Такой эффект достигнут благодаря сохранившимся с XVII памятниками письменности, на которые опирался Эггерс. Вплоть до диалогов и сюжетных линий картина почти полностью повторяет литературную историю — насколько она правдива сказать сложно.
Эггерс не любит придумывать лишнего: хотя в фильме 2019-го года «Маяк» и есть нотка фэнтезийности, она лишь подыгрывает фантасмагории на экране. История двух смотрителей с одинаковыми именами (обоих зовут «Томас») вполне реальна — Эггерс просто перенес ее на столетие вперед и изменил концовку для более эффектного финала. Саундтрек Марка Корвена, который работает с режиссером еще со времен «Ведьмы», угнетает с первой секунды. Непонятно, есть ли там инструменты или все доносящиеся до зрителя звуки — это скрежет старого маяка, разваливающегося дома, гудящих вдалеке кораблей. Картина снята в формате 4×4, из-за чего зритель чувствует себя запертым в коробке — прямо как герои на маяке. Благодаря этим факторам фильм получился вязким и темным, напоминающим нефтяное пятно.
Оба фильма — отшельнические. В «Ведьме» мы видим пуританскую семью, живущую на лесном отшибе, в «Маяке» — островок неподалеку от побережья Новой Англии и двух смотрителей. Бегство становится одним из мотивов каждой из картины различается здесь только его причина. Но герои бегают по кругу: они будто спасаются от своих корней и настоящих сущностей, а те, в свою очередь, наступают им на пятки. «Ты даже не человек», — говорит герой Уиллема Дефо своему молодому напарнику в исполнении Роберта Паттинсона, и сам обращается в покрытого ракушками Нептуна.
Эггерс не любит придумывать лишнего: хотя в фильме 2019-го года «Маяк» и есть нотка фэнтезийности, она лишь подыгрывает фантасмагории на экране. История двух смотрителей с одинаковыми именами (обоих зовут «Томас») вполне реальна — Эггерс просто перенес ее на столетие вперед и изменил концовку для более эффектного финала. Саундтрек Марка Корвена, который работает с режиссером еще со времен «Ведьмы», угнетает с первой секунды. Непонятно, есть ли там инструменты или все доносящиеся до зрителя звуки — это скрежет старого маяка, разваливающегося дома, гудящих вдалеке кораблей. Картина снята в формате 4×4, из-за чего зритель чувствует себя запертым в коробке — прямо как герои на маяке. Благодаря этим факторам фильм получился вязким и темным, напоминающим нефтяное пятно.
Оба фильма — отшельнические. В «Ведьме» мы видим пуританскую семью, живущую на лесном отшибе, в «Маяке» — островок неподалеку от побережья Новой Англии и двух смотрителей. Бегство становится одним из мотивов каждой из картины различается здесь только его причина. Но герои бегают по кругу: они будто спасаются от своих корней и настоящих сущностей, а те, в свою очередь, наступают им на пятки. «Ты даже не человек», — говорит герой Уиллема Дефо своему молодому напарнику в исполнении Роберта Паттинсона, и сам обращается в покрытого ракушками Нептуна.
«Маяк», 2019
В «Ведьме» религиозные мотивы формируют противостояние Христа и Дьявола: здесь нашлось место изгнанию, падшему ангелу и служению Антихристу. В «Маяке» вера не играет главную роль, позволяет поставить важный акцент — герои не надеются на Бога, а боятся его. В обеих картинах ритуал ощущается как кочка на ровной дороге, от которой становится некомфортно.
Если очень постараться, в сюжете можно разглядеть библейские отсылки. Как уже было упомянуто выше, Томасина вполне может сойти за падшего ангела, которого изгнали не только из общины, но и из собственной семьи за мнимую причастность к черному колдовству. Зато после утраты родственников девушка принимает свою настоящую сущность, действительно становясь одной из ведьм. В «Маяке» дело обстоит сложнее: сама лампа становится запретным плодом Томаса-младшего после того, как ему не разрешают подниматься к ней. Томас-старший вовсе ведет себя как ревнивый муж, называет маяк своей единственной любимой женщиной и по ночам занимается некоторыми непотребствами. Персонаж Паттинсона решает, что его единственное спасение — в загадочной лампе, которую надо завоевать любой ценой. В данном случае, ценой жизни ради маяка, в котором вряд ли что-то есть. Сам Эггерс в сценарии не написал, что именно Томас-младший видит в финальной сцене, но подробно описал эмоции, состоящие из ужаса и отчаяния.
