Кинотексты
Молодые авторы о кино
СЕРГЕЙ ЧАЦКИЙ | 4 АПРЕЛЯ 2022
УЧЕНИК ЧУДОВИЩА: ЭВОЛЮЦИЯ ДРАМАТУРГИИ
Бремя отцовства оборачивается сказочным сюжетом о том, что быть любящим папой не так уж сложно, даже если вы — двухметровый антропоморфный медведь
УЧЕНИК ЧУДОВИЩА: ЭВОЛЮЦИЯ ДРАМАТУРГИИ
СЕРГЕЙ ЧАЦКИЙ | 04.04.2022
Бремя отцовства оборачивается сказочным сюжетом о том, что быть любящим папой не так уж сложно, даже если вы — двухметровый антропоморфный медведь
УЧЕНИК ЧУДОВИЩА: ЭВОЛЮЦИЯ ДРАМАТУРГИИ
СЕРГЕЙ ЧАЦКИЙ | 04.04.2022
Бремя отцовства оборачивается сказочным сюжетом о том, что быть любящим папой не так уж сложно, даже если вы — двухметровый антропоморфный медведь
ПОДЕЛИТЬСЯ ТЕКСТОМ
Режиссеры: Мамору Хосода
Страна: Япония
Год: 2015
В нулевые не каждый мог похвастать проводным Интернетом (да и модемом тоже). Зачастую за фильмами на DVD в те годы ходили не в опрятные магазинчики, а на рынок, и диски там продавались в основном пиратские. Опять же, не каждый мог себе такое позволить — кому-то все еще приходилось исследовать зарубежное кино в формате VHS. Но ведь как-то так получилось, что по окончании эры информационной разобщенности, когда сетевой кабель обогнул всю страну, и вся страна обрела Всемирную паутину, обитатели разных уголков постсоветской действительности как по сговору удостоили негласным званием «народных» одни и те же иностранные киноленты.
«Народным» стал немецкий «Достучаться до небес» Томаса Яна («На небе только и разговоров, что о море…»). Обрели своего зрителя торчки Джей и Молчаливый Боб, придуманные Кевином Смитом (у них что не фраза, то афоризм на века). Пубертат требовал «Евротур» и «Американские пироги», мечтал очутиться в Средиземье и грезил о зачислении в Хогвартс. А что там по анимации? А там «компьютерный» Pixar («Корпорация монстров» и «История игрушек»), там «ручной» Disney («Аладдин» и «Король лев»), и там же, вдруг, откуда ни возьмись, «Девочка, покорившая время» от японца Мамору Хосоды.
Поворот неожиданный.
Почему? Потому что в ранние двухтысячные заделаться анимешником было непросто: и физически (контента кот наплакал), и морально (парни с района «не поймут»). Миядзаки у лимиты в почете не был, как и аниме-блок на канале «2×2», но почему-то именно аниме с непацанским заголовком «Девочка, покорившая время» вертелось на слуху и у детворы, и у их родителей. Быть может, чересчур субъективным покажется это мнение, но автор данного текста говорит об опыте, единожды пережитом и многократно переваренном: на каждого почитателя «Евангелиона» и «Призрака в доспехах» приходилось человек по десять тех, кто в японской анимации ни дыры не понимал, но «Девочку» видел, «Девочку» любил и периодически пересматривал вместе с родней.
То ли эпоха так распорядилась, то ли случай подыграл, но с тех самых пор аниме Хосоды в наших краях холят, лелеют, предают профессиональному дубляжу и охотно подпускают к широкому прокату. Хоть сейчас календарь открывай и зачитывай: 14 апреля 2022-го, четверг — премьера аниме-мюзикла «Красавица и дракон» в России. Режиссер — Мамору Хосода. Мультипликатор, чье творчество восполняет дефицит нежности, поднимая темы взросления и кровных уз. Темы интернациональные по сути, но азиатские по характеру (самое оно для нашего периферийного евразийского менталитета).
Страна: Япония
Год: 2015
В нулевые не каждый мог похвастать проводным Интернетом (да и модемом тоже). Зачастую за фильмами на DVD в те годы ходили не в опрятные магазинчики, а на рынок, и диски там продавались в основном пиратские. Опять же, не каждый мог себе такое позволить — кому-то все еще приходилось исследовать зарубежное кино в формате VHS. Но ведь как-то так получилось, что по окончании эры информационной разобщенности, когда сетевой кабель обогнул всю страну, и вся страна обрела Всемирную паутину, обитатели разных уголков постсоветской действительности как по сговору удостоили негласным званием «народных» одни и те же иностранные киноленты.
«Народным» стал немецкий «Достучаться до небес» Томаса Яна («На небе только и разговоров, что о море…»). Обрели своего зрителя торчки Джей и Молчаливый Боб, придуманные Кевином Смитом (у них что не фраза, то афоризм на века). Пубертат требовал «Евротур» и «Американские пироги», мечтал очутиться в Средиземье и грезил о зачислении в Хогвартс. А что там по анимации? А там «компьютерный» Pixar («Корпорация монстров» и «История игрушек»), там «ручной» Disney («Аладдин» и «Король лев»), и там же, вдруг, откуда ни возьмись, «Девочка, покорившая время» от японца Мамору Хосоды.
Поворот неожиданный.
Почему? Потому что в ранние двухтысячные заделаться анимешником было непросто: и физически (контента кот наплакал), и морально (парни с района «не поймут»). Миядзаки у лимиты в почете не был, как и аниме-блок на канале «2×2», но почему-то именно аниме с непацанским заголовком «Девочка, покорившая время» вертелось на слуху и у детворы, и у их родителей. Быть может, чересчур субъективным покажется это мнение, но автор данного текста говорит об опыте, единожды пережитом и многократно переваренном: на каждого почитателя «Евангелиона» и «Призрака в доспехах» приходилось человек по десять тех, кто в японской анимации ни дыры не понимал, но «Девочку» видел, «Девочку» любил и периодически пересматривал вместе с родней.
То ли эпоха так распорядилась, то ли случай подыграл, но с тех самых пор аниме Хосоды в наших краях холят, лелеют, предают профессиональному дубляжу и охотно подпускают к широкому прокату. Хоть сейчас календарь открывай и зачитывай: 14 апреля 2022-го, четверг — премьера аниме-мюзикла «Красавица и дракон» в России. Режиссер — Мамору Хосода. Мультипликатор, чье творчество восполняет дефицит нежности, поднимая темы взросления и кровных уз. Темы интернациональные по сути, но азиатские по характеру (самое оно для нашего периферийного евразийского менталитета).
/ Источник — для всех кадров /
В интервью, написанном кириллицей, Мамору-сан признается в любви к Ясудзиро Одзу, Едзи Ямаде и Хирокадзу Корээде — мэтрам японского кинематографа, что ценят размеренное повествование и тяготеют к спокойным бытовым драмам. С другой стороны, тоже в интервью, но уже на английском языке, Хосода оформляет поклон в сторону постановщиков-зачинателей бунтарских течений: Виктора Эрисе («новое испанское кино»), Леоса Каракса (cinéma du look) и Эдварда Янга (тайваньская «новая волна»).
В каждой своей работе аниматор лепит из мухи заколдованного слона — скрещивает повседневность и близкий к магическому реализм, пастораль и хай-тек, вычурный визуал и прописные истины. Партитура волшебно-цифровых миров Хосоды, словно залитых сладким сиропом и пахнущих можжевеловым дымком, читает саму себя с листа четко и слажено.
Вплоть до того, что проекты постановщика недолго обвинить в «той же самости». Может показаться, что из года в год он кормит нас одним и тем же сюжетом про проблемных подростков, ищущих любви и понимания в условиях, без пяти минут фантастических. Везде у Мамору-сана присутствует провинциальный мотив, и всюду режиссер отрисовывает облака с той же маниакальностью, с какой Макото Синкай — высотки и светофоры. Уж больно любит Хосода разыгрывать тургеневских «Отцов и детей» и всегда делает своими героями школьников, что лезут в иные измерения с покерфейсом, будто для них зверолюди, путешествия во времени и виртуальные утопии — постная рутина.
Кстати, о школьниках: та самая девочка, покорившая время — 17-летняя Макото, что научилась манипулировать пространственно-временным континуумом, а точнее силуэт Макото, парящей в воздухе, является официальным логотипом студии Хосоды. Цех по производству мультяшек носит название Chizu, что переводится с японского как «карта». Вполне вероятно, что в имени своей конторы режиссер шифрует мысль, мол, аниме — отрасль совсем юная, и белых пятен на ее контурной карте тьма тьмущая. Красиво звучит, однако подобраться к тонкой красной линии смыслов, что примостились в фильмах Хосоды, таким манером не получится. На то имеется другая «карта» — биографическая.