Состояние отчуждения, в котором оказываются герои, ставит их лицом к лицу с высшими силами и явлениями, которые они не в силах объяснить. Дьявол в «Ведьме» показан в классическом образе черного козла, в то время как гнев Нептуна в «Маяке» проявляется в страшном нескончаемом шторме и полубредовых видениях героев. Они проделывают странный путь, пункт назначения которого неизвестен, зато у него есть точка невозврата. Люди во все времена оправдывали необъяснимое высшими силами, будь то карой божьей или дьявольским грехом. Однако если посмотреть на происходящее не пристрастным к мифологии и религии взглядом, открывается совсем другая реальность: персонажи сами загоняют себя в угол, бегут от мира, оставаясь наедине с собственными тайнами и страхами.
Отсюда рождаются мифические существа, влияние которых редко является отрицательным — назовем их своеобразными проводниками. Эггерс инверсирует человеческое восприятие мифических существ, которые исконно вводили в ужас и отторгали. В его фильмах твари приводят в спасительное пристанище и воздают по заслугам. Козел, который весь фильм был ни то галлюцинацией, ни то животным-изгоем, в итоге оказывается самим дьяволом и приводит героиню на шабаш, где ведьмы принимают ее в свои ряды. Русалка становится персонажем с наркотическим эффектом: она пугает героя, возвращая его к самым страшным воспоминаниям, но, одновременно, утоляет похабные желания и доводит до состояния иллюзорной эйфории, в которой нет ни проклятого маяка, ни смердящего деда.
Если очень постараться, в сюжете можно разглядеть библейские отсылки. Как уже было упомянуто выше, Томасина вполне может сойти за падшего ангела, которого изгнали не только из общины, но и из собственной семьи за мнимую причастность к черному колдовству. Зато после утраты родственников девушка принимает свою настоящую сущность, действительно становясь одной из ведьм. В «Маяке» дело обстоит сложнее: сама лампа становится запретным плодом Томаса-младшего после того, как ему не разрешают подниматься к ней. Томас-старший вовсе ведет себя как ревнивый муж, называет маяк своей единственной любимой женщиной и по ночам занимается некоторыми непотребствами. Персонаж Паттинсона решает, что его единственное спасение — в загадочной лампе, которую надо завоевать любой ценой. В данном случае, ценой жизни ради маяка, в котором вряд ли что-то есть. Сам Эггерс в сценарии не написал, что именно Томас-младший видит в финальной сцене, но подробно описал эмоции, состоящие из ужаса и отчаяния.
Состояние отчуждения, в котором оказываются герои, ставит их лицом к лицу с высшими силами и явлениями, которые они не в силах объяснить. Дьявол в «Ведьме» показан в классическом образе черного козла, в то время как гнев Нептуна в «Маяке» проявляется в страшном нескончаемом шторме и полубредовых видениях героев. Они проделывают странный путь, пункт назначения которого неизвестен, зато у него есть точка невозврата. Люди во все времена оправдывали необъяснимое высшими силами, будь то карой божьей или дьявольским грехом. Однако если посмотреть на происходящее не пристрастным к мифологии и религии взглядом, открывается совсем другая реальность: персонажи сами загоняют себя в угол, бегут от мира, оставаясь наедине с собственными тайнами и страхами.
Отсюда рождаются мифические существа, влияние которых редко является отрицательным — назовем их своеобразными проводниками. Эггерс инверсирует человеческое восприятие мифических существ, которые исконно вводили в ужас и отторгали. В его фильмах твари приводят в спасительное пристанище и воздают по заслугам. Козел, который весь фильм был ни то галлюцинацией, ни то животным-изгоем, в итоге оказывается самим дьяволом и приводит героиню на шабаш, где ведьмы принимают ее в свои ряды. Русалка становится персонажем с наркотическим эффектом: она пугает героя, возвращая его к самым страшным воспоминаниям, но, одновременно, утоляет похабные желания и доводит до состояния иллюзорной эйфории, в которой нет ни проклятого маяка, ни смердящего деда.
«Маяк», 2019
В «Ведьме» дьявольские силы становятся спасительными, заставляют зрителя переосмыслить реальные мотивы нечистой силы. Эггерс ставит Бога и Дьявола на один уровень, показывая, что первый не терпит малейшего неповиновения и оттого тираничен, а второй готов приютить отвергнутых и дать им новый шанс. В «Маяке» же Нептун и подвластные ему карают людей за их бесчеловечность и низвергают до состояния животных. В обоих случаях столкновение с высшими силами является как раз той точкой невозврата, после которой герои сами того не подозревая предрасполагают свой дальнейший путь.