Откатываемся на полвека назад. Простой сельский парень Мамору Хосода увлекается мультипликацией. Простой сельский парень Мамору Хосода поступает в колледж, где учится рисовать маслом. Он пытается пробиться на службу в Ghibli, но получает личный отказ от самого Миядзаки. Совсем зеленый художник приходит на работу в Toei Animation. Рука набивается, стаж копится, как вдруг с вечно пустующего почтового ящика Мамору срывается замок: внутри — письмо, в котором боссы Ghibli плачутся, что «Ходячий замок» в студийном графике висит, а режиссера у него нет. И снова отказ — раскадровки Хосоды идут вразрез с фирменным (читай, гарантирующим бокс-офис) стилем Хаяо Миядзаки, из-за чего главой проекта назначают, вот ирония, Хаяо Миядзаки.
Неудачи. Неудачи.
В каждой своей работе аниматор лепит из мухи заколдованного слона — скрещивает повседневность и близкий к магическому реализм, пастораль и хай-тек, вычурный визуал и прописные истины. Партитура волшебно-цифровых миров Хосоды, словно залитых сладким сиропом и пахнущих можжевеловым дымком, читает саму себя с листа четко и слажено.
Вплоть до того, что проекты постановщика недолго обвинить в «той же самости». Может показаться, что из года в год он кормит нас одним и тем же сюжетом про проблемных подростков, ищущих любви и понимания в условиях, без пяти минут фантастических. Везде у Мамору-сана присутствует провинциальный мотив, и всюду режиссер отрисовывает облака с той же маниакальностью, с какой Макото Синкай — высотки и светофоры. Уж больно любит Хосода разыгрывать тургеневских «Отцов и детей» и всегда делает своими героями школьников, что лезут в иные измерения с покерфейсом, будто для них зверолюди, путешествия во времени и виртуальные утопии — постная рутина.
Кстати, о школьниках: та самая девочка, покорившая время — 17-летняя Макото, что научилась манипулировать пространственно-временным континуумом, а точнее силуэт Макото, парящей в воздухе, является официальным логотипом студии Хосоды. Цех по производству мультяшек носит название Chizu, что переводится с японского как «карта». Вполне вероятно, что в имени своей конторы режиссер шифрует мысль, мол, аниме — отрасль совсем юная, и белых пятен на ее контурной карте тьма тьмущая. Красиво звучит, однако подобраться к тонкой красной линии смыслов, что примостились в фильмах Хосоды, таким манером не получится. На то имеется другая «карта» — биографическая.
Откатываемся на полвека назад. Простой сельский парень Мамору Хосода увлекается мультипликацией. Простой сельский парень Мамору Хосода поступает в колледж, где учится рисовать маслом. Он пытается пробиться на службу в Ghibli, но получает личный отказ от самого Миядзаки. Совсем зеленый художник приходит на работу в Toei Animation. Рука набивается, стаж копится, как вдруг с вечно пустующего почтового ящика Мамору срывается замок: внутри — письмо, в котором боссы Ghibli плачутся, что «Ходячий замок» в студийном графике висит, а режиссера у него нет. И снова отказ — раскадровки Хосоды идут вразрез с фирменным (читай, гарантирующим бокс-офис) стилем Хаяо Миядзаки, из-за чего главой проекта назначают, вот ирония, Хаяо Миядзаки.
Неудачи. Неудачи.
Мамору попадает в студию Madhouse и там снимает «Девочку, покорившую время» — историю о том, насколько опрометчиво поворачивать время вспять из-за заваленной контрольной. Мамору играет свадьбу, и превращает головоломки личной жизни в сценарий «колхозной Матрицы» под названием «Летние войны». Неудачные попытки зачатия ребенка грузят голову, в которой крутится концепт «Волчьих детей Амэ и Юки» — драмы о матери-одиночке, что воспитывает двух бесноватых вервольфов. Уже удачная попытка зачатия дарит Хосоде детишек, и это событие запускает валидацию не только родительских, но и режиссерских навыков Мамору-сана. Путь из холостяка в отцы равнозначен дороге от аниме про беспечных тинейджеров до аниме про беспечных тинейджеров, которым эта беспечность уже костью в горле стоит.
В следующем своем проекте, «Ученике чудовища», аниматор продолжает обводить неприятные и непринятые, наиболее спорные аспекты собственной семейной хроники контуром цвета киновари. А еще «Ученик чудовища» — это штамп: меткий и образный, не сырой, не патетический, но все-таки штамп. Кимоно, катаны и выправка — от «Семи самураев» Куросавы. Испытания юности — от «Родиться-то я родился…» Ясудзиро Одзу. Радость «первых разов» — от его же «Поздней весны». От писателя Германа Мелвилла — «Моби Дик»: и в качестве книги, которую почитывает главный герой «Ученика», и как повод проставить знак равенства между мстительной одиссеей капитана Ахава и самым обычным подростковым самодурством. В прочтении Хосоды белый кит, что отнял ногу бывалому моряку, является не зверем, обитающим на дне океана, а метафорой злобы, которая закрадывается в сердца обиженных и слабых.
Кстати, героя фильма, который все описанное выше примеряет на себя, зовут Рен, но друзья называют его Девятенышем. Таким именем 9-летнего сиротку наградил воитель Медвежут — гость из мира монстров, нагрянувший в человеческий мир с целью найти какого-нибудь беспризорника и взять к себе в подмастерья. Рен — ребенок, отдаленный от отца и лишенный матери, а потому предпочитающий слинять от органов опеки под крылышко Медвежуту — лохматой горе мышц, что умеет заздравно махать мечом. Не чуткому папе, а типичному такому батяне-комбату, которого Хосода списал с собственного «старика» — работника железной дороги, который редко играл с детьми, но каждое изрекаемое слово ратифицировал как неоспоримую житейскую мудрость.
Во вселенной, придуманной Хосодой, переулки токийского района Сибуя укрывают от глаз случайных прохожих врата в царство чудовищ (в японской звуковой дорожке их называют фольклорным словом «бакэмоно» — «то, что меняется»). Застрявшее в феодальной летаргии место, где монстры изолировались от людей, чьи души источают жестокость. Ведь когда дело доходит до разрешения спорных ситуаций, у нас, у человеков, в ходу идут и щелбаны, и клевета, и кое что потяжелее. А у них, у чудищ, даже шуточный кулачный бой без веской на то причины развязывать не положено. Нелюди презирают кровопускание, им не все божья роса — каждый второй ходит по улице с катаной, вот только доставать клинок из ножен категорически запрещено. Неудивительно, что здешняя гонка за власть, в которой между прочим участвует Медвежут, требует от участников в первую очередь проявления благоразумия и лидерских качеств. Правда, вместо дебатов кандидатам все равно приходится биться на арене на потеху публике, но это прежде всего ритуал, летального исхода он не предполагает.
Теснейшим образом переплетаются между собой две истории о достигаторстве: ученика Девятеныша (который пробудет на попечительстве у антропоморфного зверя аж до 17-летия) и учителя Медвежута. Первый подбирает отмычку к собственным мозгам, чтобы стать сильнее, а второй преподает боевые искусства из прагматичных целей, ведь наличие воспитанников — лишняя галочка в перечне требований к желающему взойти на трон. Дело движется, но не без трудностей: достигший половозрелости Рен начнет сбегать в мир людей (удобно все-таки иметь этакое «двойное гражданство»), где есть умные книги, университеты и красивые девушки, а Медвежуту с годами будет все сложнее и сложнее отвыкать от того, что Девятеныш более не является бедной сироткой, о которой надобно слово замолвить. Смена выросла с кременным лбом, сточенными зубами, сбитыми в кровь кулаками и желанием иметь больше, чем есть на данный момент, и чувствовать шире, чем позволяет компания двухметрового раздолбая с медвежьей мордой.
В следующем своем проекте, «Ученике чудовища», аниматор продолжает обводить неприятные и непринятые, наиболее спорные аспекты собственной семейной хроники контуром цвета киновари. А еще «Ученик чудовища» — это штамп: меткий и образный, не сырой, не патетический, но все-таки штамп. Кимоно, катаны и выправка — от «Семи самураев» Куросавы. Испытания юности — от «Родиться-то я родился…» Ясудзиро Одзу. Радость «первых разов» — от его же «Поздней весны». От писателя Германа Мелвилла — «Моби Дик»: и в качестве книги, которую почитывает главный герой «Ученика», и как повод проставить знак равенства между мстительной одиссеей капитана Ахава и самым обычным подростковым самодурством. В прочтении Хосоды белый кит, что отнял ногу бывалому моряку, является не зверем, обитающим на дне океана, а метафорой злобы, которая закрадывается в сердца обиженных и слабых.
Кстати, героя фильма, который все описанное выше примеряет на себя, зовут Рен, но друзья называют его Девятенышем. Таким именем 9-летнего сиротку наградил воитель Медвежут — гость из мира монстров, нагрянувший в человеческий мир с целью найти какого-нибудь беспризорника и взять к себе в подмастерья. Рен — ребенок, отдаленный от отца и лишенный матери, а потому предпочитающий слинять от органов опеки под крылышко Медвежуту — лохматой горе мышц, что умеет заздравно махать мечом. Не чуткому папе, а типичному такому батяне-комбату, которого Хосода списал с собственного «старика» — работника железной дороги, который редко играл с детьми, но каждое изрекаемое слово ратифицировал как неоспоримую житейскую мудрость.