Одним из самых популярных развитий событий у Эггерса становится сумасшествие персонажей после того, как собственными действиями они доводят себя до точки кипения. В «Ведьме» вообще все происходящее смахивает на помешательство: отец семейства вдруг примеряет образ Иисуса, младший сын с дьявольским именем Самуил (Самаэль — в Талмуде начальник демонов и ангел смерти — прим. автора) исчезает прямо из рук Томасин, а мать ненавидит старшую дочь и настолько раздавлена, что не отличает младенца от ворона, который выклевывает ее грудь. Эггерс пугает не происходящим на экране, хотя оно более чем жутко, а внутренним некомфортом, которому нет объяснения. Точнее, этих объяснений слишком много, чтобы остановиться на одном, — а людей всегда пугала неизвестность. Как писал Джен Робертс: «Люди — самые жестокие существа на планете», и персонажи Эггерса — наглядный тому пример. Зритель не боится галлюцинаций, больше похожих на бэд-трип, а испытывает ужас от осознания, что герои довели себя до этого сами. Когда мать из-за паранойи решает убить собственную дочь, когда отец готов оставить ребенка в диком лесу, когда главные герои доходят до белой горячки, и один разрубает другому череп. В фильмах Эггерса персонажи не эволюционируют, а деградируют, опускаясь до животных инстинктов.
Неизвестно, действительно ли режиссер намеревается закончить трилогию культуры Новой Англии, но триада саспенса останется неизменной. Мифология, религия и помешательство — черепахи, на которых стоит создаваемый Эггерсом ужас. Каждая из этих составляющих для двух других работает как триггер — оттого их синтез получается таким гармоничным.
Одним из самых популярных развитий событий у Эггерса становится сумасшествие персонажей после того, как собственными действиями они доводят себя до точки кипения. В «Ведьме» вообще все происходящее смахивает на помешательство: отец семейства вдруг примеряет образ Иисуса, младший сын с дьявольским именем Самуил (Самаэль — в Талмуде начальник демонов и ангел смерти — прим. автора) исчезает прямо из рук Томасин, а мать ненавидит старшую дочь и настолько раздавлена, что не отличает младенца от ворона, который выклевывает ее грудь. Эггерс пугает не происходящим на экране, хотя оно более чем жутко, а внутренним некомфортом, которому нет объяснения. Точнее, этих объяснений слишком много, чтобы остановиться на одном, — а людей всегда пугала неизвестность. Как писал Джен Робертс: «Люди — самые жестокие существа на планете», и персонажи Эггерса — наглядный тому пример. Зритель не боится галлюцинаций, больше похожих на бэд-трип, а испытывает ужас от осознания, что герои довели себя до этого сами. Когда мать из-за паранойи решает убить собственную дочь, когда отец готов оставить ребенка в диком лесу, когда главные герои доходят до белой горячки, и один разрубает другому череп. В фильмах Эггерса персонажи не эволюционируют, а деградируют, опускаясь до животных инстинктов.
Неизвестно, действительно ли режиссер намеревается закончить трилогию культуры Новой Англии, но триада саспенса останется неизменной. Мифология, религия и помешательство — черепахи, на которых стоит создаваемый Эггерсом ужас. Каждая из этих составляющих для двух других работает как триггер — оттого их синтез получается таким гармоничным.
«Ведьма», 2015
Главное в фильмах режиссера — приближенная в них к реальности атмосфера, благодаря которой зритель проживает происходящее. В «Ведьме» ради нескольких секунд была выстроена целая деревня, которую мы видим в расфокусе, а формат съемки 1,66:1 как бы стесняет пространство, неестественно вытягивая его. Для гнетущего воя кораблей в «Маяке» звукооператоры записывали гул наутифона, который сводил героев с ума. «Я даже читал о том, как смотрители маяка так привыкали постоянно его слышать, что, выйдя на пенсию, не могли от этой привычки избавиться и делали паузы в речи, соответствующие промежуткам между завываниями», — рассказывал режиссер в одном из интервью.
Роберт Эггерс пугает зрителя реальностью, рожденной в фольклоре, который прочно вошел в культуру народа. За личиной мифологии и религиозных верований скрывается настоящее нутро человека, которое вводит в ужас сильнее всяких тварей.
Редактор: Лена Черезова
Роберт Эггерс пугает зрителя реальностью, рожденной в фольклоре, который прочно вошел в культуру народа. За личиной мифологии и религиозных верований скрывается настоящее нутро человека, которое вводит в ужас сильнее всяких тварей.
Редактор: Лена Черезова
Понравился материал?
ПОДЕЛИТЬСЯ ТЕКСТОМ