Во вселенной, придуманной Хосодой, переулки токийского района Сибуя укрывают от глаз случайных прохожих врата в царство чудовищ (в японской звуковой дорожке их называют фольклорным словом «бакэмоно» — «то, что меняется»). Застрявшее в феодальной летаргии место, где монстры изолировались от людей, чьи души источают жестокость. Ведь когда дело доходит до разрешения спорных ситуаций, у нас, у человеков, в ходу идут и щелбаны, и клевета, и кое что потяжелее. А у них, у чудищ, даже шуточный кулачный бой без веской на то причины развязывать не положено. Нелюди презирают кровопускание, им не все божья роса — каждый второй ходит по улице с катаной, вот только доставать клинок из ножен категорически запрещено. Неудивительно, что здешняя гонка за власть, в которой между прочим участвует Медвежут, требует от участников в первую очередь проявления благоразумия и лидерских качеств. Правда, вместо дебатов кандидатам все равно приходится биться на арене на потеху публике, но это прежде всего ритуал, летального исхода он не предполагает.
Теснейшим образом переплетаются между собой две истории о достигаторстве: ученика Девятеныша (который пробудет на попечительстве у антропоморфного зверя аж до 17-летия) и учителя Медвежута. Первый подбирает отмычку к собственным мозгам, чтобы стать сильнее, а второй преподает боевые искусства из прагматичных целей, ведь наличие воспитанников — лишняя галочка в перечне требований к желающему взойти на трон. Дело движется, но не без трудностей: достигший половозрелости Рен начнет сбегать в мир людей (удобно все-таки иметь этакое «двойное гражданство»), где есть умные книги, университеты и красивые девушки, а Медвежуту с годами будет все сложнее и сложнее отвыкать от того, что Девятеныш более не является бедной сироткой, о которой надобно слово замолвить. Смена выросла с кременным лбом, сточенными зубами, сбитыми в кровь кулаками и желанием иметь больше, чем есть на данный момент, и чувствовать шире, чем позволяет компания двухметрового раздолбая с медвежьей мордой.
Хосода жертвует эволюцией стиля ради эволюции драматургии (качество и техничность рисунка в «Ученике чудовища» от прочих работ режиссера далеко не отошли). Это первая работа аниматора, сценарий для которой он писал не в соавторстве и не по мотивам чужой книжки. Более того, Мамору-сан, уже родитель и кормилец, раздвигает одобренные общественной мыслью границы института семьи. Отношения Рена и Медвежута из взаимовыгодных перерастают в родственные, от иждивения и собственничества герои переходят к взаимодоверию и взаимоуважению. Девятеныш, хоть в нем и бурлит юношеский бунт, форматирует разум и осознает, что хороший отец — это наставник, опора, и биологическое родство в этом деле не играет значительной роли. Медвежут же не только вылечивает глухоту к чужим страданиям, но и понимает, что хороший ментор, обучая другого, сам в обязательном порядке постигает что-то новое.
Семья происходит не из кровного родства, а из любви. В «Ученике чудовища» Хосода не только утверждает этот вывод для самого себя — отца и мужа, но и для нас — зрителей, в последнее время привыкших смаковать цинизм и пропускать мимо ушей истории, обделенные двойными коннотациями или новаторской придурью. Недопущение культивации зла, будь оно персональным или глобальным — главная цель искусства, которую Мамору-сан достигает пускай не самым изящным, но действенным, в чем-то даже банальным методом — допуская, что капитан Ахав может отказаться от страшной мести белому киту. Может поставить промысел выше насилия ради насилия, а себя — вровень с бедной сироткой, что пока не может за себя и слова замолвить, но очень хочет этому научиться.
Семья происходит не из кровного родства, а из любви. В «Ученике чудовища» Хосода не только утверждает этот вывод для самого себя — отца и мужа, но и для нас — зрителей, в последнее время привыкших смаковать цинизм и пропускать мимо ушей истории, обделенные двойными коннотациями или новаторской придурью. Недопущение культивации зла, будь оно персональным или глобальным — главная цель искусства, которую Мамору-сан достигает пускай не самым изящным, но действенным, в чем-то даже банальным методом — допуская, что капитан Ахав может отказаться от страшной мести белому киту. Может поставить промысел выше насилия ради насилия, а себя — вровень с бедной сироткой, что пока не может за себя и слова замолвить, но очень хочет этому научиться.
Понравился материал?
ПОДЕЛИТЬСЯ ТЕКСТОМ
Поддержать «Кинотексты»
Любое Ваше пожертвование поможет развитию нашего независимого журнала.
